выходу с балкона, то и дело наступая кому-то на ноги. Как только они очутились в коридоре, Гермиона высвободила руку и вскричала:
– Что ты себе позволяешь, милочка! Что за моветон!
– Я должна срочно сказать пару слов этому щенку, спровоцировавшему весь этот бедлам! – воскликнула леди Антония, вытаращив глаза. – Следуйте за мной, тетя!
– О Боже! – вздохнула перепуганная до смерти Гермиона и стала спускаться в вестибюль по лестнице.
Толпа разгоряченных джентльменов блокировала проход в кулуары палаты общин, и дамы были вынуждены протискиваться вдоль стены в направлении центрального зала. Антония приподнялась на цыпочках и, повертев головой, заметила в толпе журналистов оратора: он улыбался, принимая поздравления с успешной речью. Антония ускорила шаг и приблизилась к молодому Шелбурну в тот момент, когда пожилой парламентарий жал ему руку, выражая свое одобрение.
– Жаль только, что в вашем выступлении было столько неточностей и неприличных речевых оборотов, – громко заметила леди Антония, испепеляя Шелбурна взглядом прищуренных глаз.
Молодой член палаты общин и его приятели нахмурились, услышав столь резкое суждение от дамы в модной шляпке и приталенном шикарном платье, и Шелбурн, окинув ее с головы до пят надменным взглядом, подчеркнуто вежливо ответил:
– Прошу прощения, мадам, однако не могу с вами согласиться. В моей речи не было неточностей и нецензурных выражений. Я цитировал отрывки из статьи графа слово в слово, с огромным уважением к своим слушателям и традициям проведения парламентских дебатов.
– Однако вы не проявили надлежащего понимания и уважения к женщинам, о которых шла речь в этой возмутительной статейке, – возразила Антония, вскинув подбородок. Гермиона, уже знавшая, что предвещает выражение ее лица, поспешила отступить на пару шагов. – Зачитывая всю эту чушь в священных для каждого британца стенах, сэр, вы тем самым оскорбили всех женщин! Фактически вы назвали их ленивыми тупицами и паразитками, лишенными как достоинства, так и семейных прав. Это неслыханная дерзость!
Она приблизилась к Шелбурну еще на шаг – и надменная ухмылка сползла с его физиономии. Обескураженный натиском смелой дамы, он растерянно огляделся по сторонам, ища поддержки у единомышленников. Окрыленная своим маленьким успехом, Антония продолжала наступать:
– Вы посмели покуситься на святые идеалы супружества и домашнего очага, назвав их глупыми предрассудками. Вы зло посмеялись над бедными вдовами и позубоскалили над всеми неудачницами. Это стыд и срам!
Голос ее, с каждой новой гневной тирадой звучащий все громче, и сардонический смех дружков Шелбурна привлекли внимание двух стоявших в сторонке джентльменов, одетых в клетчатые пиджаки и нелепые котелки. Странные господа в безвкусных нарядах многозначительно переглянулись, выхватили из внутренних карманов твидовых пиджаков блокноты и карандаши и навострили уши.
– Ваши обвинения надуманны, мадам, – заявил Шелбурн, проведя ладонью по складкам дорогой сорочки. – Я никого не высмеивал и не оскорблял, а только процитировал слова лорда Ремингтона Карра, весьма влиятельного вельможи.
– И скандально известного радикала, презирающего женщин и подрывающего моральные устои общества. Славный образец для подражания! Следуя ему, сэр, вы далеко зайдете на политическом поприще. – Антония брезгливо поморщилась.
– Уверяю вас, мадам, что я и в мыслях не имел унизить женщин! – воскликнул Шелбурн, совершенно растерявшись. – Мое выступление основывалось на моем глубочайшем убеждении, что с принятием нового закона о семье и браке никаких изменений в сложившейся ситуации не произойдет, а потому требуются другие, более эффективные меры. К примеру, те, которые, предлагает лорд Карр.
– Он пустой фразер и демагог, рядящийся в тогу вольнодумца и прогрессиста! – в сердцах воскликнула Антония. – В действительности же им движут эгоизм и сластолюбие. Критикуя институт брака, он проявляет неуважение к морали и фактически призывает общество разрешить безбожную свободную любовь!
После таких слов вокруг леди Антонии возникло оживление. Кто-то из мужчин ее поддержал:
– Она абсолютно права! Лорд Карр проявляет полное неуважение к нормам морали и отсутствие здравого смысла.
