пердели, что звук и вправду напоминал бомбарду. Если бы к ним поднести огоньку, то из той дыры вырвалось бы адское пламя. С вашего позволения, граф.
Вальдо покачал головой и повел коней в стойло, решив лично позаботиться об их отдыхе. Следующий день будет длинным, полным трудностей и опасностей. Человек порой может простить легкомыслие, но горы — никогда.
Проклятое похмелье, проклятый ливорнский сидр!
Франческетто проснулся на следующий вечер от странного звука. Ему померещилось, что конь под ним громко облегчился от газов. Оказалось, что под боком у него храпит какая-то тетка, толстая, как хавронья. Он молча встал, спустился по лестнице и оказался в комнате, где еще сильнее, чем наверху, воняло дерьмом и блевотиной. Там Чибо обнаружил кое-кого из своих людей, отхлестал их по щекам и приказал немедленно выезжать.
— Ночью? — раздалось сразу несколько голосов.
Тогда Франческетто отдал себе отчет, что весь день пробыл в бессознательном состоянии. Он еще больше разозлился и велел всем седлать коней. Выспаться можно будет на какой-нибудь станции по дороге в Париж.
Теперь у графа оказался целый день форы.
~~~
Прошло три дня, но никто в замке не удостоил его вниманием и не счел нужным дать ему знать, что делать дальше. Начальство игнорировало лейтенанта и, похоже, делало это намеренно. Цугелю казалось, что он превратился в призрак, блуждающий среди других, точно таких же. Единственным свидетельством его реального присутствия в замке были приветствия нижних чинов военной иерархии. От скуки он перешел к тоскливому беспокойству, а оттуда до ярости и подозрений всего один шаг, хотя Вильгельм никогда не позволил бы себе и виду подать. Чаша терпения переполнилась, но надо было держать ухо востро. Он знал, что отменная организация охранных войск СС не допускала никаких случайностей. Ему надо просто понять, что происходит, и принять решение.
Год тому назад он находился в доме номер семьдесят шесть на набережной Тирпиц в Берлине, на последнем курсе стажировки, которую проходил как сотрудник абвера. Сейчас ему ничего не оставалось, кроме как применить на практике технику психологической маскировки на вражеской земле, которой их обучали, поскольку замок превратился для него в явно враждебную территорию. Первым правилом выживания и доведения задания до конца было изучение местности. Весь день, меняя тактику и стратегию, он непринужденно расхаживал по замку, где притворяясь, что несет куда-то документы, где останавливаясь покурить в коридорах. Лейтенант изучал место обитания и привычки оккупантов.
Двое простых солдат, вооруженных «Mauser Schnellfeuer»,[70] не обращая внимания на звание, остановили Вильгельма перед входом в центральную башню, загородив дорогу скрещенными старинными копьями. Цугель не моргнув глазом отступил, но мысленно проклинал их на чем свет стоит. Он знал, что ему вряд ли еще раз представится возможность проверить, действительно ли в северной башне существовал так называемый Зал группенфюрера, где под председательством Гиммлера собирались двенадцать рыцарей Черного ордена. Это предположение подтверждал тот факт, что Вевельсбург был ориентирован с севера на юг в отличие от всех остальных замков, вытянувшихся с востока на запад. Северная башня представляла собой наконечник стрелы, указывающий дорогу в Туле — земной рай, где некогда жили мифические люди-боги ариев.
И это место принадлежало бы ему, если бы только ему удалось переговорить лично с Гиммлером! Он тоже мог бы стать одним из двенадцати. Но теперь это уже было немыслимо. Наиболее вероятная гипотеза гласила, что Хайнц заодно с Макензеном, который его завербовал, и они собираются присвоить все заслуги по отысканию рукописи себе. Гиммлер и не собирался приезжать в замок, по крайней мере в эти дни. А он, Цугель, представляет для них опасность, потому что рано или поздно истина выплывет наружу. Разве что… Нет, нельзя допустить и мысли, что в твердыне СС может орудовать пятая колонна или кто-то ведет двойную игру, не исключено, что и сам Хайнц, цель которого — завладеть книгой. В обоих случаях решение было одно, и он его принял.
