Лондон, среда, 1 декабря 1852 г.
Вы, вероятно, уже получили через европейскую печать множество отчетов о кёльнском процессе- монстр против коммунистов в Пруссии, и о его исходе. Но так как ни один из этих отчетов не дает хотя бы приблизительно верного изложения фактов и так как эти факты бросают яркий свет на политические средства, с помощью которых европейский континент держат в оковах, то я считаю необходимым вернуться к этому процессу.
Вследствие уничтожения права союзов и собраний коммунистическая, или пролетарская, партия, точно так же как и другие партии, утратила возможность создать себе на континенте легальную организацию. Кроме того, ее вожди были изгнаны из своих стран. Но ни одна политическая партия не может существовать без организации; и если у либеральной буржуазии, так же как и у демократической мелкой буржуазии, ее социальное положение, ее материальные преимущества и издавна установившиеся повседневные сношения между ее членами до известной степени могли заменить подобную организацию, то пролетариат, лишенный такого общественного положения и денежных средств, был вынужден искать эту организацию в тайных объединениях. Вот почему как во Франции, так и в Германии возникло множество тайных обществ, которые, начиная с 1849 г., полиция открывала одно за другим и преследовала как организации заговорщиков. Многие из этих обществ и в самом деле были заговорщическими организациями, действительно созданными с целью ниспровергнуть существующее правительство, — и трус тот, кто при известных обстоятельствах не стал бы организовывать заговоры, точно так же как было бы глупостью делать это при других обстоятельствах. Но кроме этого существовали и другие общества, ставившие себе более широкие и более возвышенные цели, — общества, которые знали, что свержение существующего правительства является только переходным этапом в предстоящей великой борьбе, стремились сплотить вокруг себя партию, ядро которой они составляли, и подготовить ее к последнему решительному бою, который рано или поздно должен будет навсегда уничтожить в Европе не только господство «тиранов», «деспотов» и «узурпаторов», но несравненно более могущественную и страшную власть: власть капитала над трудом.
Такой была организация передовой коммунистической партии в Германии[284]. В согласии с принципами ее «Манифеста» (опубликованного в 1848 г.) и с положениями, развитыми в напечатанной в «New-York Daily Tribune» серии статей «Революция и контрреволюция в Германии», партия эта никогда не создавала себе иллюзий, будто она может когда и как ей заблагорассудится произвести ту революцию, которая должна на практике осуществить ее идеи. Она изучала причины, которые вызвали революционные движения 1848 г., и причины, которые привели к их крушению. Считая, что общественный антагонизм классов лежит в основе всякой политической борьбы, она обратилась к исследованию тех условий, при которых один общественный класс может и должен быть призван к тому, чтобы представлять совокупность интересов нации и, следовательно, политически управлять ею. История показала коммунистической партии, каким образом вслед за земельной аристократией средних веков выросло денежное могущество первых капиталистов, которые и захватили затем бразды правления; как общественное влияние и политическое господство этой финансовой фракции капиталистов было вытеснено возросшим — с того времени, как стал применяться пар, — могуществом промышленных капиталистов и как в настоящее время притязание на господство заявляют, в свою очередь, еще два класса — класс мелких буржуа и класс промышленных рабочих. Практический революционный опыт 1848–1849 гг. подтвердил теоретические соображения, приведшие к тому выводу, что, прежде чем коммунистический рабочий класс может надеяться установить в непрерывной борьбе свою власть и уничтожить ту систему наемного рабства, которая держит его под игом буржуазии, сначала должна наступить очередь мелкобуржуазной демократии. Следовательно, тайная организация коммунистов не могла иметь непосредственной целью ниспровержение существующих правительств в Германии. Она была создана для того, чтобы ниспровергнуть не эти правительства, а то инсуррекционное правительство, которое рано или поздно должно прийти им на смену. Члены организации, каждый в отдельности, могли в свое время оказать и несомненно оказали бы активную поддержку революционному движению против status quo {существующего порядка, существующего положения. Ред.}, Но подготовка такого движения иным способом, кроме тайного распространения коммунистических идей в массах, не могла входить в задачу Союза коммунистов. Большинство членов этого общества настолько хорошо понимало эти лежавшие в его основе принципы, что, когда честолюбие и карьеризм некоторых из его членов привели к попыткам превратить Союз в заговорщическую организацию для устройства революции ex tempore {экспромтом, без всякой подготовки. Ред.}, эти члены были быстро исключены из Союза.
