из величайших правителей на земле.
Привратные башни в их сегодняшнем виде понизились до 120 футов, войны и время оказались неумолимы. Однако, даже заметно понизившись, они не потеряли своей величественности, господствуя над окружающими зданиями, и выделяются своей особой чистотой линий, изяществом и простотой. Почти на вершинах башен видны зеленые и темно-синие надписи «Аллах» и «Мухаммед» — нетренированный глаз может принять их за простые геометрические узоры — начинается изгиб разрушенной арки. Но едва изящная дуга взмывает в небо — она тут же резко обрывается. Каждая башня стоит отдельно.
Размеры памятника подавляют. Но каким он должен был выглядеть во времена полного своего великолепия, когда инкрустированный золотом купол достигал звезд, когда разные жены Тимура — Клавихо за время своего пребывания тут насчитал восемь — шествовали через пиршественный зал в своих шелестящих шелковых одеяниях, чтобы занять положенные места на роскошных подушках и парче, разбросанных в садах на нетронутых лужайках среди фруктовых деревьев, когда вокруг журчат фонтаны и ручьи. Здесь, среди роскошных шатров и навесов, шелковых летом и шерстяных зимой, освещенных ночью мягким светом ламп, тихие песни плавно поднимались вверх, к звездам.
Реставраторы уже принялись за работу, и потерянные изразцы уже понемногу заменяются новыми, однако дворец все-таки находится в разрушенном состоянии. Самый знаменитый памятник Тимура сейчас представляет собой всего лишь две понизившиеся башни, которые напоминают бивни исполинского животного, утонувшего в земле. Но именно такое состояние придает особое величие развалинам, напоминая, что некогда это было здание совершенно невообразимых размеров и красоты. Или, как писал потрясенный до глубины души Клавихо, видя, что мастера все еще работают, хотя строительство тянется уже много лет, «богатство и прелесть украшений, видимых в этих дворцах, просто невозможно описать».
Пока все еще возможно, потея и задыхаясь на жуткой жаре, взобраться на вершину самого высокого здания Шахрисабза. (Во времена Тимура это было заметно сложнее, когда башни были намного выше.) Вдали на юге виднеется монументальный синий купол мечети Кок-Гумбаз, построенной внуком Тимура Улугбеком в 1435—36 годах. Рядом с ним находится еще один, не столь большой синий купол. Ржавые железные крыши, сверкающие искры окон, солнечное сияние. В вышине кружатся и щебечут птицы.
Прямо перед дворцом Ак-Сарай, на полпути к Парку Победы, стоит статуя Тимура. Она напоминает о временах, когда этот человек был символом власти и силы, защитником Шахрисабза. Широкий пояс с большой круглой пряжкой застегнут поверх длинного кафтана с расшитыми полами. На левом боку висит кривой меч. На плечи наброшен 42 развевающийся плащ. Высокие сапоги подчеркивают силу и прочность.
Сегодня перед статуей и ее высоким постаментом регулярно появляются свадебные процессии, чтобы возложить цветы к ногам Тимура и сфотографироваться под Отцом Государства. Каждая церемония завершается распитием бутылки узбекского шампанского. Как только уезжает одна процессия, тут же появляется следующая. Эго очень приятная картина: молодые пары почтительно стоят перед гигантской фигурой Тимура, обрамленной полуразрушенными башнями его дворца на заднем плане. Женщины радостно, хотя и несколько нервно улыбаются. А вот мужчины выглядят ужасно серьезными и такими хмурыми, словно все это не доставляет им радости.
Солнечным октябрьским днем, уже ближе к вечеру, по извилистой улице Ипак Юли, которая делит Шахрасабз надвое, большая толпа пожилых людей двигалась к местной чайхане. Там они расселись на подушках, разбросанных по топхане (деревянный помост), вместе со своими женами и детьми. Все были одеты в традиционные чапаны, кто-то в яркие малиновые и синие, кто-то в черные и тусклые. Некоторые носили их как накидки, и пустые рукава свободно болтались чуть ли не у коленей. На головах красовались белые, серые и черные тюрбаны или изящно вышитые тюбетейки. Большинство имели серебряные бороды и время от времени величаво поглаживали их. Собравшись вместе вокруг стаканов с кок-чаем (зеленым чаем), эти люди в старинных костюмах сами казались обломками прошлого, хранителями истории. Со всех сторон их окружало новое поколение, одетое в спортивные костюмы, бейсболки и кроссовки. У молодежи явно не хватало времени заниматься изучением традиций прошлого.
Чайная — самое подходящее место для стариков, чтобы проводить там время, как это было и в прошлом. В чайханах сохраняется прошлое Шахрисабза. Улица Ипак Юли может считаться настоящим пиршеством для историка. Она начинается аппетитным салатом — xaнака XIV века Малнк-Аздар.
