Во время этого разговора баронесса Фалькенберг откинулась назад и окинула дерзкую девицу, как она считала, презрительным взглядом с ног до головы. Гольфельд, ни слова ни говоря, встал и ушел. Елена с горечью посмотрела ему вслед и не сразу ответила Елизавете. Наконец, она очень рассеянно протянула молодой девушке руку и проговорила:
– Ну, хорошо. Тогда идите, милая. Большое спасибо за ваше участие в концерте.
Елизавета быстро простилась с доктором и его женой и с облегченным сердцем отправилась домой.
Теперь она могла всецело предаться сладкому очарованию, вызванному в ней тем голосом, который так глубоко проникал в ее душу. Она с полным доверием последовала бы за ним на край света. И тут она поняла, что женщина может покинуть и родителей, и друзей, чтобы принадлежать человеку, до сих пор совершенно ей чужому. А еще два месяца тому назад это было для нее откровением.
Она свернула на извилистую дорожку, по которой часто ходила в лес с мисс Мертенс и, замечтавшись, не заметила, что за нею уже давно раздаются поспешные шаги, а потому сильно испугалась, услышав за спиной свое имя, произнесенное мужским голосом. Позади нее стоял Гольфельд.
Сердце Елизаветы отчаянно забилось, но она быстро овладела собой и отошла в сторону, чтобы пропустить его вперед.
– Нет-нет, фрейлейн, – улыбаясь, произнес он необычайно интимным голосом, чрезвычайно оскорбившим ее. – Я хотел проводить вас.
– Благодарю, – спокойно ответила девушка, – это совершенно лишнее самопожертвование с вашей стороны, потому что я предпочитаю ходить по лесу одна.
– И вы ничего не боитесь? – спросил он, так близко подходя к ней, что его дыхание коснулось ее щеки.
– Только непрошеных провожатых, – с трудом сдерживая свое негодование, ответила она.
– А, это опять тот высокомерный тон, который вы всегда принимаете по отношению ко мне? Но почему? Сегодня я непременно должен говорить с вами.
– И это так важно, что вы оставили своих друзей и праздник?
– Да, это желание, от которого зависит моя жизнь, которое преследует меня день и ночь. Я захворал с тех пор, как стал бояться, что оно никогда не осуществится. Я…
Елизавета тем временем все быстрее шла вперед. Ей стало очень жутко в присутствии этого человека, внушавшего ей отвращение. Она чувствовала, что самообладание является в данную минуту ее единственным оружием, а потому старалась улыбнуться, перебив его:
– Ах, наши уроки музыки, очевидно, имели прекрасное действие, и вы желаете моей помощи в области музыки, насколько я понимаю?
– Вы умышленно искажаете мои мысли, хотя догадываетесь о них! – с гневом воскликнул Гольфельд.
– Да, иначе мне пришлось бы сказать вам такие вещи, которые вы, вероятно, еще меньше желали бы услышать, – серьезно ответила Елизавета.
– Говорите, что угодно. Я прекрасно знаю женщин: они очень любят некоторое время носить маску холодности и неприступности. Ничего. Победа тогда еще слаще! Я разрешаю вам это невинное кокетство, но потом…
Елизавета, пораженная этой наглостью, на мгновение остановилась. Подобные слова еще никогда не касались ее слуха. Стыд и негодование заставили ее покраснеть, и она тщетно искала слова, чтобы дать отпор этой дерзости.
Гольфельд совершенно иначе истолковал ее молчание.
– Видите, как я проницателен! – торжествующе воскликнул он. – Вам очень идет это смущение. Вы прекрасны, как ангел! Я еще никогда не встречал такой восхитительной фигуры, как ваша. Вам очень хорошо известно, что с первой встречи вы сделали меня своим рабом, изнывающим у ваших ног. Какая шея! Какие руки! И вы скрывали все это до сих пор!
Возглас глубокого возмущения сорвался с губ Елизаветы.
– Как вы смеете так оскорблять меня? – запальчиво крикнула она. – Если вы еще не поняли, то я коротко скажу вам снова, что ваше общество мне ненавистно и я хочу остаться одна.
– Браво! Этот повелительный тон у вас выходит прекрасно, – насмешливо произнес Гольфельд. – Сейчас же видно, что со стороны матери в вас течет несколько капель дворянской крови. Что я вам сделал, что вы вдруг разыгрываете такое негодование? Я только сказал вам, что вы прекрасны. Но ведь ваше зеркало ежедневно говорит вам то же самое, и я очень сомневаюсь, что вы разбиваете его за это.
Елизавета презрительно повернулась к нему спиной и поспешно пошла вперед. Он последовал за нею и, казалось, вовсе не намеревался отказаться от предполагаемой победы.
Они как раз подходили к шоссе, когда мимо них промчался экипаж. Из окна высунулась мужская голова, но сразу, будто чего-то испугавшись, спряталась. Это ехал фон Вальде. Он еще раз оглянулся на тропинку, словно желая убедиться в том, что не ошибся, а затем экипаж исчез за поворотом дороги.
Елизавета невольно протянула руки вслед удалявшейся карете. Человек, ехавший в ней, знал ее отношение к Гольфельду. Неужели он не мог остановиться на минуту, чтобы избавить ее от этого навязчивого спутника?
Гольфельд заметил ее движение и со злобной усмешкой воскликнул:
– О, какие нежности! Если бы я не знал возраста кузена, то стал бы, пожалуй, ревновать. Вы, наверное, думали, что он тотчас же выйдет и галантно предложит вам руку? Как видите, он добродетелен и отказывается от этого счастья, чтобы исполнить свои так называемые священные обязанности. Это – человек-льдина, для которого не существует женских прелестей. Если он сегодня против обыкновения был любезен с вами, так это вовсе не ради ваших прелестных глаз, восхитительная Эльза, а только для того, чтобы позлить мою мамашу.
