На следующей неделе он заставил Лесли вобрать в себя столько тьмы, что ее рвало, но происходящее они не обсуждали.
Это стало привычным, и Лесли не возражала. Айриэл не говорил ей, что произойдет ночью, а она не спрашивала. Они не договаривались об этом специально, но Лесли чувствовала, что так будет лучше.
Наверное, это можно было считать прогрессом. Порой, когда Айриэл перекрывал связь и темная лоза между ними замирала, подобно спящей змее, Лесли чувствовала слабые отголоски утраченных эмоций. В такие моменты она могла лгать себе, что счастлива, что в положении любимой и балуемой игрушки есть своя прелесть, — пока на нее не обрушивалась тяжесть ее истинного положения и не исчезали все чувства, кроме неистового желания.
Точь-в-точь как у любого наркомана.
Ее наркотик был живым, он ходил и разговаривал, но все равно оставался наркотиком. И заставлял ее вытворять такое, что она сгорела бы со стыда, если бы могла стыдиться. Увы, не могла — Айриэл выпивал все подобные эмоции, как экзотический эликсир. И только его прикосновение могло успокоить, заполнить разверзавшуюся внутри нее бездну, когда страсть достигала пика.
Чем это кончится? Пожрет ли тьма ее целиком?
Айриэл на этот вопрос не отвечал. Не говорил, что станет в конце концов с ее телом, ее здоровьем, долго ли она проживет. Ничего не говорил. Твердил, что он рядом, что он бережет ее, защищает от опасности и все будет хорошо.
Теперь Лесли могла выходить гулять без Айриэла. И она понимала, что встреча с Ниаллом — это лишь вопрос времени. Из всех людей, которых она знала в прошлой жизни, до магического обмена, он был единственным, кого ей видеть не хотелось. Ниалл дружил с Айриэлом, знал, что такое Темный двор и что представляет из себя мир, где Лесли сейчас живет. От Ниалла ничего не утаить, именно это ее и смущало.
Тем не менее Лесли высматривала его. И наконец увидела на другой стороне улицы, возле музыкального магазинчика, куда так любила заходить Рианна. Он слушал уличного музыканта, игравшего на бойране[13] что-то знакомое, но непривычно звучавшее. Сердце Лесли мгновенно подхватило ритм и скорость музыки, словно палочки стучали по ее собственной коже.
Тут Ниалл повернулся и увидел, что она смотрит на него. Губы его шевельнулись, и Лесли поняла, что он произнес ее имя.
По улице неслись машины, перейти дорогу было невозможно. Но Ниалл не был человеком. Он проскользнул через какие-то незаметные бреши и через мгновение уже стоял рядом, прижимая к своим губам руки Лесли. Из его глаз катились слезы, которых не могла пролить она.
— Он не разрешал мне видеться с тобой.
— По моей просьбе. Я была в таком состоянии, что не хотела, чтобы меня кто-то видел.
Лесли отвела взгляд.
На них таращились все фэйри, оказавшиеся неподалеку.
— Убил бы его, если б мог, — сказал Ниалл так жестко, как никогда не говорил при Лесли Айриэл.
— Я этого не хочу. Не...
— Хотела бы, не сотвори он с тобой такое.
— Он не так плох.
— Не надо, пожалуйста.
Он все держал ее за руки и плакал — Лесли слышала это, не глядя. Похоже, что чувства его не изменились, он желал ее по-прежнему. А она... Влечение к Ниаллу, так томившее ее прежде, неудержимое желание прикоснуться, обнять — все прошло, словно было иллюзией. А может, Айриэл лишил ее этих чувств?
Она взглянула на красивое лицо Ниалла, на его шрам. Ощутила мимолетную нежность. Но не влечение.
Фэйри, глазевшие на них кто с любопытством, кто с неодобрением, затараторили — обменивались предположениями, что сделают подданные Темного короля и сам Айриэл, узнав об этой встрече.
