камину, чтобы снять со стены штык, висевший там вместе с двумя длинноствольными винтовками. Двух взмахов этим острым оружием было достаточно, чтобы освободиться от ненавистных оков, – корсет соскользнул на пол, и лорд Карр смог наконец-то сделать глубокий вздох.
Дядюшка нахмурился и произнес, качая седой головой:
– А ведь этого можно было избежать, если бы ты соблаговолил научиться вязать беседочный узел, дружок! Весьма полезный навык! – Озадачив своего непутевого племянника этой жемчужиной мудрости, старик сел и уткнулся носом в газету.
Дядюшкин перл возымел, однако, весьма неожиданное воздействие на молодого графа: его плечи затряслись, и спустя мгновение он разразился громким хохотом. Его лицо от натуги побагровело, а на глазах выступили слезы. Вместе со смехом вся злость и напряжение покинули его, и граф снова почувствовал себя здоровым и бодрым. Но довольная улыбка моментально сползла с его лица, как только он заметил, что застывшие в дверях лакеи Филиппе и Манли смотрят на него как на умалишенного и сочувственно вздыхают.
Вероятно, рассудок его действительно помрачился, решил Ремингтон. И не мудрено: ведь в течение полусуток он носил удушающий корсет и при этом еще трудился, как раб, на кухне, обуреваемый желанием соблазнить женщину и вынудить ее прекратить заниматься грязным сватовством. Разве нормальный человек пустится в такую авантюру из одного лишь нелепого стремления угодить своим приятелям, с которыми его связывают воспоминания о давно минувших годах совместной учебы в школе? Расплатой за столь опрометчивый поступок стали упадок сил и раскаяние в своем необдуманном поведении. Уж лучше бы он и не прикасался к леди Антонии! Тогда, возможно, он бы не терзался вожделением на протяжении всего вечера, то и дело ощущая вкус ее губ. И не чувствовал себя идиотом и извращенцем, склонным к переодеванию в предметы дамского туалета. Боже, что подумал о нем его дядюшка?
Разумеется, виновата во всех свалившихся на него напастях эта проклятая интриганка Антония Пакстон! Эта дьяволица опутала его своими чарами и толкнула на дурацкие поступки, соблазнив своими пухлыми алыми губками, лукавыми глазками и прочими дамскими прелестями, угадывающимися под ее скромным на первый взгляд нарядом. А что еще, собственно говоря, можно ожидать от дочери Евы? Если, конечно, допустить, что она не порождение сатаны. Нет, нельзя оставлять ее происки без отмщения, решил граф и распорядился, чтобы лакей сопроводил его в опочивальню.
* * *
На другое утро Антония встала, по своему обыкновению, рано и долго размышляла, что ей сегодня лучше надеть. В конце концов она решила облачиться в темно-синее шерстяное платье с пышными рукавами и обтянутыми такой же тканью пуговицами на корсаже. Волосы она уложила, как всегда, на затылке в пучок, однако пустила несколько вьющихся локонов вдоль висков, слегка смочив розовой водой кожу за ушами.
Взглянув на себя в зеркало, она провела руками по талии и бедрам, разглаживая материю, и осталась вполне довольна собой. Сегодня она собиралась продолжить укрощение графа Ландона с помощью Элинор Бут, ответственной за уборку помещения и выбивание пыли из перин и ковров. Вчерашний урок в целом прошел успешно, если не считать некоторых огрехов, как-то: нелепый вид графа в дамском корсете и непредвиденное происшествие в комнате для кошек, где их застала во время поцелуя Гертруда. Что ж, впредь подобных оплошностей она уже не допустит, решила Антония и отправилась в столовую завтракать, живо представляя себе графа Ландона, покидающего вечером ее дом утомленным, но чуточку поумневшим.
Своих домочадцев она застала взволнованными и обеспокоенными. Причина их странной ажитации стала ей понятна, как только ее взгляд, скользнув по румяным свежеиспеченным лепешкам, вареным яйцам и чайнику, упал на лежавшие на столе газеты – «Таймс» и «Гафлингерс», на первых страницах которых был опубликован скандальный репортаж о вчерашних похождениях лорда Карра. Заголовки гласили: «Защитник феминизма пробует свои силы в женской работе», «Граф, заключивший пари с небезызвестной вдовой, надел дамский корсет».
Поллианна и Пруденс смотрели на газеты вытаращенными испуганными глазами, тетушка Гермиона, хранившая невозмутимое спокойствие, взяла со стола двумя пальцами «Гафлингерс» и протянула ее Антонии со словами:
– Боюсь, моя дорогая, что сплетен в свете теперь не избежать! Крепись, милочка!
Пробежав статейку, Антония зарделась. Автор репортажа обрисовал ее в легких, благоприятных тонах как милую поборницу священных семейных устоев. Ремингтона Карра он, однако, изобразил надменным злодеем, покусившимся на испытанные временем традиции, предписанные английскому обществу свыше, бесстыдным гедонистом и легкомысленным фрондером. Заинтриговав читателей красочным и подробным описанием сцены своей встречи с графом во дворе дома леди Пакстон, автор сулил им не менее увлекательное продолжение отчета об исходе этого пари.
