сегодняшнее воскресенье. У преступников нет выходных дней, и майор особо не надеялся, что смена пройдет тихо и безоблачно. Убийство произошло в одной из московских квартир в тихом переулочке старого района столицы. Это был шестиэтажный дом в глухом дворе Чистопрудного бульвара.
Оперативников встретил участковый лейтенант Дубинин, прибывший первым на место происшествия и сумевший организовать порядок, что позволило следственной бригаде работать с большой отдачей.
Квартира на четвертом этаже была обычной коммуналкой, шестеро жильцов на четыре комнаты. В одной из них, огромной, с большим окном, на полу лежали два трупа — женщина лет шестидесяти и мужчина годков на пять постарше, у дверей собака с простреленной головой. Трупы хозяев лежали возле накрытого стола. Их застали во время чаепития. В живых остались лишь кошки. Их было так много, что считать не имело смысла. Марецкий допустил в комнату только врача и эксперта.
Остальные ждали в коридоре.
Первым обстановку доложил участковый:. — У нас тут рядом опорный пункт.
Мне позвонил дежурный из отделения и сказал, чтобы я проверил этот адрес. Ему звонил какой-то тип, и что-то бормотал об убийстве. Я тут же пришел и вот встретил его, — он кивнул на стоявшего рядом рослого парня с горбатым носом. Заглянул в комнату и увидел трупы. Доложил дежурному, а он сообщил вам на Петровку — И что вы успели сделать, лейтенант, пока мы сюда ехали?
— Квартира обычная, четыре семьи, но толку мало. Со свидетелями дело туго обстоит. Две комнаты заперты, — он указал на одну из дверей. — Тут живет один парень, двадцать семь лет, Никита Говорков, точнее, только числится. Живет у жены, разведенки с двумя детьми. У нее трехкомнатная квартира в районе Конькова. Здесь он очень редко появляется. Хороший парень, кончил институт, теперь бизнесом занимается. В комнате рядом живут муж с женой, но они все лето находятся на даче. В комнате напротив обитают двое стариков. Дед совсем глухой, ему уже под девяносто, а старушка бойкая, Надежда Митрофановна. Ей за восемьдесят, но она на себе всю квартиру держит, полы моет, раковины. С убитой они не очень ладили. О соседях все. О жертве могу сказать следующее. Вера Максимовна Коптева, шестьдесят три года. Жила одна, если не считать ее питомцев. Здесь ее все кошатницей называют. Уж сколько у нее кошек, никто сосчитать не может. Больше десятка, да еще две собаки. Она инвалид, но работала уборщицей в ресторане. В основном за объедки и кости для своих питомцев. Такую ораву животных кормить чем-то надо. Ну а на уборку квартиры сил не хватало. Вот они и конфликтовали с соседкой.
— Жила одна, а кто же с ней рядом лежит с простреленной головой? — удивился, Марецкий.
— Пусть вам лучше об этом расскажет наш единственный свидетель, чтобы не играть в испорченный телефон.
Лейтенант вновь кивнул на горбоносого. Тот выпрямился.
— Вообще-то я шофер, Илья Сафаров, работаю при Московской Патриархии. Еще вчера вечером диспетчер мне дал задание приехать по этому адресу, где должен находиться отец Никодим, и отвезти его в епископат Московского Патриарха, где его должен принять кто-то из епископов. Я приехал к половине девятого, поднялся на этаж. Дверь квартиры была приоткрыта. Звонить я не стал, а сразу зашел.
Постучал в первую же дверь от входа, мне не ответили. Заглянул и чуть сознание не потерял от увиденной картины. В коридоре висит телефон, я тут же позвонил в милицию. А через сорок минут пришел участковый. Вот, собственно, и все.
— Оперативно работаете, — пробурчал майор.
— Моей вины в этом нет, — покачал головой участковый. — Сами знаете, звонишь в милицию, тебя соединяют с ближайшим отделением. У нас и так недокомплект.
Патрульные группы на выезде, а их всего две. Дежурный позвонил мне. У нас в районе убийства редкость, а ложных вызовов хоть отбавляй. Однако я не мешкал и тут же пришел.