Первоначально ханака предназначалась в качестве приюта для странствующих дервишей-суфитов, потом для пятничных молитв, а в советские времена превратилась в обычный музей. Следующим блюдом на пиру являются бани XV века, построенные неподалеку, которые сейчас реставрируются. Затем идет медресе Коба, где раньше сидели ряды мальчишек, прилежно зубривших коран. Всего несколько лет назад город прыгнул в капитализм, и теперь двор заставлен рядами прилазков, с которых продают фальшивые джинсы, дешевые туфли и кроссовки. Дальше вниз по главной улице, устремляясь прямо в небо, стоит Дорут Тиловат, Место Уважения и Размышления, в центре которого находится самое изысканное блюдо — мечеть Кок-Гумбаз, построенная внуком Тимура Улугбеком, королем-астрономом. Она видна прямо из Ак-Сарая.
Первое место, куда привели Клавихо после приезда в Шахрисабз, была пока еще недостроенная мечеть. «Здесь ежедневно по специальному приказу Тимура готовят мясо двадцати овец и распределяют среди нищих. Это делается в честь его отца и его сына, которые покоятся в этих часовнях», — писал он. Пораженный огромным количеством мяса и фруктов, Клавихо узнал, что здесь похоронен любимый сын Тимура Джахангир вместе с отцом императора Тарагаем. Клавихо утверждает, что сам Тимур хотел лежать под этим куполом.
Реставраторы работали и здесь. На портале плясали блики, которые отбрасывали синие изразцы. Местная легенда говорит, что отец Тимура и его духовный наставник шейх Шаме ад-дин Куля похоронены под ониксовыми плитами в одном из уцелевших мавзолеев на кладбище племени барлас. Неподалеку расположена маленькая усыпальница с куполом, в которой находятся четыре могилы наследников Улугбека. За сотни лет вода, которой родители обмывают больных детей, проточила глубокую щель в Кок-Таше (Синем Камне). В камне содержались лечебные соли.
После могильной тишины базарная площадь казалась кипящим котлом. Фермеры приезжали в город вместе с женами и детьми, чтобы продать свои продукты. Они сидели в пыли над деревянными ящиками и металлическими корзинами, набитыми помидорами, луком и яблоками. Крестьянские женщины в дешевых поношенных платьях с яркими платками на головах вытирали пыль с овощей и раскладывали их аккуратными кучками. Мальчики с бритыми головами стояли возле самодельных повозок, готовые отвезти груз, если кому-то это потребуется. Были поставлены большие навесы, чтобы укрыть в тени груды арбузов, напоминающих пушечные ядра. Если вспомнить, что писал Клавихо, то окажется, что базар совершенно не переменился. «Арбузы величиной достигают лошадиной головы. Они настолько хороши и велики, что подобных не найти в целом мире». Некоторые грузили на автомобили. Мужчина, стоя на земле, аккуратно кидал их мальчику, стоящему в кузове. Закутанные женщины стояли за каменным прилавком и продавали мягкий сыр. Они раскладывали свой товар как можно привлекательнее и ругали конкуренток, стараясь привлечь внимание именно к себе. Длинные прилавки были отданы сластям, орехам и грудам халвы, печенья и экзотических пряностей. Мешки с семечками подсолнечника лежали открытыми, чтобы любой прохожий мог зачерпнуть из них, если пожелает. Мужчины, женщины и дети хватают полные пригоршни, ловко счищают шелуху и с наслаждением жуют крошечные зернышки, словно это изысканный деликатес, а не закуска бедняков. Фрукты и овощи лежат на земле и на прилавках там, где есть место. Здесь, как и во времена Тимура, продают персики, груши, гранаты, сливы, абрикосы, яблоки, виноград и фиги, картошку, перец, лук. Некоторые ларьки торгуют пластиковыми пакетами с заранее приготовленными смесями для плова — блюда из маслянистого риса, мяса и овощей. Мясники с огромными ножами ловко отрезают куски мяса от того, что в нормальной стране сочли бы скверной падалью. Туши висят на крюках, а струйки крови сбегают вниз, прямо в пыль. Это место постоянного движения. Люди приходят и уходят пешком, на велосипедах, мотоциклах, повозках, ишаках и лошадях. Те, кто желает укрыться от солнца, прячутся в маленьких закусочных, прикрытых плотными занавесями. Там люди жуют шашлыки, кебаб или манты, баранину и лук, обильно политый густым сметанным соусом. Некоторые из них собираются, словно солдаты, вокруг котла с пловом, фыркающим аппетитным паром.
Жизнь в Шахрисабзе трудна, впрочем, как и во всем Узбекистане. Слава, которой пользовался город