Антония поборола волнение и прищурилась, обдумывая ситуацию. Наконец губы ее растянулись в улыбке, глаза задорно сверкнули:
– Пожалуй, мы можем гордиться началом перевоспитания графа Ландона. Надо непременно довести до всеобщего сведения те благоприятные перемены, которые неизбежно произойдут в его сознании к концу нашего эксперимента, – в назидание другим сторонникам его нынешних радикальных взглядов.
Приближаясь к особняку Пакстон на Пиккадилли, Ремингтон Карр всем своим обликом выражал решимость взять реванш за вчерашнее унижение. Поступь его была тверда как никогда, а подбородок горделиво вздернут. Однако он умерил шаг и заметно утратил кураж, заметив у парадного подъезда небольшую толпу репортеров. Эти падальщики, почуявшие запах сомнительной интрижки, с утра пораньше примчались сюда за новыми «жареными» фактами.
Проклятый Фитч! Он уже испортил графу аппетит своей дурацкой статейкой, которую Ремингтон прочитал за завтраком. Едва лишь охотники за скандальными новостями увидели на улице нахохлившегося лорда Карpa, они гурьбой ринулись к нему и закидали его провокационными вопросами.
– Вам, очевидно, пришлась по вкусу домашняя работа, ваше сиятельство, коль скоро вы снова здесь? – язвительно вскричал тщедушный репортер в помятом сюртуке и нелепом картузе.
Его полный усатый коллега в котелке пробасил:
– Это правда, сэр, что в течение двух недель вы будете мыть в этом доме полы и выносить помойные ведра? А что еще вас заставляет делать очаровательная леди Пакстон? Этот корсет, который вы носили вчера, принадлежит лично ей? Вы наденете его сегодня?
Вся журналистская братия дружно расхохоталась, а граф угрожающе сжал кулаки и побагровел. Репортеры расступились, пропуская его к дверям дома, и притихли. Надменно вскинув подбородок, лорд Карр молча проследовал мимо них, не удостоив наглецов ответом. Вступать с ними в перепалку ему представлялось неблагоразумным, поскольку газетчики наверняка исказили бы смысл его слов. Он постучал в дверь кулаком, она распахнулась, и Ремингтон проскользнул в холл. Вручив дворецкому Хоскинсу шляпу и пальто, он направился к лестнице, но чуть было не споткнулся, услышав, как старик пробурчал у него за спиной:
– Боже, будь милостив к этому заблудшему бедолаге!
– Поздравляю вас, ваше сиятельство, с благополучным прорывом сквозь толпу у входа в мою скромную обитель, – проворковала в следующий момент Антония, вышедшая из малой гостиной. – Репортеры устроили вам настоящую экзекуцию! Но вы с честью выдержали это испытание.
– Разве я давал вам повод усомниться в своих способностях, миледи? – парировал Ремингтон, окинув взглядом Антонию с головы до ног и отметив, что она выглядит отдохнувшей и посвежевшей, а новое темно-синее платье подчеркивает завораживающую голубизну ее прекрасных глаз. – Мне ведь нечего скрывать, я не совершил ничего постыдного и уверен в своей правоте. Собственно говоря, и на это пари я согласился, желая публично доказать обоснованность и справедливость своей позиции по известному вам вопросу.
– Однако же, сэр, трезвонить о нашем споре по всему Лондону вовсе не обязательно, – язвительно заметила Антония. – Впрочем, что сделано, то сделано, – миролюбиво добавила она. – Сегодня вашей наставницей станет добрейшая Элинор Бут. Она ждет вас, милорд, наверху, в бельевой комнате.
– В таком случае проведите меня туда, миледи, – с легкой иронией в голосе промолвил Ремингтон. – Мне уже не терпится приступить к работе.
Они поднялись по лестнице и свернули в коридор, ведущий в комнаты для гостей, ванную и чулан. Внимание графа привлекли украшенные причудливой резьбой двойные двери из мореного дуба, и он поинтересовался, что находится за ними. Щеки Антонии порозовели, она поморгала и смущенно ответила, что там находится ее личная спальня, с отдельной туалетной комнатой. Он улыбнулся и удовлетворено кивнул, но Антонии показалось, что в глазах его промелькнули смешинки.
В бельевой комнате, расположенной на третьем этаже в задней части дома, было светло и пахло воском и накрахмаленным бельем, аккуратными стопами разложенным на длинных широких полках вдоль стен. Рядом на отдельных полочках хранились домашняя утварь и всевозможные орудия труда, а также разнообразные полезные приспособления: горшочки для угля, веники и метелочки, рожки и растяжки для обуви, щипцы для снятия нагара со свечей, деревянные яйца для штопки и прочая дребедень. Ремингтон прошелся вдоль полок, скользнул задумчивым взглядом по коробкам и сундукам, стоящим в углах, и задался вопросом, есть ли подобная комната в его собственном доме. И если