— Ладно, лейтенант, не обижайся. Пройдись по квартирам, поговори с соседями… Секундочку.
Марецкий заглянул в комнату, где работали эксперты.
— Ну что, Виктор Николаич? — обратился он к полному пожилому мужчине в белом халате.
— Тебе с деталями?
— Время?
— Примерно полночь, плюс-минус полчаса.
Марецкий вновь повернулся к участковому.
— Не бывает так, чтобы никто ничего не видел. Двор глухой, лампочки над подъездами небитые, значит, света тут хватало. Пошустри. Может, кто чего видел около полуночи.
— Понял, товарищ майор.
Как только участковый ушел, Марецкий обратился к своему помощнику в штатском, стоявшему рядом с диктофоном в руках.
— Давай, Борис, езжай с водителем в епископат и выясни, к кому на прием должен был прибыть отец Никодим, и все соответствующие подробности. Тут что-то не так. Работали грамотные стрелки, но кому надо убивать священника и кошатницу, мне не ясно. Это же не раздел собственности и территорий. Тухлое дело. Езжай.
Дав всем задание, майор постучал в соседнюю дверь. Ждать пришлось долго.
Потом щелкнул замок, и створка приоткрылась. С внутренней стороны двери торчал ключ.
— Вы Надежда Митрофановна?
— А ты кто?
— Старший оперуполномоченный майор Марецкий Степан Яковлевич. — Он предъявил удостоверение.
Невысокая худенькая старушка распахнула дверь и пропустила представителя закона в комнату.
Обстановка более чем скромная. На кровати лежав старик и, по всей вероятности, спал. Стол, два стула и шкаф с кроватью, вот и все их богатство. На стене несколько фотографий в рамках.
— Вы всегда запираетесь? — спросил майор.
— А то как иначе. У нас входная дверь всегда нараспашку. Я запру, а Верка опять откроет. Ее кошки и собаки целый день шастают то туда то сюда. Не квартира, а проходной двор. А говорить с ней бесполезно, чокнутая баба.
— Вы знаете о том, что произошло?
— Слыхала. Парень какой-то по телефону звонил. На всю квартиру кричал: «Убили-убили-убили!».
— Вы утром не заходили к соседям в комнату?
— Это еще зачем? Я вообще к ней не захожу. Вонища как в коровнике.
— Вы знаете мужчину, который к ней пришел? Тут лицо старушки изменилось и стало мягче, но до улыбки не дотянуло.
— А как же, отец Никодим. Он заходил к нам, окрестил меня и Андрюшу. Дед-то совсем плохой уже.
— Что вы о нем знаете?
— Так он же Веркин родной брат. Живет где-то возле Тулы. У него свой приход. Сюда приезжает редко. Вот на тысячелетие Крещения Руси был. Святой человек. Умница! А говорит как!
— Говорил. Его и сестру убили. Вы слышали выстрелы вчера в полночь?
На глаза старушки навернулись слезы. Кажется, она только теперь поняла, что произошло.
— У кого же рука поднялась на божьего человека? Ох, варвары! Прямо фашисты какие-то!
— Может, глянете? Бывает так, разгульные бандиты в поисках наживы шныряли и, завидев приоткрытую дверь, воспользовались случаем.
— А мне и глядеть не надо. Брать у Верки нечего, окромя ее кошек. Воры по коммуналкам не ходют. Милиции в центре много, а брать нечего. Вот у меня золовка в Жулебино живет, так там и железные двери не спасли. Начисто все выгребли.
— Неужели вы так ничего и не слышали?! Тут ведь не стены, а штукатурка, а слух у вас неплохой. Старуха покачала головой.
— Нет, спать легла рано, в двенадцатом часу. Перед тем, как ложиться, слышала мужской голос в коридоре. Я выглянула в щелку, так то Никишка с Веркой в коридоре разговаривали.
— Кто такой Никишка?
— Сосед, комната напротив, но он здесь не живет. Иногда приходит, как с зазнобой своей поругается. Дня два водку попьет не вылезая из комнаты, через пару дней начинает ей названивать, прощения просить и опять исчезает. Ну та его прощает. А куда она денется с мальцом на руках! Никишка парень видный и
