что если будете на реке ночью и увидите на воде за собой тень, разглядите ее получше, вдруг это окажется тот самый пароход, выкрашенный в черный цвет, с командой белой, как призраки. На нем не бывает ни огонька, так что порой его нельзя заметить до тех пор, пока он совсем близко не подберется к вам, шлепая по воде черными колесами. Если вам случится повстречаться с ним, пусть вам повезет с лоцманом, пусть окажется он мастером своего дела, а на борту найдется немного угольного масла или свиного жира. Потому что пароход тот большой и быстроходный, и, если он догонит вас в ночи, вас уже ничто не спасет. Слушайте его гудок. Если он прозвучит, значит, он увидел вас. Услышите гудок, начинайте подсчитывать свои грехи.
— А на что похож его гудок?
— Точь-в-точь человеческий вопль, — сказал Карл Фрамм.
— Как, говорите, его название? — спросил кто-то из молодых лоцманов.
— «Озимандиас», — повторил Фрамм.
— Что оно означает?
Тут поднялся Эбнер Марш.
— Это из стихотворения, — сказал он. — «Взгляните на мой труд, владыки всей Земли».
Толпа смотрела на него в изумлении, а одна толстая дама издала нервный смешок, больше похожий на бульканье.
— На дьявольской реке случаются и еще более жуткие вещи, — вступил в разговор низкорослый клерк. — Вот недавно…
Пока он говорил, Марш взял Фрамма под локоть и отвел в сторону.
— Какого черта ты решил рассказать эту историю? — гневно сверля его взглядом, спросил Марш.
— Пусть боятся, — ответил Фрамм. — Если повстречают его однажды ночью, пусть им хватит ума дать стрекача.
Пораскинув мозгами, Эбнер Марш нехотя кивнул.
— Ладно, думаю, все обойдется. Ты привел название, данное Мрачным Билли. Если бы, мистер Фрамм, ты сказал «Грёзы Февра», я бы тут же свернул твою безмозглую башку. Понял, я тебя спрашиваю?
Фрамм понял его, но это уже не имело значения. История получила хождение. Месяц спустя во время обеда в «Доме переселенца» Марш услышал несколько измененную версию этой истории из уст другого человека, потом еще два раза зимой. Конечно, каждый рассказ претерпевал определенные изменения, даже имя черного корабля не избежало этой участи. Название «Озимандиас» оказалось слишком странным и труднопроизносимым словом для большинства рассказчиков. Но независимо от того, как они именовали корабль, суть истории не менялась.
Не прошло и полгода, как Марш услышал иную историю, которая перевернула всю его жизнь.
Он только что зашел в небольшую гостиницу Сент-Луиса, чтобы пообедать. Обед там стоил дешевле, чем в «Доме переселенца» или «Южанине», и еда была отменной. К тому же место это не пользовалось такой широкой популярностью у речников, как упомянутые заведения, и Марша это вполне устраивало.
В последние годы старые друзья и конкуренты посматривали на него как-то странно. Одни старались избегать встреч с ним, считая, что он приносит неудачу. Другие подсаживались и начинали обсуждать его несчастья, что неизменно выводило Марша из себя. Он предпочитал, чтобы его оставили в покое и не лезли в душу. В тот день 1860 года Марш мирно сидел со стаканом вина, ожидая, когда официант принесет заказанную им жареную утку с мясом, жареными бобами и подогретым хлебом. Тут его одиночество было нарушено.
— Не видел вас не меньше года, — воскликнул мужчина, которого Марш едва узнал.
Несколько лет назад тот работал помощником судового машиниста на «А.Л. Шотуэлле». Скрепя сердце, он пригласил его присесть за свой столик.
— Не возражаете, если я присоединюсь к вам? — спросил тот и тут же пододвинул стул и, не мешкая ни секунды, начал выкладывать Маршу последние слухи.
