— Ну, положим, ребят я найду. Те обегут родственников. Со списком тоже постараемся уладить. У секретарши главного муж работает в аэропорту — не последней спицей в колесе. Придется всех на ноги поднимать. Да и это не проблема. Если главный поверит в важность материала и в его сенсационность, он своего добьется.
Литовченко снял трубку и протянул Горохову.
— Звони, Митяй. И предупреди, чтобы они тебя под собственным именем не выставляли. Нужен крепкий псевдоним, типа — Петя Иванов. Не подставляй себя раньше времени. Не пройдет и суток, как мы очутимся в западне. Что касается моих возможностей, то я справки из Минвод не достану. Там, где ступала нога полковника Ершова, нашему брату делать нечего. Мертвая зона, вечная мерзлота.
Горохов взял телефонную трубку и попросил соединить его с междугородной линией.
То ли это был сон, то ли смерть играла с ним, используя плоские шутки с садистским уклоном, но он отчетливо чувствовал запах еды. Аромат жареной рыбы разбудил его, но он не решался открыть глаза. Жив он или нет? Никаких ощущений. Где руки, где ноги? Где тело, где стук сердца? Вот тут он себя поймал, услышав собственный пульс. Значит, жив.
Сергей открыл глаза. Красные круги постепенно рассеялись, и все вокруг начало приобретать четкие очертания.
Он лежал на жестком топчане, накрытый одеялом, сверху деревянный потолок, слева маленькое окошко, вырубленное в крупных бревнах, белые занавески, старый комод, фотографии, пожелтевшие от времени, в самодельных рамках, и старушка у печи со спицами в руках.
Обстановка, похожая на дом его детства, о котором он вспоминал. Где же голос матери, исполнявший заунывную колыбельную? Нет, это смерть привела его в загробный мир. Здесь он так и останется.
Женщина подняла глаза, и их взгляды встретились. Она улыбнулась, а он вздрогнул. Слишком живая и открытая у нее была улыбка. У смерти такой быть не может.
— Проснулся. Вот и хорошо. Теперь и подкрепиться не грех.
Женщина встала и начала подавать на стол.
В огромную комнату вошел старик в овечьей безрукавке и, увидев проснувшегося гостя, подошел к нему и сел рядом на скамью.
— Жив? Ну и слава богу, а то уж мы и не чаяли тебя увидеть в здравии. Бабка тебя тут отхаживала, примочки да травы к ногам прикладывала, отвары разные, пойлом тебя поила, и впрямь помогло. Не зря ее вся округа ведьмой зовет. Свое дело туго знает.
— Где я?
— В горной деревеньке. Мы тут охотой промышляем, рыбку ловим, овец пасем да виноград выращиваем. Всему свой сезон.
— А кто же меня сюда приволок?
— Я с внуком. Шли с рыбалки через ущелье, дым почуяли. Думали, свои, а там ты бездыханный лежал у затухавшего костра. Волки-то уже зубы наточили. Слюной исходили. Ну, с этой братвой мы научились общий язык находить. Не один десяток баранов они у нас потаскали. А сейчас у них голодные времена, зверь опасным к весне становится. Ну что делать, притащили тебя в дом, раздели, а ты весь синий. Ноги сильно пострадали, да еще сыпь странная по коже пошла. Вот бабка тобою и занялась. Она от любой болезни отвести может. Глянет на человека — и будто насквозь его видит, обо всех болячках узнает и на каждый случай пойло имеет.
— Значит, я вам жизнью обязан?
— Как же ты ей обязан? Не для того тебе ее вернули, чтобы ты ее вновь кому-то предлагал. Жизнью не разбрасываются, она одна у человека. Встать-то сможешь? Стол готов, а ты, поди, забыл, как еда выглядит. Брюхо-то к спине приросло.
Сергею помогли подняться, усадили за стол, дали выпить настоя, накормили. Стопку виноградной водки налили, и он чувствовал, как силы возвращаются к нему. Глаз приобрел ясность, а взгляд осмысленность. Конечно, не наступил еще тот час, когда он проанализирует все, что с ним случилось, но он мог стоять на ногах, думать головой, а значит, и делать выводы, строить планы — жить, одним словом.
