по-видимому, заставило приковать 2-й корпус к Мантуе. Дело в том, что два других корпуса, 11-й и 10-й, были выделены для обхода правого фланга союзников у Азолы, города на Кьезе, приблизительно в шести милях к юго-западу от Кастель-Гоффредо, т. е. настолько далеко от поля сражения, что при любых условиях они должны были достигнуть его слишком поздно. Весьма вероятно, что 2-й корпус был предназначен для прикрытия, на случай прибытия принца Наполеона, флангов и тыла совершающих обход войск и предотвращения обхода самих этих войск. Весь этот план до такой степени основан на идеях старой австрийской школы, он до того сложен, кажется до того смешным в глазах любого человека, привыкшего изучать планы сражений, что с австрийского штаба нужно, конечно, снять всякую ответственность за его составление. Никто, кроме Франца-Иосифа и его адъютанта графа Грюнне, не мог придумать подобный анахронизм. Таким образом, три корпуса были благополучно поставлены в безопасное место. Остальными семью корпусами распоряжались следующим образом: один, 8-й (Бенедека), должен был удерживать на высотах между Поциоленго и озером Гарда позицию, центром и ключом к которой был Сан-Мартино; 5-й корпус (Стадиона) занимал Сольферино; 7-й (Цобеля) — Сан-Кассиано; 1-й (Клам-Галласа) — Кавриано. К югу, на равнине, 3-й корпус (Шварценберга) наступал по большой дороге от Гойто на Кастильоне через Гуидиццоло, а 9-й (Шафготша) — южнее к Медоле. Этот фланг был выдвинут вперед, чтобы оттеснить назад правый фланг союзников и оказать поддержку 10-му и 11-му корпусам, когда последние, если это вообще должно было случиться, прибыли бы на поле сражения.
Таким образом, шесть фактически введенных в бой корпусов, по существу составлявшие австрийские боевые силы, были растянуты на линии длиной в 12 миль, т. е. ширина фронта каждого корпуса составляла в среднем 2 мили, или 3540 ярдов. При такой растянутости позиция не могла иметь достаточной глубины. Однако это был не единственный серьезный ее недостаток. 3-й и 9-й корпуса наступали от Гойто, и их путь отхода также вел к этому месту; путь отхода ближайших к ним 1-го и 7-го корпусов шел к Валеджо. Взглянув на карту, мы увидим, что это делает отход эксцентричным, — обстоятельство, которому, без сомнения, приходится главным образом приписывать ничтожный результат действий этих двух корпусов на равнине.
Эта порочная диспозиция, разработанная для 24 бригад, — а если предположить, что корпус Бенедека был усилен некоторым количеством войск из гарнизона Пескьеры, то и для 25 или 26 австрийских бригад, — стала еще более порочной из-за медлительности, с которой осуществлялось продвижение вперед. Быстрый марш австрийской армии 23 июня, когда она снова перешла Минчо, к полудню привел бы сосредоточенную австрийскую армию в соприкосновение с выдвинутыми вперед позициями союзников у Дезенцано, Лонато и Кастильоне и позволил бы ей к ночи оттеснить их к реке Кьезе, т. е. австрийцы добились бы успеха еще до начала сражения. Но в действительности самым дальним пунктом, достигнутым на возвышенной местности, был Сольферино, расположенный всего в шести милях от Минчо. На равнине передовые австрийские части достигли Кастель-Гоффредо, т. е. прошли 10 миль от Минчо, а будь на то соответствующее приказание, они могли бы достигнуть Кьезе. Затем, 24-го, вместо того, чтобы выступить на рассвете, они назначили выступление на девять часов утра. Вот почему союзники, выступившие в два часа ночи, обрушились на австрийцев между пятью и шестью часами утра! Последствия этого были неизбежны. Бой 33 сильных бригад с 25 или 26 слабыми (все они уже участвовали в боях раньше и понесли тяжелые потери) мог привести только к поражению австрийцев. Бенедек один со своими пятью или шестью бригадами держался весь день против пьемонтской армии, все 10 бригад которой, кроме гвардии, участвовали в сражении; и он удержал бы свою позицию, если бы общее отступление центра и левого крыла не вынудило отойти и его. В центре 5 -й и 1-й корпуса (8 бригад) удерживали Сольферино против корпуса Бараге д'Илье (6 бригад) и гвардии (4 бригады) до третьего часа дня, в то время как четыре бригады Мак-Магона сдерживали 7-й корпус (4 бригады). Когда Сольферино был наконец взят, французская гвардия развернула наступление на Сан- Кассиано и этим вынудила 7-й австрийский корпус сдать свою позицию. Наконец, падение Кавриано около пяти часов пополудни решило исход сражения в центре и принудило австрийцев к отступлению. На левом фланге австрийцев 3-й и 9-й корпуса вели беспорядочный бой с корпусом Ньеля и одной дивизией (Рено) корпуса Канробера, пока несколько позднее, днем, не вступила в бой еще одна дивизия (Трошю) этого корпуса и не оттеснила австрийцев к Гойто. Хотя эти восемь австрийских бригад с самого начала имели против себя приблизительно равные силы, они могли бы сделать гораздо больше, чем сделали. Решительным продвижением от. Гуидиццоло в направлении на Кастильоне они могли бы высвободить 7-й корпус у Сан-Кассиано и таким образом косвенно поддержать защитников Сольферино, но так как их путь отхода лежал на Гойто, то каждый шаг вперед подвергал этот путь опасности, и потому они действовали с осторожностью, совершенно неуместной в такого рода сражении. Однако повинны в этом те, кто приказал им отступать на Гойто.
