— Направил к тебе? — взволнованно повторил он. — Я полюбил тебя с того дня, как неожиданно встретил у матери-герцогини. Помнишь, ты пела «Фиалку» Моцарта?
— И потом: «Если хочешь отдать мне свое сердце!» О, помню ли я! Но, Лотарь, если ты уже тогда любил меня…
— Не спрашивай, Клодина, — остановил он ее, — тут лежат те мрачные годы, когда я страдал больше, чем могу сказать.
Она замолкла, снова посмотрела на облака и крепче прижалась к нему. Рядом с ней с другой стороны шла собака, а позади лошадь, которую Лотарь держал в поводу.
— Еще одно, — сказала она, взглянув в его взволнованное лицо. — Лотарь, если ты любил меня, то зачем делал мне больно своими колкостями, зачем унижал меня в моих собственных глазах, так что я приходила в отчаяние?
Он с улыбкой посмотрел на нее.
— Ах ты глупышка! Потому, что сердце мое терзалось ревностью и страхом, потому что я страдал от любви к тебе, предвидел, что могло и должно было случиться. Я знал свет и его испорченность, знал, что, напав на тебя, клевета и низость втопчут тебя в грязь. А ты, упрямый ребенок, делала для меня почти невозможным охранять тебя: наконец, потому, что ты не хотела меня понять… Но все это прошло. Теперь ты моя, и я могу быть твоим руководителем, слава Богу!
— Слава Богу! — как эхо, тихо повторила она.
Лошадь опустила голову и пошла одна к конюшням. Они поднялись по лестнице, и барон Герольд отворил дверь.
— Войди в свой дом, Клодина, — взволнованно сказал он. — Мы будем жить в нем, а не там, в свете, если ты согласна.
Клодина улыбнулась сквозь слезы.
— Согласна ли я? Неужели ты до сих пор не доверяешь мне? Я ничего другого не желаю в целом мире.
30
Прошло три года.
В кабинете Иоахима сидела в сумерках фрау Беата и беседовала со своим мужем.
— Где Эльза? — спросил он.
— Дорогой, ты становишься еще рассеянней. Где же ей быть, как не в Нейгаузе? Она не может жить без своей тети Клодины и упрашивала меня до тех пор, пока я не послала ее туда с Гейнеманом. Так прекрасно в нейгаузовской детской, и нет никого лучше тети Клодины!
Впрочем, она должна скоро вернуться… Читал ты сегодняшнюю газету? Нет, ну так ты много потерял: во-первых, там сообщается, что слух о браке между его высочеством и принцессой Еленой все более и более подтверждается.
Я нахожу, что это желательно, потому что у маленькой принцессы, несмотря на ее взбалмошный характер, сердце доброе. Она так трогательно ухаживала за герцогиней в Каннах. В последние дни герцогини она ни на минуту не выходила из ее покоев. И она всегда оказывает Клодине столько внимания, видно, ей хочется все загладить. Конечно, я совершенно уверена, что предстоящий брак не по любви, потому что она еще не забыла Лотаря; она выходит за герцога потому, что считает эго своим долгом, так же как и он…
— Я согласен, — сказал Иоахим, — что ужасно грустно жить без любящих женских глаз и нежной руки, — и поцеловал руку жены.
Фрау Беата рассмеялась — это был свежий серебристый смех, некогда околдовавший его. Он не понимал теперь, как мог прежде называть Беату, по-детски искреннюю и добрую, «варварской женщиной». Он однажды признался ей в этом, а она в ответ расхохоталась и сказала:
— Я чувствовала себя пригодной исключительно для хозяйства, а ты так высокомерно смотрел на меня, когда я уже любила тебя и твои стихи, и жаждала прекрасного в этой прозаической жизни. Но никто не хотел верить мне, ведь я была одержима бесом хозяйства, была очень скучна и чрезмерно строга…
Беата немного помолчала.
— Но слушай дальше, — и она продолжала свой рассказ. — Еще там написано, что Лотарь купил Альтенштейн. Глубокомысленный журналист пишет: «Вероятно, барон Герольд желает со временем передать старое родовое поместье своему второму сыну, родившемуся несколько месяцев тому назад; мы слышали, что пока там будет жить Иоахим Герольд фон Альтенштейн». Как «догадливы» эти люди! Мы ведь постараемся избежать этого? Иоахим, ты не увезешь меня из Совиного дома — я слишком счастлива здесь.
— Да, да, — поспешно сказал он, — мы останемся, Беата, для нас вполне достаточно места, а с тех пор как были сделаны перестройки, здесь так тихо и мирно… Надеюсь, что Нейгаузам не придет в голову потребовать этого от нас.
— О, конечно, нет! Они думают только о себе, — улыбнулась Беата. — Но я не в упрек им говорю это — мы ведь делаем то же. Знаешь ли ты, дорогой, что сегодня день нашей помолвки? Видишь, а ты забыл! Два года тому назад мы сидели у кроватки маленькой Эльзы и знали, что тяжело больная девочка спасена: она спала крепким сном выздоровления.
Мы шепотом говорили о смерти, о душевной жизни и бессмертии. Ты прочел мне стихи, написанные тобой на смерть жены, и жаловался, что так одинок с тех пор, как уехала Клодина, и что дитя лишено надзора…
— И тогда я спросил тебя, Беата…
— И я сказала «да».
— И тогда же выяснилось, кто тайно выкупил мою библиотеку!
— Правда? — рассмеялась Беата. — Я уже тогда чувствовала опасное сострадание к самому непрактичному, самому беспомощному человеку на свете, к мечтателю… — Она поцеловала Иоахима и взяла ключи. — Мне еще надо сегодня навестить старую Линденмейер, — объяснила она свой уход. — Она звала меня, верно, сидит и вяжет детские чулочки. У Клодины их уже целый сундук.
Дверь отворилась, и в комнату вместе с Гейнеманом вошла девочка, радостно бросившаяся на шею Беате.
Беата остановилась на пороге и обняла ребенка.
— Шалунья! — сказала она с материнской гордостью и взяла в ладони розовое личико. — Хорошо было у тети Клодины, дочка? Как вы играли? А дядя Лотарь был дома?
— Да! Но дядя Лотарь сердился и тетя Клодина тоже, — сказала девочка и озабоченно взглянула на Гейнемана.
Старик снял свою шапку, осыпанную снегом, и встряхнул ее.
— Правда, Гейнеман? — робко спросила Эльза.
Глаза старика приняли хитрое выражение.
— Господа ужасно спорили, — серьезно сказал он, глядя на фрау Беату, — даже при мне. Когда я вошел в комнату, чтобы одеть девочку, так как сани уже были поданы, барон сказал: «Клодина, ты наденешь новое платье, которое я тебе недавно подарил, и мы поедем в резиденцию на свадьбу его высочества. Я хочу проверить, могу ли я снова ревновать».
— Тогда, — перебила малютка, — тетя Клодина стала грустная и сказала: «Как хочешь, Лотарь».
— Верно, — подтвердил старик. — И началось: «Нет! Будет как ты хочешь!» — воскликнул барон Лотарь. — «Нет! Как ты сказал, Лотарь.» — «Нет, пожалуй, ты права, Дина, что нам делать там, мы останемся дома.» — «Но если мне очень хочется, Лотарь!» — «Это мне уже известно, Дина, мы останемся здесь.» — Так они спорили с четверть часа, наконец…
— Ну? — со смехом перебила Беата, — и кто же одержал верх?
— Госпожа… Да кто всегда одерживает верх, когда муж с женой ссорятся! — все с той же хитрой
