Собрание сочинений, том 9

«1851» __ 3 548 959»»

Из этих сумм по меньшей мере две трети должны быть отнесены на долю портов Черного моря, включая Константинополь. И вся эта быстро растущая торговля зависит от того, насколько можно доверять державе, владеющей Босфором и Дарданеллами, этими ключами к Черному морю. Кто держит их в своих руках, тот может по произволу открывать и закрывать доступ к этому отдаленному уголку Средиземного моря. И если Россия когда-нибудь завладеет Константинополем, можно ли ожидать, что она станет держать открытыми те самые ворота, через которые Англия ворвалась в сферу русской торговли?

Так обстоит дело с торговым значением Турции и, в частности, Дарданелл. Ясно, что от полной свободы провоза торговых грузов через эти ворота в Черное море зависит судьба не только весьма обширной торговли, но и основных связей между Европой и Средней Азией, а следовательно, и основного средства восстановления цивилизации в этой обширной области.

Рассмотрим теперь вопрос с военной точки зрения. Торговое значение Дарданелл и Босфора делает их одновременно также первоклассными военными позициями, то есть такими позициями, которые будут иметь решающее значение в каждой войне. Аналогичными пунктами являются Гибралтар, а также Хельсингёр на Зунде. Но Дарданеллы даже важнее этих пунктов вследствие своего географического положения. Орудия Гибралтара или Хельсингёра не могут господствовать над всем пространством тех проливов, у которых они расположены, и нуждаются еще в поддержке флота для того, чтобы совершенно закрыть их. В то же время проливы Дарданеллы и Босфор так узки, что небольшое число укреплений, построенных в надлежащих местах и хорошо вооруженных, — как это немедленно же сделает Россия в случае овладения проливами, — может образовать непреодолимую преграду для соединенных флотов всего мира при попытке их пройти через проливы. Черное море стало бы в этом случае в большей степени русским озером, чем даже Ладожское озеро, которое расположено в самом сердце России. Силы сопротивления кавказцев сразу бы иссякли. Трапезунд стал бы русским портом, а Дунай — русской рекой. Кроме того, потеряв Константинополь, Турецкая империя оказалась бы разрезанной на две части: Азиатская и Европейская Турция не имели бы никакой возможности сообщаться между собой или взаимно поддерживать друг друга, и главные силы турецкой армии, отброшенные в Азию, оказались бы совершенно обезвреженными. Покорение Македонии, Фессалии, Албании не представляло бы для завоевателя никаких затруднений, так как эти области были бы обойдены и отрезаны от главных сил; им не оставалось бы ничего другого, как молить о пощаде и просить о присылке армии для поддержания внутреннего порядка.

Но можно ли предположить, что эта столь гигантская и столь разросшаяся держава могла бы остановиться на полдороге, зайдя уже так далеко в своем стремлении превратиться в мировую империю? Если бы даже она этого и пожелала, ей не позволили бы обстоятельства. В результате аннексии Турции и Греции она приобретет превосходные морские порты, между тем как греки доставят ей искусных моряков для военного флота. Приобретя Константинополь, она утвердится в преддверии Средиземного моря; овладев Дураццо и албанским побережьем от Антивари до Арты, она проникнет в самый центр Адриатики, имея в поле зрения британские Ионические острова и находясь в 36 часах плавания на пароходе от Мальты. Окружив австрийские владения с севера, востока и юга, Россия вполне сможет обращаться с Габсбургами как со своими вассалами. И еще кое-что стало бы возможным, даже вероятным. Изломанная и извилистая западная граница империи, не совпадающая с естественными рубежами, потребовала бы исправления; и при этом оказалось бы, что естественная граница России идет от Данцига или Штеттина до Триеста. И поскольку одно завоевание неизбежно влечет за собой другое, а одна аннексия — другую, завоевание Турции Россией явилось бы только прелюдией к аннексии Венгрии, Пруссии, Галиции и к окончательному созданию той славянской империи, о которой мечтали некоторые фанатичные философы панславизма.