Союзники ввели в бой все свои силы, за исключением трех бригад, двух из корпуса Канробера и одной пьемонтской гвардейской бригады. Таким образом, если понадобилось пустить в ход все резервы, кроме этих трех бригад, чтобы с трудом одержать победу, после которой не было преследования противника, то каков же был бы исход сражения, если бы Франц-Иосиф сумел воспользоваться своими тремя армейскими корпусами, бродившими в это время где-то значительно южнее? Предположим, что он дал бы один корпус Бенедеку, другой поставил в качестве резерва позади Сольферино и Сан-Кассиано, а третий, в качестве общего резерва, держал бы позади Кавриано, каков оказался бы тогда результат сражения? На этот счет не может быть никаких сомнений. После повторных и тщетных попыток взять Сан-Мартино и Сольферино фронт пьемонтцев и французов был бы прорван в центре завершающим и энергичным наступлением всей австрийской армии, и, вместо отступления к Минчо, австрийцы кончили бы сражение на берегах Кьезе Они понесли поражение, но не от французов, а из-за высокомерия и глупости их собственного императора. Потерпев поражение как вследствие численного превосходства противника так и вследствие бездарности своего командования, они все же отошли сохранив порядок, не отдав врагу ничего, кроме поля битвы. Они показали себя неспособными к панике, не уступая в этом отношении другим, получившим мировую известность армиям.
Ф. ЭНГЕЛЬС
СРАЖЕНИЕ ПРИ СОЛЬФЕРИНО
О прямой связи между кровавым поражением при Сольферино и столь очевидным тупоумием Франца-Иосифа уже говорилось на страницах предыдущего номера «Volk». О том, что мы все-таки переоценили способности «юного героя», свидетельствуют опубликованные позднее сообщения о подробностях этого сражения. 1859 год для победителей 1849 года был государственным экзаменом, на котором они, один за другим, провалились.
Австрийская армия насчитывала к 23 июня не менее 9 армейских корпусов, из которых 1-й, 2-й, 3-й, 5 -й, 7-й, 8-й полностью или частично уже участвовали в боях, а 9-й, 10-й и 11-й корпуса были еще совершенно свежими и ни разу не встречались с противником. Первые шесть корпусов насчитывали примерно 130000 человек, три последних 75000. Таким образом, на противника могло быть брошено не менее 200000 человек. Что же сделал Франц-Иосиф? Он направил 10-й и 11-й корпуса из Мантуи в Азолу (на Кьезе), чтобы ударить по французам с тыла, а для прикрытия этой переброски войск от возможного нападения 5-го французского корпуса (принца Наполеона), который, по предположениям, находился поблизости, оставил 2-й корпус под Мантуей. После этого у него осталось лишь 6 корпусов, т. е. 24 бригады, с которыми он и хотел атаковать фронт франко-пьемонтской армии. Однако продвижение шло настолько медленно, что к вечеру 23 июня армия расположилась бивуаком на расстоянии только шести английских миль от Минчо. Выступление 24 июня было назначено лишь на 9 часов утра. Вынужденный отход по всему фронту передовых частей союзников 23 июня, а также донесения их разведчиков вызвали естественную тревогу в лагере французов и получилось так, что вместо того, чтобы в 9 часов начать предполагавшееся