Дед поел и ушел по хозяйству, а старуха не сводила глаз с гостя.
— Зачем же ты дом бросил, суженую свою и ребятишек? Грех это.
— А ты почем знаешь, бабуся? — У Сергея мурашки по коже пробежали.
— Старая я уже, многое знаю. Злые люди тебя в свои сети заманили, обманули, а потом ядом опоили.
— Ядом?
— Плохие то люди были. У них в глазах только золотой блеск отражается, а жизни в них нет, рассудок помутился. Желтый металл на землю сатана принес. Он подчиняет себе разум, делая человека своим рабом. Учит коварности, изворотливости и беспощадности. Из его плена никто не выбирался. Сатана не отпустит душу, если заполучил ее в свой полон.
— Я, бабушка, золота отродясь не видел. Все больше о хлебе насущном думал, да, видать, кишка тонка. Выдохся. Вот и попутал меня чертушка, и дружка своего совратил. Денег предложили. Много денег. При виде их я и сломался. Пусть хоть семья поживет по-человечески, а с меня игрок какой? Только водку хлестать и кулаками в грудь себя бить. Как работы лишился, так и кончился.
— Вижу, голова твоя просветлела. Берись за ум, сынок. Только будь осторожен. Злые коршуны еще долго над твоей головой кружить будут. Видел ты их, поди, в ущелье-то, так это лишь тень их была.
— Что же мне делать?
— Покаяться. Отними у сатаны желтый металл и погреби его в морской пучине и лишишь его жала ядовитого, не то судьбу своего дружка разделишь, которого волки обглодали да коршуны доклевывают. Ты меч смертоносный в руки сатане отдал, а тот жизнь друга отнял. И не токмо друга одного, а и жены его грешной.
— Ты, бабуся, что-то путаешь. Жена его тут ни при чем. Она в городе осталась.
— Сам все узнаешь. А с рассветом собирайся в путь. Внук тебя на равнину спустит на лошадях, а там и до города рукой подать. Тучи тут нехорошие собираются. Ураган будет. Оставаться тебе здесь нельзя, в смерче закрутит. А как только выберешься из мрака к солнечному краю, так твоя дорога ляжет к глубоким водам синего моря. Тернист и долог путь твой будет, тяжелым камнем на грудь ляжет, но другого пути не ищи. Вовсе заблудишься.
— Загадками говоришь, бабуся.
— А отгадки жизнь подскажет. Ты парень сильный. Если сам не дашь себе слабину, то выйдешь победителем. Грехи свои делом отмаливай да на небеса поглядывай, чтобы про коршунов не забывать. А теперь спать ложись.
Сергей лег на топчан, но уснуть не мог. Он видел тень старухи за занавеской, что-то она там бурчала, руками размахивала. В комнате пахло воском и ладаном.
Ничего не понимая, он заснул. И опять ему снились мать, деревня, лес, грибы, много грибов, и вывела его дорога к старому, поросшему бурьяном кладбищу. Шел он по нему, шел и наткнулся на вырытую могилу, глянул в нее, а там слитки золотые лежат и он на них, мертвый. Вдруг глиняные стены могилы стали лопаться и из щелей хлынула вода. Синяя, пенистая, она тут же заполнила могилу, и волна выплеснулась наружу, заливая траву и холмики с крестами. Его подняло вверх, и вокруг разлилось синее море.
Он закричал и проснулся.
Сквозь окошко в дом пробивался солнечный свет. Где-то на дворе драл глотку петух. Пахло блинами.
— Вот она, отдушина. Может, это и есть жизнь, а все остальное суета земная.
У плетня бабка с дедом проводили гостя, сказали несколько добрых слов в напутствие и отпустили с Богом.
Лихой казачок быстро гнал лошадей, и, когда солнце осветило макушки гор, они спустились к подножию. Перед ними раскинулась плоская равнина. Бескрайний простор. Так начался его новый путь, и кончиться он должен тем же, если верить сумасшедшей старухе.
