мафиози по кличке Князь. На этом пока все.
Камера вернулась в студию. Данила досмотрел новости до конца, но в них ни словом не обмолвились о гибели девушки, которой зверски перерезали горло. На сегодня ему дали выходной. Интересно, сколько теперь заплатят, ведь пролито море крови.
Данила вспомнил о ключе от квартиры Анфисы, который она дала ему. Он вышел на улицу и сел в свой старый драндулет, на джип даже не взглянул, и через сорок минут был у дома Анфисы. Дверь квартиры оказалась запертой, Данила открыл ее своим ключом. В квартире царила тишина и чистота. Трупа девушки в спальне не было. Никаких следов крови, кровать застелена. Если тут и остались чьи-то следы, то они принадлежат хозяйке либо ему.
Данила прошел в ванную комнату. Воду он не сливал, и там оставался стакан, из которого он пил водку. В ванной также царила чистота, на кафельном полу исчезло пятно крови от его одежды. Но у него есть пленка, где запечатлена трагедия. В гостиной на спинке стула висела сумочка Анфисы Он заглянул в нее и нашел ключи от квартиры, а еще свою фотографию. Этот снимок раньше был приколот к стене в его комнате среди десятка плакатов и картинок из журналов. Не оставалось сомнений – карточку Анфисе мог дать только Андрей, который несколько раз бывал в его конуре. Мелькнула мысль – а вдруг убийца заглядывал в сумочку? Он не мог не заметить джип, выданный фирмой. Машина стояла у подъезда. Анфиса могла доверить ключи только Сергею, он был ее любовником в течение долгого времени. Но она от него ушла и контору оставила. Если не он сам ее убил, то послал Осипова. Анфиса сказала, Сергей не даст ее в обиду. Черта с два! Человеческая жизнь для этих волков ничего не стоит. Почему же его не стали трогать? А что мальчишка может им сделать? Вызвать ментов? Вызвал, и что? Его же и обвинят в убийстве. Других отпечатков в квартире не найдут. Нет, он еще не готов тягаться с профессионалами. Но придет и его час.
Данила ушел ни с чем, как побитый пес. Он не думал, куда едет, но машина будто считывала информацию с его подсознания и остановилась на незнакомой ему улице. Напротив находился ресторан «Руслан». Рабочие вставляли стекла. Он не видел ресторана с парадного входа, но теперь понял, где вчера находился. Ему вспомнились гангстерские боевики, которых он в свое время насмотрелся досыта. Там часто убивали противников в барах и кабаках, и у него всегда возникал один и тот же вопрос. Возник он и сейчас. С одной стороны – широкая, хорошо просматриваемая улица, с другой – глухой двор. В банкетном зале собираются крупные мафиози на семейное торжество. А где охрана? Они же не полоумные. Взвод автоматчиков беспрепятственно проникает в ресторан, поднимается на второй этаж, вламывается в зал и открывает огонь. Во дворе развязки ждет ОМОН, спрятавшись за деревьями. Такую свадьбу должны охранять сотни вооруженных телохранителей с рациями и в бронетранспортерах. Смешно подумать, что они сами подали себя на тарелочке с голубой каемочкой. Убрать охрану без шума невозможно. Да и сам Князь, как его назвали в новостях, не стал бы устраивать праздник в чужом, не контролируемом им районе. Тут есть только один ответ – у Князя не было врагов. А может, он сам нанял ОМОН для своей охраны. Если менты в доле, то они и взяли главаря под свою опеку. Другого варианта быть не может. Учитывая связи Сергея с милицией, он получил информацию от них и получил ее давно, а Андрей знал, куда пойдет вечером. Он понимал, чем может кончиться для него этот вечер, и устроил прощальный завтрак. И его рассказ о разборках не был случайностью.
Данила поехал домой. Возле подъезда его окликнул какой-то мужчина. Лет пятидесяти, высокий, хорошо одетый.
– Вы Данила Астахов?
– Чем могу быть полезен?
– Полезен могу быть только я вам, а вы мне – ничем, – ответил незнакомец.
И передал Даниле пухлую кожаную папку.
– Тут материалы, с которыми вам следует ознакомиться. Пока скажу лишь следующее. Я адвокат и старый друг Андрея Стромова, погибшего вчера при известных вам обстоятельствах. Два дня назад, когда ему стало известно задание, он вызвал меня и нотариуса, и мы составили завещание. Копия его лежит в папке. Андрей завещал вам свою квартиру и все имущество. Подробности вы узнаете из письма. Оно тоже в папке. Я вам понадоблюсь для оформления наследства. Возникнут вопросы – звоните. А его квартиру можете занимать хоть сейчас.