Из окна, выходившего во внутренний двор, Цугель увидел Германа Хайнца. Теперь он изучил все его маниакальные привычки. План был готов, предусмотрены пути отступления.
Большой ошибкой было считать Цугеля глупой пешкой, грошовым исполнителем. Фон Макензен, этот омерзительный толстяк, который прекрасно устроился в Риме как посол рейха, его просто использовал, это ясно. Если бы Хайнц играл честно, они оба получили бы благодарность от рейхсфюрера, а может быть, и от самого Гитлера. Его оставили в живых, несмотря на то что он много знал, и никто не вспомнит о скромном офицере по имени Вильгельм Цугель. Если же Хайнц предатель… то его никак не заставишь себя разоблачить. Тем более стоило рискнуть и выжать максимум выгоды из ситуации. Он уже убивал, для него это вещь обычная, а в определенные моменты его это даже забавляло. За ним через границу Италии и Швейцарии тянется такой кровавый шлейф, что теперь вокруг него и так выжженная земля.
Германия стала опасной, гораздо опаснее Италии и Швейцарии. Но когда у тебя есть двести тысяч долларов, можешь ехать, куда захочешь, хоть в Америку. Ни больше ни меньше, чем рейх заплатил бы этому придурку Вольпе. Если такова цена книги, он ее запросит. Это будет всего лишь выкуп за некую вещь, которая кое для кого настолько ценна, что за нее заплачено многими жизнями. Он ошибся, надо было сразу действовать в одиночку, меньше было бы хлопот. Пришло время ужина, момент настал.
Он включил душ и до отказа повернул кран холодной воды, так, чтобы не возникла опасность, что напор ослабеет. Немецкая надежность — не более чем миф, как и все прочие, в которые он верил еще два дня назад. Раздевшись, он обернул себе бедра полотенцем. Если его застанут врасплох, он всегда сможет сказать, что, когда мылся, кончилась горячая вода. Цугель спустился по черной лестнице. Горничная увидела его почти голым и улыбнулась.
В другой раз, малышка, не сейчас.
Начиналась самая трудная часть плана. В полотенце он засунул «Беретту М35». Если его поймают с поличным, он выстрелит себе в висок.
Дверь в комнату Хайнца была приоткрыта. Оттуда лился слабый свет.
Это в его план не входило: почему Хайнц не в курилке вместе с остальными офицерами? Разве что оставил дверь открытой и не выключил свет… Цугель медленно подошел к двери и почувствовал, что начал замерзать. Особенно холодно было ногам на каменном полу. Из-за двери слышался шелест страниц. Он заглянул в щель и увидел, что Хайнц сидит за столом, развернутым к входу, и при свете лампы читает какие-то бумаги. Войти незамеченным не получится. Надо было разработать резервный план, но он этого не сделал. Улыбнувшись сам себе, он стянул с бедер полотенце, спрятав в него «беретту», и быстро вошел в комнату нагишом.
Герман Хайнц поднял голову, услышав звук, и вытаращил глаза. К нему приближался совершенно голый, крепко сложенный человек. У него пересохло в горле, и он вспыхнул до корней волос. Когда незнакомец обогнул стол и был уже в шаге от него, он узнал того самого лейтенанта, который передал ему книгу. Но тут голова Хайнца оказалась в руках Вильгельма, и он не успел сформулировать ни одной мысли, потому что перелом шейных позвонков погрузил его в вечную тьму.
Цугель обшарил ящик стола, надеясь, что ему повезет. Потом огляделся вокруг: если книга еще здесь, то лежит только в сейфе. Сейф он нашел сразу: плохо скрытый за занавеской старый «Герлих» с цифровой комбинацией. Открыть его не составило бы труда, но у Цугеля вспотели руки и прежде всего не было
