подкуп. В 1937 году прибытие Фицроя Маклина позволило кое-что узнать о полузабытом советском аванпосте. Однако, если не считать Маклина, в этот город не попадали никакие иностранные путешественники[74].
Стратегическое значение города снова проявилось в 1979 году, когда советские танки впервые ворвались в Афганистан. В следующее десятилетие в Термезе располагался штаб советских захватчиков. Это была одна из самых бесславных военных авантюр СССР, и в 1989 году Термез, не веря собственным глазам, следил, как советские солдаты тащились обратно через Оке, потерпев унизительное поражение. После этого предмет спора улетучился, и город сразу же сошел с мировой сцены, превратившись в пыльное, безвестное захолустье. Сегодня все, что осталось от трагической имперской ошибки Москвы, — это горькие воспоминания и ряды ржавеющих артиллерийских орудий перед старым фортом. Термез превратился в нищий призрак города, стоящего на песчаных берегах Окса.
Если двигаться тем же путем, каким Тимур шел в Афганистан, то придется пересечь реку Оке. В 1398 году это не стало проблемой для Завоевателя Мира. Если он желал пересечь реку, то приказывал строить мост. Как только он и его армия оказывались на другом берегу, постройку тут же разбирали. Оке представлял собой фактическую границу его империи. Движение на север приветствовалось, зато на юг уходить никому не разрешалось. Имелись вполне разумные практические причины поступать именно так. Как писал Клавихо:
«За этой рекой простирается царство Самарканте, а земля его называется Могалия (Моголистан), а язык мугальский, и этого языка не понимают на этой стороне реки, так как все говорят по-персидски и понимают друг друга, ибо разница между [местным] языком и персидским небольшая. Письмо же, которое используют самаркантцы, [живущие] по ту сторону реки, не разбирают и не умеют читать те, что живут по эту сторону, а называют это письмо могали. А сеньор при себе держит нескольких писцов, которые умеют читать и писать на этом [языке]. Земля этого царства Самарканте очень населена, а почва [там] плодородная и всем богата. На этой большой реке есть обычай, который сеньор требует соблюдать: как только он перейдет с одного берега на другой, то после него никто не имеет права пройти по мосту, и тотчас его ломают. А по реке ходят лодки и перевозят людей с одного берега на другой, и никому из Самаркантского царства не разрешается переезжать на лодке [на другой берег], если он не покажет грамоту или указ с разъяснением, откуда и куда направляется, даже если бы он был и из соседних [владений]. А кто хочет перебраться в царство Самарканте, может это сделать без предъявления какой-либо грамоты. К этим лодкам царь приставил большую стражу, и она собирает значительную пошлину с тех, кто пользуется ими. А эта стража у реки поставлена вот для чего: сеньор привел в самаркантскую землю много пленников из завоеванных им стран для поселения здесь, так как он прилагает много сил для многолюдства и возвеличения ее, [а стражников он поставил для того], чтобы [эти люди] не разбегались и не возвращались в свои земли. И даже когда ехали посланники, они встречали людей сеньора в Персидской и Хорасанской землях, которые, если находили сирот, или бездомных, или каких-либо бедняков, мужчин и женщин, не имевших ни дома, ни имущества, то силою брали их и уводили в Самарканте для поселения там».
В начале XXI века путешественник, едущий на юг, сталкивается с такими же трудностями. Так называемый Мост Дружбы, связывающий Узбекистан и Афганистан, был закрыт на два года. Ташкент не был другом талибов. Опасаясь, что из Афганистана через Оке начнется экспорт радикального исламизма, узбеки закрыли мост со своей стороны.
Я сделал попытку добиться разрешения продолжить свое путешествие через границу. Земля Афганистана на другом берегу Окса таяла в полупрозрачной дымке. Командир пограничной заставы, этнический узбек в больших черных очках, с четырьмя звездами на погонах и непроницаемым выражением лица, приехал на джипе. Он раздраженно сказал мне: «Вы приехали в запретную зону без разрешения, и о вашем визите будет доложено. Вы должны немедленно уехать».
«Сэр, это путешествие я проделываю в честь великого амира Тимура, символа нового независимого Узбекистана. Я пишу книгу об этом историческом герое. Для меня очень важно пересечь Оке, чтобы отдать дань уважения его блестящим завоеваниям».
