Леви, перевозят оружие, которым снабжают коммунистов, мечтающих завладеть Шанхаем?
— Не понимаю, куда вы клоните.
— О, мне очень жаль. Наверное, я выражаюсь непонятно, мой французский оставляет желать лучшего, — говорит гангстер, опуская глаза. Ким понимает, что, несмотря на бравый вид, костюм по последней моде и гладкую розовую кожу, ему намного больше лет, чем кажется с первого взгляда. — Но и ваш французский, мсье, также далек от совершенства. Потому что вы не француз, — так мне сказали.
— Вы правы. Я каталонец и испанец, и, поверьте, меня несколько утомило быть тем и другим одновременно. Так что терпение мое не беспредельно, особенно когда приходится терять время с головорезом, переодетым старой черепахой. Что вам от меня надо?
Не теряя фарфоровой улыбки, Ду Юэшэн отпивает глоток шампанского и отвечает:
— Не горячитесь, любезный друг. Вы позволите задать вам один вопрос? Зачем вы пожаловали в Шанхай?
— Предположим, я прибыл сюда, чтобы купить шляпу, такую как в «Шанхай Лили».
— У вас оригинальное чувство юмора, — улыбается Ду Большие Уши. — Думаю, мы поймем друг друга… Почему бы вам, мсье, не присесть за наш столик и не выпить бокал шампанского?
— Я люблю пить в одиночестве.
— Вам явно недостает вежливости, однако я не стану обращать на это внимание. Как бы то ни было, я собираюсь сделать вам одолжение.
— Извольте.
— Должен вас предупредить, что вам лучше поскорее уехать из Шанхая.
— Об этом и не мечтайте.
— Вы, мой бесценный друг, слишком категоричны. — Ду любезно улыбается. — Мечтать — дело хорошее. Попробуйте на досуге.
— Я давно утратил эту привычку.
— Не верю. Если бы вы говорили правду, вас бы сейчас в Шанхае не было. Ну да ладно. Может, вы хотя бы поужинаете со мной? Есть змеиный суп, лотосовые корни, ю-лай. Вы знаете, что это такое?
— Свиной язык Нет уж, спасибо.
— Вижу, вы делаете успехи в моем языке… Короче говоря, хотите добрый совет, мсье? — Его тон становится более жестким.
— Можете себя не утруждать.
— Предупреждаю, мсье: вы лезете на рожон.
— Не имею привычки лезть на рожон, — холодно отвечает Ким. — Но уж если придется, знайте: я пойду до конца.
Оркестр заиграл «Амаполу», и внезапно из потаенного уголка памяти перед глазами Кима возникает твоя мама, которая словно в полусне медленно танцует в его объятиях, склонив голову ему на плечо: она любила эту песню и частенько напевала ее, словно песня спасала ее от жестокого и равнодушного мира. Ду Большие Уши пристально рассматривает лицо Кима и добавляет более мягко:
— А теперь слушайте, что вам следует делать, мсье Франк. Завтра утром вы сядете на самолет и через Японию вернетесь во Францию.
— Я же сказал, что в самолетах меня укачивает.
— Тогда плывите на корабле. Существует множество способов уехать из Шанхая, мсье, важно одно — чтобы человек сделал это добровольно и его не пришлось… выставить вон. — Он снова улыбается, опустив тяжелые веки. — Вам все ясно?
— Почему вы настаиваете, чтобы я уехал, Ду?
— В Шанхае и без вас довольно коммунистов.
— Омар тоже так думает?
— Не знаю, что на уме у этого достопочтенного господина, — говорит Ду, и его улыбка исчезает. — Он мне не друг.
— Правда?
— Спросите его об этом сами, если вам угодно.
— Значит, у меня ложные сведения.
— Несомненно, — отвечает Ду. — Рад, мсье, что мы с вами поговорили. Вы учтете мой совет?
— У меня другие планы, и мне некогда терять время с такими субъектами, как вы, — говорит Ким. И добавляет: — Цзяси-чжэнь-цзу.
Это выражение китайцы используют, когда кто-то пытается тебя надуть и начинает ломать комедию.
— Чаншоу, — отвечает ему Ду. — Долгих вам дней, мсье.
Ким бросает последний взгляд на двух молодчиков, охраняющих Ду Юэшэн, поворачивается к ним спиной и возвращается обратно к стойке. Он вновь пересекает игорный зал, огибает танцплощадку под заключительные аккорды «Амаполы», и до него доносится неповторимый аромат светлых волос твоей мамы. Он расплачивается и покидает «Желтое небо».
Домой Ким возвращается пешком, и когда открывает дверь, на часах уже половина третьего. У него свой ключ, поэтому нет нужды будить Дэна, который, как обычно, оставил включенным свет в гостиной и на террасе. Раздеваясь в своей комнате, Ким думает о Ду Большие Уши. Почему он ему угрожал? Чьи интересы защищал?
В квартире жарко, и, прежде чем улечься спать, он принимает душ, потом, накинув халат, пересекает гостиную и выходит на террасу выкурить сигарету. За спиной раздаются шаги, он поворачивается и видит Дэна, который, не произнося ни слова, растерянно смотрит на него.
— Мсье чего-нибудь нужно…? — выдавливает наконец верный слуга.
Ким внимательно смотрит ему в глаза. На вопрос о здоровье госпожи Дэн, потупившись, отвечает, что та легла спать, как только Ким ушел.
— Она ужинала?
— Нет, мсье, у нее не было аппетита.
Дэн смущенно смотрит в пол, словно хочет что-то добавить, но в конце концов молча уходит.
Ким плохо спит и просыпается на рассвете. В окно видно, как из-за моря поднимается ослепительно красное солнце. На кухне, выпив чай, он вспоминает, что оставил сигареты на террасе, и направляется туда, но там их нет и в его комнате тоже. В поисках сигарет он четырежды пересекает просторную гостиную и каждый раз на несколько секунд замирает и осматривается: мягкие диваны и шелковые подушки, рояль, высокая витрина с коллекцией вееров и фигурок из стекла и нефрита, растения с блестящими зелеными листьями, длинные гардины; он не может избавиться от ощущения чужого присутствия, словно кто-то невидимый внимательно следит за ним; в нем крепнет твердая уверенность, что в гостиной появилось нечто, чего не было раньше. Крышка рояля откинута, клавиши немы, но ему кажется, будто они что-то ему говорят…
Сердце откликается раньше, чем разум. Он еще не понял, что его тревожит, но вот-вот поймет, потому что на этот раз это не просто предчувствие: в гостиной явно что-то не так. Еще миг — и он догадывается, в чем дело: на рояле в высоком бокале стоит желтая роза на длинном стебле, которой вчера, когда он вернулся, там не было. Она слегка увяла и потускнела — та самая желтая роза, что совсем недавно украшала один из столиков в «Желтом небе», а теперь она никнет, печально глядя на свое отражение в блестящей поверхности рояля, теряя загадочное очарование и сладкий аромат.
4
Мы не заметили, как ночь вместе с ароматом розы проникла к нам на террасу, и я зажег свет. То была не голубая роза забвения — к сожалению, ребята, то была желтая роза разочарования… Внезапно Форкат умолк, словно электрический свет оборвал поток его воспоминаний. Встав с кровати, он сделал несколько шагов по террасе — голова опущена, руки втянуты в рукава кимоно и прижаты к животу — ни дать ни взять злой волшебник Фу Манчу.[18] Потом погладил Сусану по