Никакой закон в мире не мог бы дать основание называть такого рода союз заговорщической организацией, тайным сообществом, созданным в целях государственной измены. Если это и был заговор, то заговор не против существующего правительства, а против его вероятного преемника. И прусское правительство знало это. Вот в чем причина, почему одиннадцать обвиняемых держали в одиночном заключении восемнадцать месяцев, использованных властями для самых поразительных юридических проделок. Представьте себе: после восьмимесячного пребывания под арестом заключенных задержали в тюрьме еще на несколько месяцев для продолжения следствия «за отсутствием против них улик, доказывающих какое-либо преступление»! А когда, наконец, обвиняемые предстали перед судом присяжных, им не смогли вменить в вину ни одного преднамеренного деяния, носившего характер государственной измены. Все же они были осуждены, и вы сейчас увидите, каким образом.
В мае 1851 г. был арестован один из эмиссаров Союза {Нотьюнг. Ред.}, и на основании найденных у него документов были произведены дальнейшие аресты. Один прусский полицейский чиновник, некий Штибер, немедленно получил предписание проследить разветвления мнимого заговора в Лондоне. Ему удалось добыть некоторые документы, принадлежавшие тем упомянутым выше отщепенцам, которые после исключения их из Союза действительно организовали заговор в Париже и Лондоне. Эти бумаги были добыты посредством двойного преступления. Удалось подкупить некоего Рейтера, который взломал письменный стол секретаря этого общества {О. Дица. Ред.} и украл из стола документы. Но это было еще только начало. Кража эта повела к раскрытию так называемого немецко-французского заговора в Париже и к осуждению его участников, но все же не дала ключа к большому Союзу коммунистов. Парижским заговором, кстати сказать, руководили несколько честолюбивых дураков и политических chevaliers d'industrie {проходимцев. Ред.} в Лондоне и один осужденный в прошлом за подлог субъект, действовавший в Париже в качестве полицейского шпиона {Шерваль. Ред.}. Одураченные ими простофили неистовыми декламациями и кровожадными напыщенными фразами возмещали свое крайнее политическое ничтожество.
Таким образом, прусской полиции пришлось искать новых открытий. В прусском посольстве в Лондоне она устроила настоящее отделение тайной полиции. Полицейский агент по фамилии Грейф занимался своей гнусной профессией, прикрываясь званием атташе посольства, — прием, которого, собственно, достаточно, чтобы поставить все прусские посольства вне международного права, и прибегать к которому еще не решались даже австрийцы. Под его руководством работал некий Флёри, купец из лондонского Сити, человек с некоторым состоянием и связями в довольно респектабельных кругах, одна из тех низких тварей, которые совершают гнуснейшие дела из прирожденной склонности к подлости. Другим агентом был торговый служащий по имени Гирш, который, однако, уже при его прибытии в Лондон был заподозрен в шпионаже. Он втерся в компанию нескольких немецких эмигрантов-коммунистов в Лондоне, которые, чтобы удостовериться в том, кем он был в действительности, терпели его в течение некоторого времени в своей среде. Доказательства его связи с Полицией вскоре были получены, и г-н Гирш с этого момента скрылся. Но хотя он потерял, таким образом, всякую возможность приобретать те сведения, за которые ему платили, он все-таки не остался бездеятельным. В своем уединении в Кенсингтоне, где он ни разу не встречал ни одного из вышеупомянутых коммунистов, он еженедельно фабриковал мнимые отчеты о мнимых заседаниях мнимого центрального комитета как раз той заговорщической организации, которую никак не могла выловить прусская полиция. Содержание этих отчетов было в высшей степени абсурдным.
Ни одно собственное имя не соответствовало действительности, ни одна фамилия не была написана правильно, ни одно слово, приписываемое тому или иному лицу, не было похоже на сколько-нибудь
