«в наших восточных и северных провинциях обширные пространства, сотни квадратных миль довольно скудных, бесплодных земель, благодаря широко распространившемуся возделыванию картофеля, достигли сравнительно высокого плодородия и культуры, а возделывание картофеля в свою очередь вызвано тем, что в этих районах разбросано множество винокуренных заводов, которые заняты производством спирта в качестве побочного сельскохозяйственного промысла. Если прежде в этих районах проживало около 1000 человек на квадратную милю, то теперь благодаря производству спирта земля дает пропитание приблизительно 3000 человек на квадратную милю, ибо винокуренные заводы являются для картофеля необходимым рынком сбыта, ввиду того что картофель из-за его объема трудно перевозить, а зимой из-за морозов перевозить и вовсе нельзя. Во-вторых, винокуренные заводы превращают картофель в высокоценный и легко транспортируемый спирт и, наконец, делают землю плодороднее благодаря большому количеству кормовых отходов. Насколько значительны доходы, связанные с этим делом, может уяснить себе каждый, кто примет во внимание, что доход, получаемый государством от налога на спирт, составляет у нас около 36 млн. марок, несмотря на то что в Германии наиболее низкий налог на спирт по сравнению со всеми странами мира, например в пять раз более низкий, чем в России».
Прусские юнкеры в последнее время должно быть очень расхрабрились, если они осмеливаются обратить внимание всего мира на свою «спиртовую промышленность», или vulgo*[попросту.
В прошлом столетии в Германии перегонялось лишь небольшое количество водки, да и то лишь из зерна. Тогда, правда, не умели отделять содержащееся в этой водке сивушное масло (к этому пункту мы еще вернемся), так как само сивушное масло еще вовсе не было известно; но по опыту знали, что от продолжительного хранения качество водки существенно улучшается, теряется ее жгучесть и она действует менее охмеляюще и менее разрушительно для здоровья. Мелкобуржуазные условия, при которых тогда производилась водка, и еще не развитый спрос, считавшийся более с качеством, чем с количеством, позволяли почти везде годами выдерживать хлебное вино в погребах и, таким образом, путем постепенного химического изменения наиболее вредных его составных частей придавать ему менее губительный характер. Так, в конце прошлого столетия мы находим сравнительно развитое винокурение лишь в немногочисленных городских пунктах — в Мюнстере, Ульрихштейне, Нордхаузене и др., и их продукт обычно сопровождался прилагательным «старый».
К началу нынешнего столетия число винокуренных заводов в сельских местностях увеличилось, винокурение стало побочным промыслом более крупных землевладельцев и арендаторов, особенно в Ганновере и Брауншвейге. Они находили покупателей, с одной стороны, благодаря все более расширяющемуся потреблению водки, а с другой стороны, благодаря потребностям постоянно возрастающих и постоянно воюющих армий, которые, со своей стороны, распространяли пристрастие к водке во все более широких кругах. После заключения мира в 1814 г. винокурение могло таким образом распространиться все шире и шире и пустить прочные корни на Нижнем Рейне, в Прусской Саксонии, Бранденбурге и Лужице, выступая в указанном, совершенно отличном от старого городского винокурения виде — в качестве побочного занятия крупных сельских хозяев.
Но поворотным пунктом для винокурения было открытие, что водку можно выгодно производить не только из зерна, но также и из
Этот поворотный пункт наступил тогда, когда разразился неурожай и голод 1816 года. Несмотря на более высокие урожаи двух последующих лет, цены на зерно вследствие неудержимого вывоза зерна в Англию и в другие страны оставались настолько высокими, что стало почти невозможно употреблять зерно для винокурения. Оксхофт[старинная мера жидкости в Германии, в среднем равная 225 литрам.
Но откуда у бедных остэльбских юнкеров, которые были якобы дотла разорены войной и жертвами, принесенными на алтарь отечества, взялись средства, с помощью которых они превратили тяготевшие над ними ипотечные долги в прибыльные водочные заводы? Правда, благоприятная конъюнктура 1816—1819 гг. принесла им очень высокие доходы и увеличила их кредит благодаря всеобщему повышению цен на землю; но этого было далеко не достаточно. Наши патриотические юнкеры получили, однако, сверх того: во-первых, государственную помощь в различных прямых и косвенных формах, а во-вторых, сюда прибавилось еще одно обстоятельство, на которое надо обратить особое внимание. Как известно, в Пруссии в 1811 г. выкуп крестьянских барщинных повинностей и вообще конфликты между крестьянами и помещиками были урегулированы законом таким образом, что натуральные повинности превращались в денежные, последние капитализировались и могли быть выкуплены либо наличными деньгами с определенной рассрочкой платежей, либо путем уступки помещику части крестьянской земли, либо же частично деньгами, частично— землей. Этот закон оставался мертвой буквой, пока высокие хлебные цены 1816—1819 гг. не дали крестьянам возможности ускорить выкуп. С 1819 г. выкупные операции быстро двинулись вперед в Бранденбурге, более медленно в Померании, еще медленнее в Познани и Пруссии. Деньги, отнятые у крестьян таким способом, — правда, по закону, но не по праву (ибо барщинные повинности были навязаны крестьянам вопреки праву), — эти деньги, поскольку они тотчас же не прокучивались по старому дворянскому обычаю, шли главным образом на основание винокуренных предприятий. И в остальных трех названных провинциях винокурение распространялось в той же мере, в какой выкупные платежи крестьян предоставляли для этого средства. Таким образом, водочная промышленность прусских юнкеров была создана буквально на деньги, отнятые у крестьян. И она бойко, развивалась, особенно с 1825 года. Уже спустя два года, в 1827 г., и Пруссии производилось 125 млн. четвертей водки, т. е. по 10,5 четвертей на душу населения, общей стоимостью в 15 млн. талеров; напротив, Ганновер, бывший пятнадцатью годами раньше первым водочным государством Германии, производил только 18 млн. четвертей.
Понятно, что с того времени вся Германия, поскольку отдельные государства или таможенные союзы отдельных государств не оградили себя от этого таможенным барьером, была прямо-таки затоплена бурным потоком прусской картофельной сивухи. Четырнадцать талеров за ом[старинная мера жидкости в Германии, в среднем равная 150 литрам.
Действие этих беспримерно дешевых цен на водку, которые дали себя знать в различных местах в разное время, но везде почти с быстротой молнии, было неслыханным. Я еще очень хорошо помню, как в конце 20-х годов дешевизна цен на водку внезапно распространилась на Нижнерейнский промышленный округ. В частности в Бергском округе, и особенно в Эльберфельд-Бармене, масса рабочего населения предалась пьянству. Толпами, рука об руку, запрудив улицу во всю ширину, шумя и горланя, «пьяные мужчины» шатались с 9 часов вечера из трактира в трактир и наконец разбредались по домам. При тогдашнем культурном уровне рабочих, при полной безвыходности их положения в этом не было ничего удивительного особенно в благословенном Вуппертале, где в течение шестидесяти лет одно производство беспрестанно вытесняло другое, где одна часть рабочих, таким образом, жила в постоянной нужде, если не вовсе не имела хлеба, тогда как другая часть (тогда — красильщики) оплачивалась по тем временам хорошо. И если, как это было тогда, вуппертальским рабочим не оставалось ничего другого, кроме выбора между земной водкой кабаков и небесной водкой пиетистских попов, — мудрено ли, что они предпочитали первую, как бы плоха она ни была.
А она была очень плоха. Как только водка выходила из холодильника, она рассылалась без всякой дальнейшей очистки,
