– Она не будет бесприданницей, Эмиль, можешь быть уверен, – мягко ответила девушка, причем глаза ее горели неестественным блеском. – С момента ее согласия стать твоей женой, она будет моей сестрой, и я честно поделюсь с нею. Пока я предоставлю ей доходы с моего имения Нейборн в Саксонии и поговорю насчет этого с Рудольфом, как только он приедет. Ты доволен мною?
– Ты ангел, Елена! – обрадовался Гольфельд. – Тебе никогда не придется пожалеть о своем великодушном решении и бескорыстной любви.
На этот раз его энтузиазм был непритворным, так как доходы в Нейборне превращали Елизавету в очень богатую невесту.
18
Два дня прошло с тех пор, когда Елена, как она думала, одержала над собой полную победу. Но как мало знала она всю глубину своего чувства. Она, подобно утопающему, хваталась за соломинку, тонущую вместе с нею. Елена все яснее чувствовала, что ее обещание жить в Оденбурге делает ее жертву еще более тяжелой, но ни за что на свете она не согласилась бы отступить от слова, данного Гольфельду. Она хотела быть достойной его любви, заслужить его уважение.
Ее слабая нервная система несказанно страдала от продолжительной душевной борьбы. Ее непрестанно лихорадило, она находилась в сильном возбуждении. То, что всецело заполняло мысли и чувства Елены, ежеминутно готово было сорваться с ее уст, но она молчала, как того желал Гольфельд. Он не позволил ей даже в течение первых дней звать к себе Елизавету, так как боялся, что двоюродная сестра из-за своего волнения испортит ему все дело. Он сам сделал первые шаги, чтобы снова сблизиться с красавицей из Гнадека, и дважды появлялся у калитки замка, чтобы сделать визит семье фон Гнадевиц. Он чуть не оборвал звонок, но никто не отворил ему. В первый раз действительно никого не было дома, а вчера Елизавета увидела Гольфельда издали. Родители и Эрнст были в лесничестве, а мисс Мертенс вполне одобрила намерение молодой девушки не принимать гостя. Они сидели в столовой и смеялись, в то время, как колокольчик звонил до хрипоты. Гольфельд, конечно, не имел никакого понятия об этом заговоре.
Было семь часов утра. Елена, одетая, лежала на кушетке, проведя всю ночь без сна. Баронесса еще спала, Гольфельда нигде не было видно. В одиночестве девушка оставаться не могла, да и не хотела, поэтому горничная должна была взять работу и сесть к ней. Елена ничего не слышала из того, что болтала девушка, но тем не менее звук человеческого голоса успокоительно действовал на нее.
Стук колес приближающегося экипажа заставил рассказчицу замолчать. Елена выглянула в окно и увидела, как въехал на дорожку сада экипаж ее брата. Его колеса утопали в толстом слое щебня, коляска оказалась пуста.
– Где же твой господин? – спросила Елена кучера, когда тот проезжал мимо окна.
– Их милость вышли на шоссе, – ответил старик, снимая шляпу, – и отправились пешком по шоссе мимо Гнадека в гору.
Девушка вздрогнула и захлопнула окно. Одно слово «Гнадек» произвело на нее действие электрического тока. Она не могла без ужаса слышать о чем-либо, напоминавшем Елизавету.
Елена встала и, опираясь на горничную, направилась в комнату брата. Она приказала подать завтрак и в ожидании его возвращения взяла один из роскошных альбомов, лежавших на столе. Она машинально переворачивала листы, но не могла бы сказать, что рассматривает – портреты или пейзажи.
Через полчаса в дверях показалась высокая фигура брата. Елена положила альбом на колени и протянула ему руку. Рудольф, казалось, был очень удивлен этим приемом и обрадовался, что видит сестру одну. Он быстро подошел к ней, но взгляд, брошенный на ее лицо, поверг его в недоумение.
– Ты чувствуешь себя хуже обычного? – озабоченно спросил он, садясь рядом.
Он просунул руку за спину сестры и слегка приподнял ее, чтобы лучше видеть ее глаза. В его взгляде и тоне было столько нежной заботливости, что ей показалось, будто ее изболевшаяся душа озарилась лучом весеннего солнца. Две крупные слезы покатились по ее щекам, и она крепко прижалась плечом к брату.
– Разве Фельс не навещал тебя в эти дни? – с тревогой спросил он.
– Нет, да я и сама настоятельно потребовала, чтобы его не звали. Я принимаю капли, которые он мне прописал, а больше он ничего не может сделать. Не беспокойся, Рудольф, я скоро поправлюсь. Тебе пришлось пережить много тяжелого в Тальлебене?
– Да, – ответил фон Вальде, не сводя взора с заметно изменившегося лица Елены. – Я не застал бедного Гартвига в живых. Вчера его похоронили. Ты не узнала бы несчастной жены, она в одну ночь стала старухой. – Он рассказал сестре подробности о несчастье, затем провел рукой по глазам, как будто хотел изгладить все горе, которое видел в последние дни. Потом спросил:
– Ну, а у вас тут все по-старому?
– Не совсем, – ответила Елена. – Меренг вчера уехал…
– Да? Ну, счастливого пути. Он тщательно избегал встречи со мной. Теперь у меня одним врагом меньше на свете.
– А на горе… У Ферберов радость, – продолжала Елена прерывающимся голосом, отвернув лицо.
Она не подымала глаз и поэтому не видела, что лицо ее брата подернулось мертвенной бледностью и что его дрожащие губы зашевелились и, наконец, с трудом смогли произнести только одно короткое «ну».
Елена рассказала о находке в развалинах. Услышав это, ее брат облегченно вздохнул. С каждым ее словом у него, казалось, с души спадала тяжесть.
– Это, действительно – изумительное разрешение древних загадок, – сказал он, когда Елена закончила свой рассказ. – Только я сомневаюсь, чтобы эта семья считала большим счастьем свою принадлежность к роду Гнадевиц.
– Ты думаешь так на основании того, что Елизавета столь неодобрительно отзывалась об этом роде? – прервала брата Елена. – Я ничего не могу поделать, но в таких случаях мне невольно приходит на ум виноград, который слишком зелен для лисицы.
Последние слова она произнесла с большой резкостью, и на лице фон Вальде появилось выражение сильного удивления. Он наклонился и испытующе взглянул в лицо сестры, как будто желая убедиться в том,
