меня будет документальное подтверждение на руках. Советую тебе обдумывать свои шаги. Скоро увидимся'.
Трифонов кивнул и спросил:
— Вы замужем?
— Развелась три года назад.
Вопрос выглядел нелепым, и девушка посмотрела на следователя в полном недоумении.
— По дороге в больницу вы никого из посторонних не встретили?
— Я и своих-то не узнаю. Все ходят в масках. Я начинаю работать с десяти, как все на этаже, но сегодня пришла чуть раньше. Мало ли что доктору понадобится.
— Спасибо, Таня.
Трифонов встал и вернулся в кабинет.
— Ну что, Прохор Петрович? — спросил он у медэксперта.
— Смерть наступила час назад. Это почти точно. Причина мне не понятна. Очевидно, острый сердечный приступ. Нужно делать вскрытие.
— Согласен. Звоните в морг.
— Да тут рядом. Хорошо бы доктор Гончар дежурил. Молодой, но очень толковый патологоанатом.
— Да, я его помню. Со шрамом на подбородке и разными глазами.
— Мы уже с ним сработались.
Куприянов указал на ноги сидевшего в кресле мертвеца.
— Александр Иваныч, взгляните на ботинки покойника. Желтые башмаки на рифленой подошве, сорок третий размер. Точно такие были надеты на убитом в саду парне. И следы на пирсе оставлены с тем же рисунком.
— И что из этого?
— Ничего. Секретарша говорила, что у доктора Кмитта две пары таких башмаков. Одну он купил себе сам во время распродажи, а другую она. На день рождения, сотрудники скинулись и доверили ей купить подарок шефу. Девчонка не знала, что доктор уже купил такие. Когда ему их подарили, он сказал: 'Теперь до конца жизни обувью обеспечен. Жаль, что одинаковые'.
— Узнай, Куприянов, где, когда и сколько пар продано. Интересуйся только сорок третьим размером, и осмотрите квартиру покойника. Думаю, кроме ботинок, у него много интересного можно найти. Письма, записные книжки, блокноты, записи на календаре и прочее.
— Отправим туда Разживина. Это же его округ. Пусть включается в дело.
— Правильно мыслишь.
Трифонов перевел взгляд на Дмитриева, который обрабатывал порошком подоконник.
— Ну что, майор?
— Чисто. Тут делали уборку к приезду хозяина. Собака нам не поможет. Ковер затоптали. Стадо любопытных нас опередило.
— У тебя есть повод кого-то искать?
— После уборки корзина для бумаг обычно пустует, а тут есть один листочек. Чернила свежие и похожи на те, которыми заправлена ручка покойника. Он что-то писал. Не понравилось, выбросил, а новый лист начать не успел.
Дмитриев подал жеваный листок Трифонову. Следователь водрузил очки на кончик носа и подошел к окну. Разбирать почерк врачей — неблагодарное занятие и требует напряжения. Трифонов прищурил глаза и начал читать: 'Как я и предполагал, Ларису Сомову найдут мертвой. Опознали ее благодаря моему заявлению и оставленной фотографии. Труп практически разложился. Родных у убитой не было, и никто ее не искал. Какие еще нужны доказательства?'
— Что-то доктору не понравилось, и он выкинул этот листок, — сказал Куприянов. — Только не понятно, кому адресовалось это письмо.
— Если предположить, что он писал Ветрову, то, вероятно, это предостережение. Сама по себе смерть Кмитта похожа на естественный конец, но если связать ее с серией смертей, то смахивает на очень хитроумное убийство. Мы уже убедились, что одно убийство не похоже на другое, однако у всех есть общее. Каждое выполнено безукоризненно. Преступники знают больше нас. Они обладают точной информацией и предугадывают шаги своих жертв и наши ответные действия.
— Но на данный момент речь идет о женщине, которую убили в Москве и, как я понял, давно убили.
— А у нас все связано с Москвой. Доктор Кмитт, сам Ветров, Эдуард Чайка, жена Ветрова — все они познакомились в Москве. Медсестра тоже из Москвы. Я позвоню Сычеву. Он сейчас копает старые легенды в столице. Думаю, нам надо знать, кто такая Лариса Сомова.
Куприянов усмехнулся.
— А мне нравится теория Алексея Дмитрича. Мистическое преследование окружения Ветрова сбывается. Странно, что сам Ветров ничего не боится.
— Он автор сценария.
Ответ показался Куприянову слишком двусмысленным и неопределенным, но он не стал углубляться в подробности.
2
Самые состоятельные люди Соснового Бора предпочитали холодные осенние дни проводить в уютном теплом помещении ресторана 'Феникс'. Высокие цены не смущали завсегдатаев, они тянулись сюда, как мотыльки на свет. Вечером залы всегда заполнялись до отказа, а для особых гостей выносили дополнительные столики.
Эдуард Чайка вышел из своего кабинета и прошел в кухню. Заметив своего любимчика, он подошел к рослому детине в поварском колпаке, глянул на него исподлобья и сказал:
— Не пора ли тебя, Кирюша, в отпуск отправить? Ты ведь у нас уже попал на карандаш к ментам. А нам здесь шухер ни к чему. Не мог себе найти бабу помоложе? Что ты прилепился к Недде? Она тебя на пятнадцать лет старше.
— Побойтесь Бога, Эдуард Кобович. Вы меня сами к ней приставили. Нормальная баба. Не повезло ей в жизни. Что она от своего алкоголика видит? Она еще в соку. Мужик-то ей нужен. Такая и молодой фору дать может. Горит, как бенгальский огонь.
Чайка поморщился.
— Дурак ты! Усадьба Ветровых попала под криминальную волну. Я не хочу, чтобы мы заразились этой бациллой. Бери билет в Сочи и уматывай. Я тебе дам знать, когда тут затихнет.
— Гляньте в зал. Там майор из уголовки сидит. Вряд ли я его интересую. Он вас больше любит. Опять зачастил. К чему бы это?
Широкоплечий великан улыбнулся и начал резать лук.
Чайка застегнул пуговицу пиджака на выдающемся округлом животе и вышел в зал ресторана. Каждый второй клиент здоровался с хозяином, а женщины посылали ему воздушные поцелуи, будто встречали кумира эстрады.
Чайка прошел через танцующую толпу и приблизился к столику у стены. Этих гостей он хорошо знал. Не спрашивая разрешения, хозяин взял свободный стул и присел за столик.
Майор Разживин в модном голубом костюме выглядел франтом. Парень знал себе цену и умел себя преподать как надо. Мужчины наравне с женщинами любовались им и восхищались его манерами. Рядом с ним сидел другой красавчик. Феликс Гончар также слыл профессионалом высокого класса. Правда, он не любил, когда его называли потрошителем и даже патологоанатомом. Он считал себя хирургом. Его красивое лицо портил небольшой шрам на подбородке, но о нем быстро забывали, когда молодой человек начинал рассказывать увлекательные истории. Гончар держал в своей ладони узкую нежную ручку девушки, серые глаза которой покраснели от слез.