Собрание сочинений, том 8

Со штиберовскими присягами происходит то же самое, что с лютеровским крестьянином. Если ему помогают взобраться на лошадь с одной стороны, то он падает с нее с другой[301] .

Наконец, в заседании 3 ноября полицейский лейтенант Гольдхейм из Берлина заявляет, что полицейский лейтенант Грейф из Лондона передал Штиберу книгу протоколов в присутствии его и полицейдиректора Вермута 11 октября, следовательно, в понедельник. Таким образом, Гольдхейм обвиняет Штибера в двойной лжеприсяге.

Маркс сдал на почту письмо к Котесу, как это доказывает подлинный конверт с лондонским почтовым штемпелем, в четверг, 14 октября. Письмо, таким образом, должно было прибыть в пятницу вечером, 15 октября. Курьер, который за два дня до получения письма привез адрес Котеса и подлинную книгу протоколов, должен был, следовательно, явиться в среду, 13 октября. Но он не мог прибыть ни 17 октября, ни 10-го, ни 11-го.

Во всяком случае Грейф в качестве курьера привез Штиберу из Лондона его подлинную книгу протоколов. Что это была за книга, Штибер знал так же хорошо, как и его коллега Грейф. Поэтому он медлил представить ее суду, так как здесь речь шла уже не о показаниях, добытых за тюремными решетками Мазаса[302]. В этот момент было получено письмо Маркса. Это оказалось весьма на руку Штиберу. Котес играл лишь роль адреса, так как само письмо предназначалось не Котесу, а латинскому В, указанному на оборотной стороне вложенного в запечатанный конверт письма. Таким образом, Котес был фактически всего лишь адресом. Но предположим, что это — конспиративный адрес. Предположим далее, что это — тот конспиративный адрес, по которому Маркс переписывается с кёльнскими обвиняемыми. Предположим, наконец, что наши лондонские агенты послали с тем же самым курьером одновременно и подлинную книгу протоколов и этот конспиративный адрес, письмо же было получено через два дня после приезда курьера с адресом и книгой протоколов. Таким образом, мы одним выстрелом убиваем двух зайцев. Во-первых, мы доказываем существование тайной переписки с Марксом, во-вторых, мы доказываем достоверность подлинной книги протоколов. Достоверность подлинной книги протоколов доказана правильностью адреса, правильность адреса доказана письмом. Надежность и правдивость наших агентов доказана адресом и письмом, достоверность подлинной книги протоколов доказывается надежностью и правдивостью наших агентов. Quod erat demonstrandum {что и требовалось доказать. Ред.}. Затем последует веселая комедия с приезжим полицейским чиновником; затем таинственные аресты — публика, присяжные и сами подсудимые будут поражены словно громом.

Но почему же Штибер не заставил своего экстренного курьера прибыть 13 октября, что было бы так легко сделать? Потому что иначе он не был бы экстренным, потому что хронология, как мы видели, является слабым местом прусского полицейского советника, а заглядывать в обыкновенный календарь он считает ниже своего достоинства. Кроме того, подлинный конверт письма он сохранил у себя; кто, таким образом, мог бы распутать это дело?

Однако в своем показании Штибер заранее скомпрометировал себя тем, что умолчал об одном факте. Если бы его агенты знали адрес Котеса, то они знали бы также и того человека, который скрывался за таинственным В на оборотной стороне находящегося внутри конверта письма. Штибер был так мало посвящен в тайны латинского В, что он 17 октября приказал обыскать в тюрьме Беккера, чтобы найти у него письмо Маркса. Только из показания Котеса он узнал, что буквой В обозначался Бермбах.

Но каким образом попало письмо Маркса в руки прусского правительства? Очень просто. Прусское правительство регулярно вскрывает доверенные его почте письма, а во время кёльнского процесса оно занималось этим с особенным усердием. Ахен и Франкфурт-на-Майне многое могут об этом порассказать. Ускользнет ли от него то или иное письмо или оно попадет ему в руки — дело чистого случая.

Вместе с подлинным курьером отпала также подлинная книга протоколов. Но Штибер, конечно, об этом еще не подозревал в заседании 23 октября, когда он с торжествующим видом делился своими откровениями о содержании Нового завета, красной книги. Ближайшим результатом его показаний был вторичный арест Бермбаха, который в качестве свидетеля присутствовал на судебных заседаниях.