Он снял свои очки и бросил на меня тяжелый взгляд. «Меня не колышет ни Тимур, ни ваша книга. Это запретная зона. Ваше время на границе истекло. Убирайтесь отсюда. Прощайте».
Разумеется, в 1398 году Тимур не сталкивался с подобными правительственными запретами. Он сам себе был правительством. Быстро форсировав Окс, он повел армию на юго-восток мимо Балха, места своей коронации в 1370 году. Они прошли 150 миль, прежде чем достигли Андараба, где Каменный Пояс поднимался во всем своем ужасном великолепии. Здесь Тимур оставил главные силы своей армии и пошел во главе маленького отряда на 30 миль на восток. Хотя вокруг падал снег, они форсировали перевал Хавак, высота которого равнялась 12600 футам и была естественной защитой воинственных племен кафиров. Так как, по словам Язди, «великий Тимур всегда стремился истреблять неверных, чтобы приобрести больше славы, дабы доказать самому себе величие своих завоеваний», вполне естественно, что он обратил свое внимание на эти воинственные племена.
Здесь, на Крыше Мира, среди обледеневших пиков и проходов Гиндукуша, погода стремительно ухудшалась. Люди Тимура были стойкими воинами степей и пустынь, но не имели никакого опыта действий в столь ужасных условиях. Лошади скользили и разбивались насмерть. Потери были очень велики. Двигаясь по ночам, чтобы не скользить на тающем льду, отряд продолжал двигаться вперед. Если встречались пропасти, их форсировали с помощью веревок. Однажды воинам Тимура пришлось спускать старого императора на веревках с высоты 1000 футов. Они попытались сделать то же самое с лошадями, однако уцелели только две, поэтому Тимуру пришлось идти пешком, как самому бедному пехотинцу. Весь его отряд оказался спешенным. Однако он не отдавал приказа останавливаться. Какие бы ни встречались трудности, горские племена неверных следует покорить, прежде чем настанет черед Дели.
Наконец маленькая армия вышла к жилью племен кафиров и взяла штурмом горную крепость. Бой был жестоким, и Тимур потерял много людей, как утверждает летопись. Судя по всему, кафиры не знали, что в таких случаях после победы он бывает совершенно беспощаден, поэтому они сдались слишком поздно. В результате белоснежные горные снега Гиндукуша окрасились кровью, и вырос обычный знак, отмечавший место победы Тимура, — пирамиды отрубленных голов. Только после этого Тимур решил присоединиться к главным силам армии и двинуться дальше на юг.
К августу армия дошла до Кабула, где Тимур решил задержаться, чтобы немного уладить дела империи. Прибыли послы от кипчакских принцев Идигу и Кутлук-оглана, которые сражались вместе с Тимуром против Тохтамыша. Они каялись в своем недавнем неповиновении, когда, нарушив раннюю договоренность, не привели свои армии к Тимуру. Вместо этого они «скитались по пустыне, подобно бездомным ворам». Теперь принцы выражали надежду, что благородный император «забудет все наши вины и ошибки и перечеркнет линией прощения страницы наших заблуждений». Прибыл и посол от его бывшего соперника Хызр-Ходжи, могульского хана, который изъявлял свою покорность.
Во время остановки в Кабуле произошло знаменательное событие. Шейх Нур ад-дин представил сокровища, вывезенные из Персии во время Пятилетнего похода, который завершился два года назад, то есть в 1396 году. Язди пишет: «Он привез с собой неисчислимые сокровища, множество драгоценных камней неоценимой стоимости, а также животных для погони и птиц для охоты; леопардов, золотые монеты, пояса, украшенные драгоценными камнями, плащи, расшитые золотом, материи всех цветов, оружие и военные принадлежности всех видов, арабских лошадей с золотыми седлами, огромных верблюдов, несколько повозок и верховых мулов, прекрасные занавеси, золотую и серебряную канитель; зонтики, покрывала, шатры, навесы и занавеси различных цветов».
Секретарям дивана потребовалось три дня, чтобы переписать все эти сокровища, так как «пальцы писцов устали от письма». Еще два дня потребовалось Тимуру, чтобы обойти и осмотреть добычу. Разумеется, в качестве средства подъема морального духа войск эта потрясающая церемония была просто
