сдает экзамен и должен доказать перед всей армией, насколько он запомнил и уложил в голове все правила и предписания регулярной осады и все положения вобановской «Осады крепостей»[236]. Он не считает, что вся армия собралась на месте ради одних инженеров, которых она должна охранять, пока они демонстрируют свои фокусы. Полковник Джонс прежде всего воин, а потом уж инженер. Он хорошо знает английского солдата и знает, на что он способен. И быстрое, решительное и без лишнего шума взятие Бомарсунда в срок, вдвое короче положенного, так напоминает бреширование и штурм испанских крепостей, что руководить им не мог никто, кроме старика Джонса. Французы — те никогда не могли бы додуматься до такого способа взятия крепости. Он противоречит всему их складу, он слишком прямолинеен, в нем слишком отсутствуют вежливость и хорошие манеры. Но они не могли оспаривать авторитет человека, который пятьдесят лет назад испытал на них самих свой неправильный способ взятия крепостей и убедился, что этот способ неизменно достигает цели. А когда дело дошло до штурма, они в своей решимости, по-видимому, не уступали англичанам.
Любопытно, что русские, которые так гордились своими способностями к штурмам, от Перекопа и Очакова до Варшавы и Быстрицы, — получали отпор при всех своих попытках взять штурмом полевые укрепления, а в боях за Силистрию не смогли даже взять полевое укрепление правильной осадой и были вынуждены отойти, хотя турецкий гарнизон крепости не получил никакой поддержки; с другой же стороны, в самом начале нынешней войны турки взяли штурмом долговременное укрепление русских — форт св. Николая, а знаменитая крепость Бомарсунд была взята, едва удостоившись такой чести, как открытая траншея. Следует еще отметить, что, судя по всему, в этой победе флот не сыграл сколько-нибудь важной роли. По-видимому, корабли, как и всегда, стремились держаться подальше от казематированных батарей.
Однако характер этого успеха союзников таков, что они, по всей вероятности, больше ничего не предпримут в течение предстоящей осени. Во всяком случае части, предназначенные для большой экспедиции в Севастополь, еще не отплыли, и уже объявлена отсрочка еще на несколько недель. А там будет уже слишком поздно, и таким образом зимний отдых и передышка, столь необходимые после всех лишений, перенесенных в лагере у Варны, будут обеспечены бравым солдатам союзной армии.
Ф. ЭНГЕЛЬС
ВЗЯТИЕ БОМАРСУНДА
Появившиеся в печати подробности о взятии Бомарсунда все еще носят туманный и неделовой характер. Мы фактически так и не знаем, на каком расстоянии от фортов были расположены брешь-батареи и где стояли на якоре корабли во время атаки с моря. Вопреки ожиданиям, мы не узнали ничего нового о конструкции фортов, даже после того, как ими овладели войска союзников. Почти все важные вопросы обходятся молчанием, а публику развлекают скорее живописными, чем техническими деталями. Даже официальные сообщения состряпаны столь небрежно, что нет возможности толком разобрать, пришлось ли или нет штурмовать взятый французами форт Изее (по местному написанию), в котором никто, кроме начальника, по-видимому, не оказывал сопротивления.
Те ограниченные сведения, которые нам удалось добыть, заключаются в том, что, как мы и предполагали, судя по схемам, обе башни были воздвигнуты на столь пересеченной местности, что овраги, склоны и скалы образовали естественны» апроши, подводившие почти до самых их рвов. Союзники могли с удобством расположиться в этих оврагах, не опасаясь русской картечи, которая пролетала над их головами; и получив, таким образом, возможность соорудить свои батареи у самой цели, они с первого дня осады применили тот тип батарей, который обычно в таких случаях используется в последнюю очередь, а именно — брешь-батареи. Судя по тому обстоятельству, что русские построили свои укрепления на такой местности и не выровняли се по крайней мере на 600–800 ярдов перед этими укреплениями, они не учитывали возможности серьезного нападения с суши. Брешь-батареи, по-видимому, были установлены не более, чем в 500–600 ярдах от фортов, потому что французы стреляли из 16-фунтовых пушек, которые вообще считаются недостаточно тяжелыми для пробития бреши в стене даже с расстояния в 100–150 ярдов. Между тем, в результате тридцатишестичасового обстрела башне были нанесены такие повреждения, что еще через двенадцать часов был бы разрушен целый фронт. Англичане обстреливали форт Нотич из шестидесяти 32- фунтовых пушек, весивших 45 английских центнеров каждая.