Почему Бермбах был арестован вторично?

Из-за найденных у него документов? Нет, поскольку после произведенного у него обыска он снова был освобожден. Он был арестован через 24 часа после ареста Котеса. Если бы, следовательно, у него имелись компрометирующие его документы, то они, безусловно, исчезли бы. Почему же был арестован свидетель Бермбах, между тем как свидетели Хенце, Хетцель, Штейнгенс, которые, как было установлено, либо знали о деятельности Союза, либо принимали в нем участие, спокойно оставались на скамье свидетелей?

Бермбах получил письмо от Маркса, содержавшее только критику обвинения и ничего больше. Штибер признал этот факт, так как письмо лежало перед присяжными. Он только следующим образом изложил этот факт в своей полицейско-гиперболической манере: «Сам Маркс оказывает из Лондона постоянное влияние на настоящий процесс». И присяжные задавали самим себе вопрос, подобный тому, который Гизо задавал своим избирателям: Estce quo vous vous sentez corrompus? {Чувствуете ли вы себя подкупленными? Ред.} Итак, почему же был арестован Бермбах? Прусское правительство с самого начала следствия стремилось в принципе систематически лишать обвиняемых средств защиты. Адвокатам, как они заявили об этом в публичном заседании, в прямом противоречии с законом было запрещено сноситься с обвиняемыми даже после вручения последним обвинительного акта. С 5 августа 1851 г. в руках у Штибера, согласно его собственному признанию, находился архив Дица. Однако архив Дица не был приобщен к обвинительному акту. Он был предан огласке только 18 октября 1852 г. в ходе публичного заседания, и притом лишь в той мере, в какой это казалось выгодным Штиберу. Нужно было огорошить, захватить врасплох присяжных, обвиняемых, публику; нужно было оставить адвокатов безоружными перед лицом полицейских сюрпризов.

А как стали усердствовать после предъявления подлинной книги протоколов! Прусское правительство страшно боялось разоблачений. Бермбах же получил от Маркса материал для защиты: нетрудно было предположить, что он мог получить разъяснения относительно книги протоколов. Его арестом было провозглашено новое преступление, состоявшее в переписке с Марксом, и было установлено, что преступление это карается тюремным заключением. Это должно было удержать каждого прусского гражданина от того, чтобы давать свой адрес. A bon entendeur demi mot {Понимающему достаточно полуслова. Ред.}. Бермбах был заключен для того, чтобы исключить материалы для защиты. И Бермбах сидит пять недель. Если бы его освободили тотчас же по окончании процесса, то прусские суды открыто признали бы свое безропотное, рабское подчинение прусской полиции. Бермбах сидел ad majorem gloriam {для вящей славы. Ред.} прусских судей.

Штибер показывает под присягой, что

«Маркс после ареста кёльнских обвиняемых снова собрал воедино обломки своей партии в Лондоне и образовал приблизительно из восемнадцати человек новый Центральный комитет» и т. д.

Эти обломки никогда не разваливались, а были настолько собраны воедино, что с сентября 1850 г. они постоянно составляли private society {частное общество, круг частных лиц. Ред.} . Одним высочайшим повелением Штибер заставляет их исчезнуть, чтобы после ареста кёльнских обвиняемых другим высочайшим повелением вновь вызвать их к жизни, и притом в виде нового Центрального комитета.

В понедельник, 25 октября, «Kolnische Zeitung» с отчетом о показаниях Штибера от 23 октября была получена в Лондоне.

«Партия Маркса» не образовывала нового Центрального комитета и не вела протоколов своих собраний. Она тотчас же сообразила, что Новый завет сфабрикован главным образом Вильгельмом Гиршем из Гамбурга.

В начале декабря 1851 г. Гирш появился в «обществе Маркса» в качестве коммунистического эмигранта. Но в это же время письма из Гамбурга разоблачили его как шпиона. Однако было решено некоторое время терпеть его в обществе, наблюдать за ним и получить доказательства его вины или невиновности. На собрании 15 января 1852 г. было зачитано письмо из Кёльна, в котором один друг Маркса сообщал об очередной отсрочке процесса и о том, как трудно даже родственникам добиться свидания с