демократические законы, чем в каком-либо другом германском государстве. Кильское собрание — единственное из всех немецких собраний, основанное не только на всеобщем избирательном праве, но и на прямых выборах. Предложенный ему правительством проект конституции — самый демократический из всех, составленных когда-либо на немецком языке. Шлезвиг-Гольштейн, до сих пор в политическом отношении тащившийся в хвосте у Германии, благодаря революционной войне сразу получил более прогрессивные учреждения, чем вся остальная Германия.
Война, которую мы ведем в Шлезвиг-Гольштейне, является, следовательно, подлинно революционной войной.
А кто стоял с самого начала на стороне Дании? Три самые контрреволюционные державы Европы: Россия, Англия и прусское правительство. Пока возможно было, прусское правительство вело лишь мнимую войну: достаточно вспомнить ноту Вильденбруха[233], готовность, с которой прусское правительство, по представлению Англии и России, отдало приказ об отступлении из Ютландии, и, наконец, двукратное перемирие! Пруссия, Англия и Россия — вот три державы, которым больше всего приходится опасаться германской революции и се ближайшего результата — единства Германии: Пруссии — ибо благодаря этому она перестанет существовать, Англии — ибо она тем самым лишится возможности эксплуатировать германский рынок, России — ибо благодаря этому демократия продвинется не только до Вислы, но даже до Двины и Днепра. Пруссия, Англия и Россия составили заговор против Шлезвиг-Гольштейна, против Германии и против революции.
Война, которая, быть может, будет вызвана теперь решениями во Франкфурте, была бы войной Германии против Пруссии, Англии и России. И именно такая война нужна засыпающему германскому движению — война против трех контрреволюционных великих держав, война, которая действительно растворит Пруссию в Германии, сделает безусловно необходимым союз с Польшей, немедленно приведет к освобождению Италии, — война, которая будет направлена как раз против старых контрреволюционных союзников Германии в 1792–1815 гг., война, которая ввергнет «отечество в опасность» и именно тем спасет его, так как она поставит победу Германии в зависимость от победы демократии.
Пусть буржуа и юнкеры во Франкфурте не питают на этот счет никаких иллюзий: если они решат отвергнуть перемирие, они предрешат свое собственное падение совершенно так же, как во времена первой революции жирондисты, участвовавшие в событиях 10 августа и голосовавшие за казнь бывшего короля, тем самым подготовили свое собственное падение 31 мая. Если, напротив, они примут предложенное перемирие, то они также предрешат свое собственное падение: они отдадут себя под власть Пруссии, и на этом их роль будет сыграна. Пусть они сделают выбор.
Вероятно, известие о падении Ганземана прибыло во Франкфурт еще до голосования. Возможно, что оно существенно повлияет на исход голосования, особенно потому, что ожидаемое министерство Вальдека и Родбертуса, как известно, признает суверенитет Национального собрания.
Поживем — увидим! Но повторяем: честь Германии находится в плохих руках!
Написано Ф. Энгельсом 9 сентября 1848 г.
Печатается по тексту газеты
Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 99, 10 сентября 1848 г.
Перевод с немецкого
КРИЗИС И КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ[234]
I
Кёльн, 11 сентября. Прочтите наши берлинские корреспонденции, помещаемые ниже, и скажите, не предсказали ли мы совершенно точно развитие министерского кризиса. Старые министры уходят в отставку; план министерства, состоящий в том, чтобы продержаться путем роспуска согласительного собрания, при помощи законов о военном положении и пушек, видимо, не встретил одобрения у камарильи. Укермаркское юнкерство жаждет конфликта с народом, повторения парижских июньских сцен на улицах Берлина. Но оно никогда не будет бороться за министерство Ганземана — оно будет бороться за министерство принца Прусского. Будут призваны к власти Радовиц, Финке и тому подобные надежные люди, чуждые Берлинскому собранию, которых ничто не связывает по отношению к нему. Сливки прусского и вестфальского дворянства, объединенные для виду с некоторыми достопочтенными буржуа из числа крайних правых, с каким-нибудь Беккератом и компанией, которым поручат прозаические торговые дела государства, — таково министерство принца Прусского, которым нас собираются осчастливить. А между тем распространяют сотни слухов, говорят о том, что, может быть, призовут Вальдека или Родбертуса, вводят в заблуждение общественное мнение и одновременно ведут военные приготовления, чтобы выступить открыто, когда настанет время.
Мы идем навстречу решительной борьбе. Одновременный кризис во Франкфурте и Берлине, последние постановления обоих собраний заставляют контрреволюцию дать решающий бой. Если в Берлине осмелятся попрать конституционный принцип господства большинства, если против 219 голосов большинства будет выставлено двойное количество пушек, если не только в Берлине, но и во Франкфурте осмелятся глумиться над большинством, составив министерство, неприемлемое для обоих собраний, — если, таким образом, спровоцируют гражданскую войну между Пруссией и Германией, то демократы знают, что им нужно будет делать.
II
Кёльн, 12 сентября. В то время как известие о новом имперском министерстве, которое мы вчера опубликовали, подтверждается также с других сторон, и мы, возможно, уже сегодня днем получим сообщение о его окончательном сформировании, в Берлине министерский кризис продолжается. Кризис может быть разрешен только двумя путями:
Либо министерство Вальдека, признание авторитета германского Национального собрания, признание народного суверенитета;
Либо министерство Радовица — Финке, роспуск Берлинского собрания, уничтожение завоеваний революции, мнимый конституционализм или даже — Соединенный ландтаг.
Скажем прямо: конфликт, вспыхнувший в Берлине, — это конфликт не между соглашателями и министрами, а между Собранием, впервые выступающим в качестве учредительного, и короной.
Все зависит от того, хватит ли смелости распустить Собрание или нет.
Но имеет ли корона право распустить Собрание?
В конституционных государствах корона, несомненно, имеет право в случае конфликта распускать законодательные палаты, созванные на основе конституции, и путем новых выборов апеллировать к народу.
Является ли Берлинское собрание конституционной, законодательной палатой?
Нет. Оно созвано для «соглашения с короной о конституции прусского государства» — не на основе конституции, а на основе революции. Свои полномочия оно получило отнюдь не от короны или ответственных перед нею министров, а только от своих избирателей и от себя самого. Собрание было суверенно как законное выражение революции, и полномочия, изготовленные для него г-ном Кампгаузеном совместно с Соединенным ландтагом в виде избирательного закона 8 апреля, представляли собой всего лишь благое пожелание, судьбу которого должно было решить Собрание.
Вначале Собрание более или менее признавало теорию соглашения. Оно убедилось, как было обмануто при этом министрами и камарильей. Наконец, оно совершило суверенный акт, выступив на миг в