Россия — безусловно страна, стремящаяся к завоеваниям, и она была ею в продолжение целого столетия, пока великое движение 1789 г. не породило ее грозного противника, полного могучих жизненных сил. Мы разумеем европейскую революцию, взрывчатую силу демократических идей и врожденного человеку стремления к свободе. Начиная с этого времени на европейском континенте существуют фактически только две силы: с одной стороны Россия и абсолютизм, с другой — революция и демократия. Теперь революция кажется подавленной, но она живет, и ее боятся так же сильно, как боялись всегда. На это указывает ужас, охвативший реакцию при известии о последнем восстании в Милане[23]. Но если Россия овладеет Турцией, ее силы увеличатся почти вдвое, и она окажется сильнее всей остальной Европы, вместе взятой. Такой оборот событий был бы неописуемым несчастьем для дела революции. Сохранение турецкой независимости или пресечение аннексионистских планов России, в случае возможного распада Оттоманской империи, являются делом величайшей важности. В данном случае интересы революционной демократии и Англии идут рука об руку. Ни та, ни другая не могут позволить царю сделать Константинополь одной из своих столиц, и если дело дойдет до крайности, то мы увидим, что обе эти силы окажут царю одинаково решительное противодействие.

Написано Ф. Энгельсом между 23 и 28 марта 1853 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 3740, 12 апреля 1853 г. в качестве передовой

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

К. МАРКС ЛОНДОНСКАЯ ПРЕССА. — ПОЛИТИКА НАПОЛЕОНА В ТУРЕЦКОМ ВОПРОСЕ[24]

Лондон, 25 марта 1853 г.

Вплоть до сегодняшнего утра не поступало никаких новых достоверных известий из Турции. Парижский корреспондент газеты «Morning Herald»[25] сообщает в сегодняшнем номере, что из авторитетных источников ему стало известно о вступлении русских в Бухарест. В газете «Courrier de Marseille» от 20 сего месяца мы читаем:

«Мы можем довести до сведения наших читателей содержание ноты, врученной Высокой Порте г-ном Озеровым сразу же после отъезда графа Лейнингена и до грубой выходки князя Меншикова на заседании Дивана. Главные пункты, которые затрагивает эта дипломатическая нота, сводятся к следующему: граф Нессельроде самым энергичным образом заявляет свою претензию Порте по поводу того, что она, невзирая на свои официальные обещания не нападать на черногорцев, повела против этого народа кровопролитную войну, вызвав этим величайшее недовольство петербургского кабинета. А посему для того, чтобы обеспечить черногорцам надлежащую защиту и предохранить их от новых бедствий, Россия намерена предложить Порте признать независимость Черногории. Нота содержит также протест против блокады албанского побережья и заканчивается требованием к султану уволить в отставку тех министров, действия которых всегда вызывали недоразумения между двумя правительствами. Говорят, что Турция, получив эту ноту, согласилась уступить, хотя и с сожалением, лишь в одном вопросе, касающемся отставки министров, в частности, отставки зятя султана Фуад-эфенди, который в настоящее время уже заменен Рифаат-пашой, сторонником России. Порта, однако, отказалась признать независимость Черногории. Тогда князь Меншиков, не отдав предварительно обычной дани вежливости министру иностранных дел, лично предстал перед Диваном, в нарушение всех дипломатических норм, и в резкой форме потребовал от него принятия предъявленных им требований Это требование привело к тому, что Порта обратилась за покровительством к Англии и Франции».

В Древней Греции об ораторе, молчание которого оплачивалось, говорилось, что у него «бык на языке». Следует заметить, что этим быком была серебряная монета египетского происхождения[26]. О газете «Times»[27] мы могли бы также сказать, что в течение всего периода, когда вновь возродился восточный вопрос, у нее на языке был бык, — если не на том основании, что она хранила молчание, то по крайней мере на основании того, что она писала. Вначале эта изобретательная газета защищала австрийское вмешательство в дела Черногории под тем предлогом. что вопрос касается христианства. Но позднее, когда вмешалась Россия, газета отбросила этот аргумент и стала уверять, что все