Теперь он служил вторым механиком на каком-то новоорлеанском судне, о котором Марш даже не слышал. Его так и распирало от новостей и сплетен, которыми он поспешил поделиться с давнишним знакомым. Марш, гадая, когда же подадут еду, вежливо слушал. Он целый день не ел.
Наконец принесли утку, и Марш намазывал масло на здоровенный ломоть горячего хлеба, когда механик сказал:
— Постойте, а вы не слыхали об урагане, разыгравшемся в районе Нового Орлеана?
Марш откусил кусок хлеба, прожевал его и откусил второй.
— Нет, — сказал он, не слишком интересуясь предметом беседы. Ведя уединенный образ жизни, он практически не имел информации о наводнениях, штормах и других природных бедствиях.
Человек присвистнул, обнажив желтые щербатые зубы.
— Черт, было что-то жуткое. Несколько кораблей оторвало от причала и разбило в щепки. Между прочим, «Эклипс» тоже. Слышал, что он очень пострадал.
Марш проглотил хлеб и отложил в сторону нож с вилкой, которыми приготовился атаковать утку.
— «Эклипс»? — переспросил он.
— Да, сэр.
— Как сильно он пострадал? Не может быть, чтобы капитан Стерджен не восстановил корабль.
— Как бы не так. Слышал, его восстановление влетело бы в копеечку, — сказал судовой механик. — Сейчас как будто его останки используются в качестве плавучей пристани в Мемфисе.
— Плавучей пристани? — ошеломленно повторил Марш. Воображению сразу представилась вереница старых серых лоханок, стоящих у причалов Нового Орлеана, Сент-Луиса и других крупных речных портов. Корабли, с которых сняли паровые котлы и машины и теперь использовали только для складирования и переброски груза.
— Не может быть… не может быть…
— Я лично считаю, что иной участи он и не заслуживает, — сказал мужчина. — Черт, мы бы обставили его на «Шотуэлле», если бы не…
У Марша из горла вырвался какой-то сдавленный рык.
— А ну катись отсюда к чертовой матери! Не будь ты механиком с «Шотуэлла», я за такие слова пинками вытолкал бы тебя на улицу. Убирайся отсюда, живо!
Мужчина резво вскочил на ноги.
— Вы и в самом деле сумасшедший, — бросил он, уходя. Эбнер Марш еще долго сидел, не шевелясь и тупо уставившись прямо перед собой. Еда его оставалась нетронутой, а на лице застыло каменное выражение. Наконец к нему подошел смущенный официант.
— Что-то не так с уткой, капитан? Марш посмотрел на стоявшую перед ним тарелку. Утка давно остыла.
— У меня пропал аппетит, — сказал он, отодвинул от себя тарелку, оплатил счет и вышел из-за стола.
Следующую неделю он был занят изучением бухгалтерских книг и подсчетом долгов. Потом пригласил к себе Карла Фрамма.
— Все пропало, — сказал ему Марш. — «Грезам» уже никогда не соревноваться с «Эклипсом», даже если мы отыщем его, а этого никогда не будет. К тому же поиски страшно утомили меня. Переведу-ка я «Рейнольдз» в Миссури, Карл, нужно заработать немного денег.
Фрамм осуждающе посмотрел на него.
— У меня нет разрешения на вождение судов по Миссури.
— Я знаю и потому не держу тебя. В любом случае ты заслуживаешь парохода получше моей «Эли Рейнольдз».
Карл Фрамм молча посасывал трубку. Марш избегал смотреть ему в глаза и, чтобы создать видимость занятости, принялся перебирать бумаги.
— Я выплачу тебе все, что задолжал.
Фрамм кивнул и собрался уходить. У двери он остановился.
— Если я найду себе место, то буду продолжать поиски. А если найду, дам тебе знать.
— Ты ничего не найдешь, — уверенным тоном сказал Марш.
Фрамм закрыл дверь и ушел с корабля и из его жизни. Эбнер Марш вновь стал таким же одиноким,