– Где он?
– В морге со всеми другими, кто вчера лишился жизни. При нем имелся паспорт и моя визитная карточка. Я уже был на опознании. Не надо удивляться, всех убитых причислили к категории «гости». Спорить я не стал, осложнения нам ни к чему. Сейчас я занимаюсь организацией похорон, позже вам позвоню. Больше мне нечего вам добавить. Разрешите откланяться.
Мужчина развернулся и ушел.
В одном из конвертов лежал DVD-диск без всяких пометок, рядом листочек бумаги, вырванный из блокнота: «Пароль – фамилия твоего друга, с которым ты учился». Данила вставил диск в компьютер и тут же увидел табличку, запрашивающую пароль. Он набрал на клавиатуре фамилию Цейтлин и сразу получил ответ: «Пароль принят». Остроумное решение. Вычислить фамилию приятеля, с которым учился студент ВГИКа восемь лет назад, практически нереально.
Пошел сюжет. На кровати в незнакомой комнате лежали два железных чемодана, вероятно из нержавеющей стали. Андрей подходит к кровати и откидывает крышку одного из них. Чемодан набит долларами. Пачки перетянуты канцелярскими резиночками. Он поворачивает лицо к камере.
– Здесь около двух миллионов долларов. И заметь – заработанных потом и кровью за три года титанического труда. А теперь я покажу тебе, за что мне платили.
Андрей открыл крышку второго чемодана. В нем лежали пластиковые боксы с дисками. Чемодан был полон.
– Здесь все мои репортажи, которые я копировал для себя. Каждый сопровождается моими комментариями, не теми, которые зрители слышали в эфире, а правдивыми. Это рассказ о том, как строилась схема, по которой такие, как я, снимали «ужастики». Даже ты, поработавший со мной несколько дней, понял, что мы следуем определенному сценарию, написанному рукой мастера. Кем? Не знаю. Но этот человек знает принципы работы милиции, криминалистов, порядок проведения следствия и, ко всему прочему, отлично разбирается в законах драматургии. Его сюжеты потрясают своей фантазией, но надо понимать, что речь идет о гениальном преступнике. Нет, он не ходит с ножом по улицам и не убивает прохожих. Он дает инструкции убийцам – как, где и когда надо это сделать. Я киллеров никогда не видел, мы всегда отставали от них на полшага, но всегда приходили первыми на место разыгравшейся трагедии. Мы лишь одно из звеньев порочной системы. Об этом я хотел снять фильм, для этого собирал материалы и копил деньги. Ни один продюсер на такое кино денег не даст. Они могут восторгаться твоим сценарием, но финансировать кино не будут. Объясняется все очень просто. Пока продюсер не получит от одного из каналов телевидения добро на съемку, ему и копейки не дадут. Кино снимается для эфира, а телевидение такое кино не купит. Причина проста. Нужны сами сенсации, а не способы их создания. К тому же в таком сценарии нет места для положительных героев. Все мы сволочи. Кому из нас может сострадать зритель? Сплошная грязь! Правда жизни далека от романтики. Вот почему я решил снимать независимое кино, а для этого надо стать продюсером, режиссером, сценаристом и оператором. Надеюсь, у тебя это получится лучше, чем у меня. Если ты меня сейчас видишь на экране, то значит, меня уже нет и я ничего никогда не сниму. Уверен, что передаю эстафету в надежные руки.
Кадр сменился. Лес, тропинка, колодец. За кадром зазвучал голос Андрея:
– Ты узнал этот колодец? Мы сюда ходили за водой, когда приезжали на студенческие пикники. Вспомнил? Теперь я сворачиваю строго на север в лес.
В кадре появилась ладонь с компасом: Андрей снимал с плеча.
– Пятьдесят шагов. Вот старая сосна, на ней я вырезал метку. Три креста на уровне глаз. Видно?
На экране появилась свежая рана на дереве с капельками смолы. Камера повернулась вправо и показала полянку, посреди нее – березка с метр высотой. – Чемоданы зарыты на полуметровой глубине под березкой. Она не живая, но послужит отличным ориентиром. Здесь ты найдешь эти чемоданы и мои наброски сценария. Я в тебя верю, Данила. Ты сделаешь фильм лучше меня. Твои раны еще свежи, а моя боль давно притупилась. Я уже не чувствую той остроты, которую должен передать зрителю. Робот не способен передавать чувства, у него нет ни души, ни сердца. Прощай, Данила!
