все под собственные фанфары.
— Хватит скулить. Дело говори!
— Все очень просто. Самохина убили, когда он открывал дверцу нанимателю. Он стоял спиной к подъезду и лицом к машине. Пуля угодила ему в затылок. Выстрел точный. Теперь прикинь: Самохин высокого роста. Его голова находилась сантиметров на сорок выше дверцы «форда». Так? Если бы киллер хотел убить нанимателя, то подождал бы, пока телохранитель открыл дверцу и выпустил жертву из машины на тротуар. Стреляй себе, сколько влезет. Он снял бы его первым выстрелом. Но киллер и не думал охотиться за нанимателем. Он целился в нашего парня и выполнил свою задачу. То же самое произошло сегодня. Сафронова уложили, когда он вышел из подъезда. В упор. Обычный прохожий. А клиент остался живым и даже не высунул носа из парадного. Выходит, что киллеры не знают своих целей? Чушь собачья. Мы проиграли, Костя. Теперь будем подыхать с музыкой под аккомпанемент газетной шумихи. Агентство «Щит» войдет в историю, а мы на кладбище.
— Ты хочешь сказать, что нас нанимают подставные? Нанимают и подводят под ствол киллера?
— А ты сам не видишь, как они стреляют? Наши ротозеи даже дернуться не успевают. Угрозы майора не шутка. Они решили завалить всех как положено, на боевом посту. А что? Мы сами хвастались, что работа у нас такая! Оберегаем жизнь мирных граждан и жертвуем своей.
— Примитивно действуют.
— Конечно. За Рыжего мстят. Мы его также у подъезда уложили. А главное — это то, что они не успокоятся. Сейчас пришла еще одна заявка. Как только я ее получил, так сразу все понял. Звонил какой-то тип. Просит сопроводить его семью в аэропорт Шереметьево к рейсу Москва-Брюссель. Помнишь ту пресс- конференцию, когда ты рассказывал о перестрелке у Марьиной пущи? Майор тогда в зале сидел и спорил с тобой по поводу дырок в машине. Теперь они делают тот же заказ. А это значит, что они играют в открытую: мол, готовьтесь, ребята. Посмотрим, чья возьмет. И не откажешься. Сами себе рекламу сделали.
В комнату вошел Ахмед и потряс видеокассетой.
— Дождались, мужики! Сарафанов объявился. Идем ко мне, там посмотрим.
— Глянь-ка, а у этого придурка совсем крыша поехала.
Вихров покрутил пальцем у виска.
— Ну хватит, — возмутился Ахмед. — Сейчас сами все увидите.
Все устроились возле моноблока с небольшим экранчиком в крохотной комнатке.
На экране появилось лицо Сарафанова.
— Мать твою за ногу! — воскликнул Вихров. — Воскрес чертяка!
— А может, запись старая, — уверенно заявил Савелий.
— Сейчас сами все поймете, — поставил точку Ахмед.
Сарафанов заговорил.
'Слушай меня внимательно, Вихров. За то, что похоронил меня, спасибо. Ценю заботу о ближнем. За то, что посылаешь своих мордоворотов к Маринке, благодарить не стану. Как видишь, я жив. Можешь поехать на мою могилу, но никого там не найдешь. Однако о деле. Я обещал тебе помочь, и я помогу.
Предварительный план остается в силе. Через три дня закажешь автобус на Тверь.
Придешь со своими людьми в местное управление и дашь заявку на Чечню. Они готовят такую переброску. Будете сопровождать поезд с колонной грузовиков. В Моздоке к вам подойдет капитан Соловьев. Он будет вашим проводником. Деньги получите на границе. Если доберетесь туда живыми. Курьер передаст вам по сто тысяч на каждого. Головой не крутите, он сам вас найдет. Вы будете находиться под наблюдением моих людей. Окажетесь за кордоном — тогда и поблагодарите. Не исключаю личную встречу с тобой. Действуй, подполковник. Другого выхода у тебя нет'.
Экран погас.
— Мать честная! — Вихров откинулся на спинку стула, и та издала предупреждающий треск.
— Что делать будем, командир? — спросил Ахмед.
