Наклонившись, Николас прильнул к ее губам глубоким, нежным поцелуем, заставившим Элизабет забыть обо всем и вновь почувствовать огонь желания. Боль утихла. Элизабет почувствовала, что ее бросает то в жар, то в холод. Николас ритмично задвигался, и тело Элизабет возродилось к жизни.
Легкий стон сорвался с ее губ. Элизабет вся подалась навстречу Николасу, инстинктивно раздвинув ноги еще шире, стремясь глубже вобрать его в себя, охваченная желанием быть к нему ближе. По телу ее пробегала сладкая дрожь, из груди вырвался полувсхлип-полувздох.
Застонав, Николас снова вошел в нее, движения его становились все мощнее, все требовательнее. Элизабет прикусила губу, чувствуя, как ее охватывает трепетный огонь. Она была как в тумане. Все куда-то исчезло, осталось лишь ощущение, что она растворяется в Николасе. Она изо всех сил вцепилась ему в плечи, чувствуя под руками мощь мускулов. Николас откинул назад голову, и его густые черные волосы коснулись рук Элизабет.
Внезапно Элизабет почувствовала, как внутри все сжалось. Что-то с ней происходило — странное, неукротимое и вместе с тем радостное. По телу разлилось блаженное тепло. И вдруг ее подхватила бурная волна и понесла куда-то вверх, в невиданные дали, к слепяще-яркому свету. Чувствуя, что не в силах больше выдержать эту сладкую пытку, Элизабет пронзительно вскрикнула и содрогнулась.
Еще два сильных толчка — и Николас, глухо застонав, последовал ее примеру. Тело его содрогнулось. Несколько секунд Николас еще возвышался над ней, опираясь на руки, потом, нежно поцеловав Элизабет в шею и губы, лег с ней рядом и притянул ее к себе.
Несколько минут оба молчали. Элизабет слышала неистовое биение его сердца. Ее собственное вторило ему в такт.
Элизабет не знала, что бы случилось, если бы она после всего произошедшего между ними просто заснула. Но было еще слишком рано, и ночь казалась слишком восхитительной, чтобы тратить ее на сон. Однако минута шла за минутой, а Николас молчал и не делал ни малейшей попытки к ней прикоснуться. Тогда Элизабет сама повернулась к нему и, приподнявшись на локте, запечатлела на губах Николаса нежный поцелуй.
— Элизабет… — прошептал он охрипшим голосом. — Бесс…
Элизабет легла на спину, и Николас, сжимая ее в объятиях, снова вошел в нее.
— О Господи! Я знаю, что не должен этого делать, но не могу остановиться. Я никак не могу насытиться тобой.
На сей раз он взял ее бережно и нежно. И вскоре они вновь вознеслись к вершинам блаженства, а потом заснули.
Перед рассветом Элизабет проснулась и, открыв глаза, взглянула на Николаса. Он не спал. Глаза у него были темные, затуманенные страстью. Она потянулась к нему, и он обнял ее и притянул к себе. Они снова любили друг друга, обстоятельно, не спеша, и Николасу казалось, что никогда ему не утолить страсть, которую вызывала в нем эта девушка.
Он вел себя так, словно боялся, что восход солнца вновь вернет их в ту жизнь, в которой нет места их любви. Элизабет стало грустно, однако она знала, на что идет, когда переступила порог этой комнаты.
«Что бы ни случилось, я никогда не пожалею о том, что между нами произошло, — подумала она. — Да и как можно пожалеть о самой прекрасной ночи в своей жизни? Даже если впереди меня ждет жалкое, безрадостное существование, я не буду предаваться унынию, не позволю ему сломить себя, как произошло с мамой. В самые тяжелые минуты я буду вспоминать эту ночь, которую провела в объятиях Николаса Уорринга, и благодарить Господа за то, что он ниспослал мне такое счастье».
Ник осторожно встал с постели, стараясь не разбудить Элизабет, оделся и отправился на конюшню. На душе у него
кошки скребли. Еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким виноватым. Парнишка конюх отлично вычистил Акбара. Лошадь хорошо отдохнула и была готова к предстоящему трудному путешествию, чего нельзя было сказать о самом Нике.
