слишком возмущены всем случившимся и не успели успокоиться, но я постараюсь сделать, что могу!
Капитан М. пожал ему руку и утвердительно кивнул головой, после чего М'Эльвина спустился вниз, где было отведено помещение для пленных, и так как он пользовался всеобщей любовью и доверием, то ему удалось доказать всю выгоду предложения капитана М. и убедить своих бывших подчиненных согласиться поступить на королевскую службу, добавив, что служить под начальством такого капитана, как капитан М. — большая честь. В конце концов, М'Эльвина мог поздравить командира фрегата с приобретением лихого экипажа «La Belle Susanne».
— И этим я обязан вам, капитан М'Эльвина! — говорил ему обрадованный капитан М. — Поверьте, я не забуду нашей услуги, а в данный момент ваш поступок дает мне смелость обратиться к вам с другою просьбой. Я уверен, что если вы только пожелаете, то можете сообщить мне весьма важные для меня сведения относительно намерений некоторых французских судов!
— Можете быть уверены, сэр, что найдете во мне самого искреннего англичанина, и хотя я по долгу службы и призвания должен был сражаться против своих единоплеменников, но поверьте, что у меня при этом сердце кровью обливалось. Ни честь моя, никакие причины не обязывают меня скрывать от вас то, что мне удалось узнать во время моих стоянок в французских портах, и все, что мне известно, я во всякое время готов сообщить вам. Никогда французское правительство не могло заставить меня давать ему некоторые необходимые сведения о действиях нашего флота, несмотря на то, что я не раз получал от него самые заманчивые предложения. Я от души желаю встречи с каким-нибудь французским судном, чтобы доказать, что я готов сражаться за Старую Англию так же, как только что сражался против нее, защищая интересы человека, доверившего мне свое имущество!
— В таком случае, капитан, будьте добры зайти в мою каюту! Там мы с вами поговорим о том, что для меня особенно важно знать!
М'Эльвина последовал за капитаном М. в его каюту и беседовал там более часа при закрытых дверях.
ГЛАВА XI
Недель за шесть до того момента, когда Вилли был произведен в офицеры за свой отважный подвиг во время бомбардировки судна, где он находился, дед его, старый адмирал де Курси, тяжело заболел. Когда он окончательно слег в постель и почувствовал себя совершенно беспомощным и бессильным, тогда только почувствовал свое одиночество. Когда врачи нашли нужным сказать ему, что дни его сочтены, и что ни малейшей надежды на выздоровление его они не питают, он принял эту безрадостную весть, по-видимому, совершенно спокойно, но в душе его совершался целый переворот. Теперь только для него стало ясно, что всякий последний пастух счастливее его, так как у него есть близкие и родные, которым он дорог, которые его любят и всячески стараются облегчить его страдания, если он болен. Вельможа стал завидовать теперь каждому живому существу, а в душе его пробудилось сознание, что и у него были такие близкие существа, готовые любить, но он сам оттолкнул их от себя, — сам был причиной преждевременной смерти двоих из них.
— Но у меня есть еще сын! Что мешает призвать его? — подумал старик и, дернув шнурок звонка, приказал явившемуся на зов слуге немедленно попросить к себе викария.
Зная о положении адмирала, у которого он не был с самого того дня, когда получилось предсмертное письмо Питерса, викарий с часа на час ждал этого приглашения и не заставил себя долго ждать.
Адмирал заговорил с ним не как надменный аристократ, каким был всю жизнь, а как смиренный кающийся грешник, сознающий свои вины. Он просил викария вернуть ему его единственного оставшегося в живых сына, послать за ним сейчас же, не теряя ни минуты, чтобы он мог вымолить у него прощение.
— Ведь вы, вероятно, знаете из того письма, где он?
— Да, сэр, то письмо было писано им за час до смерти!
— За час до смерти! Боже правый! Неужели он умер с голода, как я в своем безумии желал тогда?
— Нет, сэр, но закон, оскорбленный им, приговорил его к лишению жизни…
— Что вы говорите? — воскликнул адмирал. — Неужели вы хотите сказать, что он был повешен?
— Да, сэр, повешен! Вот и письмо! Если желаете прочесть его, то сами узнаете всю эту печальную новость!