— Убьет мальчишку. С него станется.
— Вызовет на поединок.
— Ничего не сделает. Подумаешь, какая-то смертная!..
— А вот и не «подумаешь»! До нее Айриэл смертных не забирал. Эта, видать, особенная.
— Да он никому не позволит тронуть своего любимчика-ганканаха!..
— Может, пытать велит? Ее саму заставит?
Они хихикали и трещали без умолку, пока Лесли не повернулась в сторону теней и взглядом не попросила вмешаться своего охранника, пса Габриэла. Тот разогнал зевак быстрее, чем она высказала свою просьбу вслух. Поднял нескольких над головой и отшвырнул, остальные в ужасе разбежались сами. Визжали так громко, что музыкант с бойраном на мгновение перестал играть и огляделся по сторонам, ища источник неведомо откуда докатившегося до него страха.
— Псы слушаются тебя? — спросил Ниалл.
— Да. Все ко мне добры. Никто не обижает. — Лесли коснулась его груди, где под рубашкой таились ужасные шрамы — ответы на множество вопросов о нем самом, об Айриэле и о мире, который она сейчас звала своим домом. И добавила: — Делают все, о чем ни попрошу.
— Айриэл тоже?
Голос Ниалла был бесстрастным. Как и лицо. Но Лесли знала, что он чувствует на самом деле. Надежда, желание, гнев, страх — все одновременно.
Хотелось бы ей солгать в ответ, но она не могла. Не хотела, потому что знала: он солгать не может — ни словом, ни чувством.
— Обычно да. Он не касается меня без разрешения, если ты об этом. Но он сделал меня такой, не спрашивая разрешения. И я не знаю, где мои желания, а где его. Когда он нужен мне... это меня убивает, Ниалл. Словно я умираю от голода, словно что-то пожирает меня живьем изнутри. Это не больно. Мне не больно, но я знаю, что боль должна быть, и кричу, хотя ее не чувствую. И только Айриэл спасает... Он спасает от всего.
Ниалл пригнулся, чуть слышно сказал ей на ухо:
— Я могу это прекратить. Оборвать вашу связь. Знаю, что для этого нужно. — И еще тише прошептал, что Айслинн даст ему солнечный свет, а королева Зимы — холод и с их помощью он выжжет и выморозит магические чернила из ее кожи. — Все получится. Ты освободишься от него. Избавишься от них всех.
Лесли не ответила. Не в силах была вымолвить ни «да» ни «нет».
— Выбор за тобой. — Ниалл обхватил ее лицо руками, заглянул в глаза — совсем как прежде, когда она еще была самой собой. — Он есть. Я предлагаю его тебе.
— А если станет хуже?
— Подумай, что бы ты выбрала, если бы не влияние Айриэла? Неужели... — Он сделал паузу. — То, что есть сейчас?
— Нет. Но и отказаться от этого я уже не могу. Не могу притвориться, что ничего не было. Я не стану прежней. Если чувства ко мне вернутся и я уйду — как жить дальше с тем, что...
— Просто уйди. То, что ты совершаешь в отчаянии, — это еще не ты. — Лицо у него стало гневным.
— Правда?
Лесли вспомнилось мгновение, когда она стояла в окне пакгауза и глядела вниз на землю. Думала о прыжке и знала: даже если Айриэл поймает ее сейчас, потом она не единожды испытает точно такое же отчаяние. Это чувство, пусть едва уловимое, было ее собственным. Оно было частью ее личности, выбравшей именно этот путь.
Еще она вспомнила знаки, предупреждавшие ее: что-то неладно. Вспомнила тени, увиденные в салоне Кролика. Вопросы, которые она могла задать, но не задала — Айслинн, Сету, Кролику, самой себе. Вспомнила, как молчала о своей беде вместо того, чтобы искать помощи. Не делала ничего, и это тоже было частью ее личности. Это она выбирала. Бездействие тоже выбор.