Обернувшись, он взглянул в сторону увитого плющом здания, на окна комнат, расположенных над кухней, где он похитил у Элизабет девственность. Он отлично понимал, что поступает мерзко, однако не в силах был ничего с собой поделать. А должен был бы! Ведь он женат, и Элизабет никогда не сможет ему принадлежать. Она аристократка и его подопечная, а он затащил ее к себе в постель, как какую-нибудь проститутку, которых в изобилии поставлял в Рейвенуорт-Холл Тернер-Уилкокс.
Ник почувствовал такое отвращение к себе, что ему на секунду стало дурно. И тем не менее ночь, проведенная с Элизабет, оказалось настолько чудесной, что по-настоящему сожалеть о ней Николас не мог.
По правде говоря, Элизабет тронула его душу так, как еще ни одной женщине не удавалось этого сделать. С ней он испытал такую полноту жизни, какой не испытывал с того самого дня, когда его отправили в ссылку и жизнь его приняла такой горький и безвозвратный поворот. Однако Ник понимал, что никакие чувства положения вещей не изменят. Он по-прежнему женат, а по отношению к Элизабет Вулкот поступил как последний негодяй.
Кинув конюху монетку, Ник приказал ему оседлать лошадь и отправился на поиски какой-нибудь одежды для Элизабет. Выйдя из конюшни во двор, он снова бросил взгляд на окна второго этажа небольшого кирпичного строения и плотно сжал губы.
Предстоял долгий путь домой.
Хотя Маргарет Уорринг не видела брата почти год, стоило ему переступить порог Рейвенуорт-Холла, как она тотчас же поняла, что с ним что-то произошло. Целых девять лет прошло с тех пор, как Мэгги была здесь в последний раз, а казалось, прошло всего несколько дней. Она во все глаза смотрела на Ника, однако он ее не замечал: взгляд его был прикован к молодой стройной рыжеволосой девушке, одетой в простую коричневую юбку и белую муслиновую блузку — обычный наряд горничной.
Однако Мэгги знала, что никакая это не горничная, а подопечная Ника и зовут ее Элизабет Вулкот. Мэгги уже слышала о похищении девушки. Она приехала всего через несколько минут после того, как Николас отправился на поиски Элизабет. Мэгги уже успела познакомиться с тетей Софи — очень милой, хотя и несколько эксцентричной старушкой, имевшей привычку принимать близко к сердцу все, что происходило вокруг.
Неожиданный приезд Мэгги не составил исключения.
— Да ведь это Маргарет! — непринужденно воскликнула Софи Крэбб, столкнувшись с ней в дверях. — Сто лет вас не видела! Постойте-ка… Ну да, последний раз мы с вами встречались еще до того, как вы ушли в монастырь. Какая же вы были тогда молоденькая и хорошенькая! А как похожи на свою милую матушку! Так, значит, вы вернулись домой, моя дорогая девочка? Ваш брат будет просто счастлив. Он, знаете ли, не был в восторге от того, что вы решили отрешиться от всего земного.
Мэгги потеряла дар речи. Одной фразой Софи Крэбб подвела итог всей ее прошлой и настоящей жизни. Мэгги и в самом деле вернулась домой. Она уже вполне расплатилась за совершенные ошибки и наконец поняла, что вовсе не хочет до конца жизни оставаться в монастыре.
Проводя год за годом в тихой уединенной обители, Маргарет постепенно начала осознавать, что жизнь проходит мимо. И ей захотелось вновь открыть для себя мир, в котором она когда-то жила, найти в нем свой собственный путь и отвечать за последствия этого выбора.
И теперь она стояла в холле, смотрела на такое красивое и родное, но искаженное страданием лицо брата и понимала, что не у нее одной проблемы. Похоже, и у Ника они есть.
— Ник! — позвала она.
Он страдал целых семь долгих лет. Мэгги думала, что все плохое осталось для него в прошлом, однако выражение лица брата подсказало ей, что все не так просто.
Он обернулся на ее голос, и в ту же секунду морщинки на лбу разгладились, а лицо стало радостным и безмятежным.
— Мэгги! Вот это да! Какого черта ты здесь делаешь? — И прежде чем она успела что-то ответить, схватил ее в объятия и закружил по холлу. — Черт подери! Как я рад, тебя видеть!
— Я тоже очень рада тебя видеть, Ник. — О Господи, как же она по нему соскучилась! — Надеюсь, ты не откажешься от своих слов, если я скажу тебе, что вернулась домой навсегда.
На лице Николаса отразилось беспокойство, но уже в следующую секунду его сменила радостная улыбка.