На этот раз адмирал жадно схватил письмо и со слезами на глазах прочел его от первой строки до последней.
— Несчастный! О, если бы я мог умереть за тебя, сын мой!.. Бог покарал меня за гордость, за мое себялюбие, отняв у меня и последнего сына!
Это известие настолько поразило адмирала, что он лишился чувств, а когда после долгих усилий врача, наконец, оправился, то был до того слаб, что уже не мог встать с постели. Но как только к нему вернулось сознание, он выслал всю прислугу и, пожелав остаться наедине с викарием, заговорил с ним о своем внуке. Он пожелал увидеть его, признал его своим законным внуком и тут же составил завещание в его пользу, назначив его единственным наследником всего своего громадного состояния. Когда все бумаги были оформлены так, как того требовал закон, викарий удалился и обещал зайти снова на другой день. Но на другой день у викария были другие умирающие, жаждавшие его утешения, и ему не удалось зайти, а когда, день спустя, он навестил адмирала, то уже не застал его в живых. Бедняга скончался на глазах у наемной сиделки, черствой, бесчувственной женщины, которая, видя, что он кончается, стала обирать и прятать в свои карманы все, что было ценного, и что можно было захватить, не будучи уличенной в воровстве. В последние минуты она не захотела даже облегчить страдания умирающего, подав ему глоток воды.
Два дня спустя после похорон адмирала в замок явился дальний родственник покойного, мнивший себя его законным наследником, и, найдя замок и все в нем опечатанным, немедленно потребовал снять печати. Но викарий воспротивился этому требованию, заявив, что единственный законный наследник адмирала не он, а внук адмирала де Курси, юный Вильям де Курси.
Трудно себе представить разочарование и сдержанное бешенство этого развенчанного калифа, приехавшего сюда в качестве полновластного хозяина и уезжавшего теперь заурядным бедным родственником владельца, которому даже прислуга не оказывает должного почтения.
Таким образом, Вилли, сам того не подозревая, стал богатым наследником имени и состояния адмирала де Курси, своего родного деда, которого он никогда не видал и о котором даже не знал ничего.
ГЛАВА XII
Вследствие сведений, полученных от М’Эльвина, капитан М. решил не заходить в порт, а искать встречи с одним первоклассным французским фрегатом, на что теперь, по словам М'Эльвина, было много шансов. Тому было хорошо известно и время выхода в море, и намерения французского фрегата, и в милях тридцати к югу от Бреста на рассвете марсовый «Аспазии», — как звали фрегат, которым командовал капитан М., — заметил в нескольких милях под ветром большое судно. Капитан М., вооружившись хорошей зрительной трубой, внимательно оглядел очертания судна и, передавая трубу М'Эльвина, сказал:
— Кажется, это тот самый фрегат и есть!
— Да, большой фрегат у нас под ветром! — крикнул старший лейтенант.
— Смотрите капитан, это судно будет пытаться уйти в passage de Raz, мы должны отрезать им путь, и тогда они, волей-неволей, должны будут сразиться с нами! — сказал М'Эльвина. В одну минуту все паруса были подняты, и «Аспазия», как стрела, понеслась по волнам.
— Распорядитесь, чтобы люди получили свой завтрак, мистер Харди, — проговорил капитан М., обращаясь к старшему лейтенанту, — времени еще достаточно!
Началась безумная погоня. «Аспазия» быстро нагоняла уходивший от нее французский фрегат, оба судна подняли свои флаги. Французское судно надеялось уйти в узкий пролив, а «Аспазия», следуя за ним, рассчитывала преградить вход и вместе с тем надеялась избежать опасных подводных скал, далеко тянущихся в море от острова Святых.
— Получили ли люди завтрак? — спросил капитан.
— Завтрак их был готов в котлах к раздаче, но они сами вылили всю пищу у клюзов8, так как котлы им нужны были, чтобы наполнить их картечью.
Капитан улыбнулся. «Экие молодцы!» — подумал он. Этот энтузиазм радовал его, и вместе с тем у него становилось грустно на душе при мысли, что многие из них никогда больше не подумают о завтраке, и много бравых молодцев станут через час-два жалкими калеками.
— Если это не противно вашим правилам, капитан М., — сказал М'Эльвина, — то я хотел просить вас,
