эти деньги, стало быть, обманывают вдвойне: и частных лиц и государство. Это-де в особенности относится к ипотечным банкам.
Все это — такие открытия, которые можно найти в самых плохоньких катехизисах политической экономии.
Надо различать следующее. Ясно, что, увеличивая произвольно количество денег — бумажных или металлических, мы не увеличиваем производства, следовательно, действительного богатства. Так же точно, удваивая в карточной игре число фишек, мы не удваиваем этим числа взяток.
С другой стороны, столь же ясно, что если недостаток фишек, средств обмена, денег мешает развитию производства, то всякое увеличение средств обмена, всякое уменьшение трудности в приобретении средств обмена, означает вместе с тем и увеличение производства. Этой потребности производства обязаны своим происхождением векселя, банки и т. д. В таком же смысле и ипотечные банки могут способствовать подъему сельского хозяйства.
Но г-н Тьер борется вовсе не за металлические деньги против бумажных. Он сам слишком много играл на бирже, чтобы находиться в плену старых меркантилистских предрассудков. В действительности он борется против того, чтобы кредит регулировался обществом в лице государства вместо регулирования его монополией. Первым шагом к регулированию кредита в общих интересах общества являлось именно предложение Тюрка о всеобщем ипотечном банке, бумаги которого имели бы принудительный курс, — как бы мало ни значило это предложение, если его взять само по себе.
Написано К. Марксом 13 октября 1848 г.
Печатается по тексту газеты
Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 116, 14 октября 1848 г.
Перевод с немецкого
«FRANKFURTER OBERPOSTAMTS-ZEITUNG» И ВЕНСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
Кёльн, 18 октября.
«Германия находится во власти странного рока. Когда, казалось бы, настал момент, позволяющий приступить к восстановлению общего отечества, и благодарный взор в ответ на это обращается к небу, тогда грозовые тучи, которые все еще висят над Европой, разражаются новыми мощными громовыми ударами и заставляют дрожать руки людей, посвятивших себя делу разработки германской конституции. Такой громовой удар мы снова только что пережили в Вене!»
Так жалуется «Moniteur» имперского регентства — «Frankfurter Oberpostamts-Zeitung». Эта достойная газета, последний редактор которой{159} красовался в списке платных креатур Гизо, на миг приняла свое положение au serieux{160}. Центральная власть с ее парламентским обрамлением, франкфуртским собором, представилась ей действительно серьезной властью. Вместо того чтобы непосредственно отдавать подданным свои контрреволюционные приказы, тридцать восемь немецких правительств заставили центральную власть во Франкфурте повелевать им выполнять их же собственные решения. Все шло наилучшим образом, как во время майнцкой следственной комиссии [Immediat-Kommission][260]. Центральная власть могла воображать, что она действительно является властью, а ее «Moniteur» мог воображать, что он действительно «Moniteur». «Возблагодарите все господа, воздев руки к небу», — пел он.
И вот мы «переживаем» громовой удар из Вены. «Руки» наших Ликургов «дрожат», несмотря на армию остроконечных шлемов, представляющих собой такое же множество громоотводов революции; несмотря на декреты, по которым критика черно-красно-золотых личностей и их gesta{161} подлежит наказанию как уголовное преступление[261]; несмотря на энергичные фразы таких гигантских фигур, как Шмерлинг, Моль и Гагерн. Снова раздается рычание революционного чудовища — и во Франкфурте «дрожат». «Frankfurter Oberpostamts-Zeitung» в испуге вынуждена прервать свою благодарственную молитву. — Трагически негодует она на железный рок.
В Париже главенствует партия Тьера; в Берлине — министерство Пфуля с Врангелями во всех провинциях; во Франкфурте — центральная жандармерия; во всей Германии — более или менее скрытое осадное положение; в Италии водворен мир милосердным Фердинандом и Радецким; Елачич, командующий войсками в Венгрии, после истребления мадьяр провозглашает в Вене совместно с Виндишгрецем «хорватскую свободу и порядок»; в Бухаресте революция потоплена в крови; дунайские княжества осчастливлены благодеяниями русского режима; в Англии все вожди чартистов арестованы и сосланы; Ирландия слишком истощена голодом, чтобы подняться. Иль этого мало тебе?[262]
Венская революция еще не победила. Но ее первой зарницы было достаточно, чтобы осветить перед Европой все позиции контрреволюции и, таким образом, сделать неотвратимой всеобщую борьбу не на жизнь, а насмерть.
Контрреволюция еще не уничтожена, но она сделала себя посмешищем. Вместе с героем Елачичем все ее герои превратились в комические фигуры, а в прокламации Фуада-эффенди после кровавой бани в Бухаресте[263] дана уничтожающая пародия на все прокламации друзей «конституционной свободы и порядка» — от прокламаций рейхстага до самых ничтожных обращений нытиков.
Завтра мы подробнее остановимся на положении, создавшемся непосредственно в Вене, и на положении в Австрии вообще.
Написано К. Марксом 18 октября 1848 г.
Печатается по тексту газеты
Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 120, 19 октября 1848 г.
Перевод с немецкого
ОТВЕТ ПРУССКОГО КОРОЛЯ ДЕПУТАЦИИ НАЦИОНАЛЬНОГО СОБРАНИЯ
Кёльн, 18 октября. Король, во всяком случае, последователен. Его величество никогда себе не противоречит. Он сказал по случаю годовщины закладки Кёльнского собора депутации франкфуртского Национального собрания:
«Господа! Я очень хорошо понимаю значение вашего Собрания. Я очень хорошо вижу, насколько важно ваше Собрание!..» — Голос его величества стал здесь весьма серьезным и резким: «Не забывайте, однако, что в Германии существуют еще государи…» — При этом его величество положил руку на сердце и сказал с особым ударением: «… И не забывайте, что к их числу принадлежу и я».
Подобный же ответ получила и депутация Берлинского собрания, нанесшая его величеству 15 октября поздравительный визит в замке Бельвю. Король сказал:
«Мы собираемся воздвигнуть здание, которое должно просуществовать века. Но, господа, я обращаю ваше внимание на следующее. У нас еще имеется вызывающая, конечно, у многих зависть наследственная власть божьей милостью», — эти слова король произнес с сильным ударением, — «власть, обладающая еще полной мощью. Она есть тот фундамент, на котором только и может быть воздвигнуто это здание, если мы хотим, чтобы оно простояло так долго, как я сказал».
Король последователен. Он был бы всегда последователен, если бы, к сожалению, мартовские дни не поставили между его величеством и народом этот роковой клочок бумаги.
В данный момент его величество, по-видимому, снова верит, как и перед мартовскими днями, в «железную пяту» славянства. Народ в Вене окажется, быть может, тем волшебником, который превратит