Эти орудия, согласно «Морской артиллерии» сэра Говарда Дугласа [237], используются с уставным зарядом в семь фунтов пороха, и выпущенное из них ядро с расстояния в 400–500 ярдов проникает в массивный дуб на два — два с половиной фута. Ядра французских 16-фунтовых пушек при пятифунтовых зарядах с расстояния в 400–500 ярдов проникают в сооружения из дуба на полтора — два фута. Если англичане, как можно, предположить, увеличили заряд по меньшей мере до восьми фунтов, то неудивительно, что, имея вдвое больше орудий и притом двойного калибра, они меньше чем за двенадцать часов открыли одну сторону укрепления.
Что касается нападения с моря, то оно было не более как диверсией. Один только капитан Пелхем воспользовался случаем, чтобы произвести научный эксперимент. Он стрелял из своего длинного восьмидюймового основного орудия со всем упорством и равномерностью, присущими огню на пробитие бреши, стремясь по возможности попадать все время в одну и ту же точку. Эти длинные восьмидюймовые орудия — лучшие, какие есть в английском военном флоте. Их большой вес (95 английских центнеров) допускает 16-фунтовый пороховой заряд при сплошном ядре весом в 68 фунтов. Действие такого выстрела, даже с расстояния в 500–600 ярдов, несравненно более разрушительно, чем действие 18- или 24-фунтовых ядер, которые до сих пор обычно применялись на брешь-батареях; и при умелом применении такой огонь неизбежно дает огромный эффект. И упорный огонь капитана Пелхема очень скоро раскрыл секрет русских гранитных крепостей. Нескольких выстрелов было достаточно, чтобы отделить от стены то, что ранее выглядело как монолитная гранитная глыба, но на деле оказалось лишь облицовочной плитой, толщина которой отнюдь не соответствовала ее высоте и ширине. Еще несколько выстрелов — и отвалились соседние плиты, и тут со стен с грохотом посыпалась лавина мусора, обнажившая самое сердце крепости. Стало ясно, что «гранит» был лишь видимостью; что лишь только сравнительно тонкие плиты, которыми был облицован эскарп, были сбиты снарядами, за ними не оказалось никакой прочной каменной кладки, которая могла бы преградить путь снарядам. Фактически стены представляли собой попросту обшивку, промежутки которой были заполнены битым камнем, песком и прочими материалами, не обладающими ни прочностью, ни силой сцепления. Если так была сложена основная крепость, то, без сомнения, кладка башен была не лучшего качества, и быстрота, с которой в них были пробиты бреши, становится вполне понятной. И эти стены, обладавшие столь малой сопротивляемостью, своим внушительным видом почти четыре месяца держали в страхе весь англо-французский флот! Впрочем, разочарование сэра Чарлза Нейпира, когда он увидел, из чего в действительности были построены эти укрепления, едва ли может сравниться с разочарованием, которое испытал царь, узнав, из чего состоит «гранит», за который он заплатил так много денег. В атаке с суши заслуживает внимания еще одно обстоятельство. Мы уже говорили о пересеченной местности, окружавшей укрепления на расстоянии не только артиллерийского, но даже и ружейного огня. Этим воспользовались стрелки Венсенского полка, которые, укрываясь за пнями, валунами, скалами и т. д., подползли очень близко и открыли сильнейший огонь по амбразурам казематов. С расстояния в 400–500 ярдов их винтовки били без промаха; к тому же, раз уж попав в амбразуру, как в туннель, каждая пуля, направляемая покатыми стенами, достигает центрального отверстия, расположенного в самой глубине; поэтому легко себе представить, как это беспокоило прислугу, занятую зарядкой крепостных орудий.