— А ты не слышал? Тут и думать нечего. Нас пятеро осталось. День-два — и никого не останется. Линять будем!
— А в лесок бы не грех съездить. Местечко с могилкой я хорошо запомнил. И Угрюмого с собой возьмем.
— Мысль неплохая, — задумчиво произнес Вихров. — Там и машину найдем. Автобус нам теперь ни к чему. Команда жидковата. Береженого Бог бережет! Уходить будем сегодня ночью, по одному. Встретимся на развилке Варшавской магистрали у въезда в Подольск. О своих машинах забудьте. Электричка, такси, попутка, велосипед да хоть бы на роликах, но из Москвы выезжать тихо. Одна глупая овца всех в омут затянет. А ты, Савелий, принимай заказы и на Шереметьево бери заявку. Пусть ждут. Авось дождутся.
Савелий потер руки, будто ему наливали стакан водки под грибки и килечку.
В доме играла траурная музыка, зеркала были затянуты черным бархатом, люди разговаривали вполголоса. Андрей, Марина и Ван Ли медленно поднимались по лестнице на второй этаж. Скорбные лица сопровождали растерянных молодых людей и тут же начинали перешептываться за их спинами. Многие смотрели на Андрея с удивлением, некоторые с испугом, другие с сочувствием.
Профессор Зарецкий лежал в одной из операционных. Его еще не переложили в гроб, и тело покоилось на столе. Операционная превратилась в обычную комнату, все медицинское оборудование исчезло.
Андрей подошел к отцу и поцеловал усопшего в холодный лоб. У Вана Ли скатилась скупая слеза со щеки. Марина чувствовала себя растерянной. В ярко-красном коротеньком платьице, на высоких шпильках, она выглядела белой вороной среди серых мрачных фигур, заполнивших дом.
К Андрею приблизился молодой человек и тихо шепнул на ухо:
— В кабинете вашего отца находится профессор Ланской. Он хочет поговорить с вами.
Андрей кивнул и вышел в коридор.
Задержавшись на секунду, он повернулся к Вану Ли и с удивлением заметил:
— Куда делись Кошман и Наташа? — Он не ждал ответа и тут же добавил:
— Отведи Марину в мою комнату.
В кабинете хозяина сидели двое пожилых, солидных мужчин. У одного была седая шлевелюра, лысина другого отражала тусклый серый свет от окна. Статные старики встали, подошли к Андрею и высказали свои соболезнования.
— Мне очень жаль, Андрюша, что так все получилось, — сказал полнеющий мужчина с седой шевелюрой. — Надеюсь, ты меня помнишь, я Ланской Юрий Германович. А это мой коллега, профессор Маковский. Наука понесла невосполнимую утрату.
— От чего он умер? — тихо спросил Андрей.
— Сердечный приступ. Так зафиксировано в свидетельстве о смерти. Мы — старые друзья твоего отца. И твои друзья тоже. Ты можешь рассчитывать на нас.
— Как это случилось?
— Я могу пересказать только то, что услышал от Игоря Кошмана. Вчера во второй половине дня твой отец получил телефонограмму из Тихоновой пустыни Калужской области, где говорилось, будто в одном из кемпингов обнаружены два трупа. Один твой, второй твоей жены. Следственные органы просили приехать отца на опознание. Сердце не выдержало! Ты был для Бориса больше, чем сын. Он жил и работал больше для тебя, чем для науки.
— Вы делали вскрытие?
— Нет, к сожалению. Кошман и Наташа возражают. Если поверить в твою смерть, то они остались самыми близкими людьми умершего, и мы подчинились их воле. Так уж повелось. Милиция не нашла криминала и не настаивала на вскрытии.
Твой отец умер в почтенном возрасте и перенес два инфаркта. Известие о смерти сына могло подкосить и здорового человека.
— Но, как видите, я жив.
— Не знаю почему, но я не сомневаюсь в этом.
— А в чем вы сомневаетесь?
Тут вступил в разговор Маковский:
— Видите ли, Андрей… Нам сообщили о кончине Бориса Михайловича только вчера ночью, спустя