Антония оглянулась и посмотрела на своего неожиданного союзника: им оказался широкоплечий высокий мужчина в темно-сером сюртуке и сизом жилете, с которыми удачно сочетались серебристый галстук в полоску и головной убор такого же цвета. В руке он держал трость с золотым набалдашником, на привлекательном лице сияла надменная ухмылка. Весь его мужественный облик дышал аристократической элегантностью, а глубоко посаженные глаза и тонкие губы говорили о твердом характере. Антония внезапно почувствовала волнение и отвела взгляд.
– Что же касается личных грехов, – продолжал незнакомец, разбойнически кривя рот и сверкая глазами, – то они вряд ли будут учтены при его земной жизни. Ответ за них ему придется держать перед Всевышним. Одно лишь я могу сказать с полной уверенностью: как и большинству мужчин, ему всегда приходилось щедро оплачивать свои амурные утехи.
Все присутствующие захихикали, импозантный незнакомец усмехнулся и вперил дерзкий взгляд в Антонию. Она остолбенела, сообразив, что это вовсе не союзник, а циничный насмешник, и, собравшись с духом, воскликнула:
– Я уверена, что лорд Карр, как и все праздные джентльмены, никогда не платит женщинам сполна, ограничиваясь жалкими унизительными подачками. Видимо, дамы его круга наскучили ему, и он пытается распространить свое тлетворное влияние на все общество.
– Вы заблуждаетесь, миледи, записывая его в женоненавистники, – возразил ей незнакомец, вскинув брови. – Он горячий сторонник суфражисток, поддерживает их требование предоставить женщинам право голосовать на выборах в парламент и возможность работать.
– Он толкает их на уличную проституцию! – вскричала Антония, глядя в темные масленые глаза незнакомца и чувствуя предательскую слабость в ногах. – Эти бедные женщины не приспособлены к труду и не владеют никакой профессией. Они рождены, чтобы хранить домашний уют и воспитывать детей. Он же предлагает им спуститься в шахты, встать к станкам, таскать тяжести или рыбачить. Подобные бредовые идеи заведомо обречены на провал.
– И тем не менее, милая леди, женщины уже трудятся в угольных шахтах Уэльса, на кирпичных фабриках, в ткацком производстве и даже рыбачат! – воскликнул оппонент, вскидывая длинный указательный палец и обнажая ровные белые зубы. – Не говоря уже о том, что они работают в конторах, больницах, лавках и магазинах.
– Среди них нет ни одной леди! Вы говорите о простолюдинках, – возразила ему Антония. – В основном это несчастные женщины, не сумевшие обзавестись семьей, либо жертвы стечения обстоятельств и своих беспечных мужей. Место женщины дома, сэр! А мужчина обязан ее всем обеспечивать!
– Независимо от того, хочет ли он этого сам?
– Каждому пришедшему в этот мир определена и его роль, и судьба, – парировала Антония. – Не всякому человеку дано влиять на свою участь!
– По-вашему, женщина от самого своего рождения наделена небесами безусловным правом жить на всем готовом, в достатке и довольстве, не зная ни горя, ни хлопот? Любопытная философия! А другая – мужская – часть земного населения должна безропотно выполнять все ее приказы? Забавно! – Он ухмыльнулся и добавил, многозначительно подмигнув Шелбурну и его приятелям: – С удовольствием продолжил бы наш увлекательный спор, мадам, но у меня серьезное деловое свидание. Буду рад, однако, возобновить этот разговор завтра вечером на приеме, устраиваемом лордом и леди Эллингсон. Если, конечно, вас туда тоже пригласили. До свидания!
Он отвесил ей почтительный поклон и покинул зал, кивнув на прощание своим знакомым.
Придя в чувство после перенесенного шока, леди Антония проводила его долгим взглядом и, обернувшись к Шелбурну, промолвила, радуясь в душе тому, что вуаль скрывает румянец на ее лице:
– Вот видите, сэр, как быстро распространяется идиотизм! Стоило вам только озвучить отрывки маразматических сочинений лорда Карра, как его пагубными идеями уже заразились некоторые впечатлительные джентльмены.
Шелбурн с недоумением похлопал глазами, широко улыбнулся и произнес:
– Джентльмен, с которым вы только что дискутировали, и есть Ремингтон Карр собственной персоной. Граф Ландон!
Антония, судорожно вздохнув, повернулась и, ни слова не говоря, пошла прочь, едва не сбив с ног оказавшегося на ее пути репортера. Пробормотав извинения, она подхватила тетушку Гермиону под локоть и вместе с ней вскоре исчезла за дверью, сопровождаемая руладами гомерического мужского хохота.
Ее лицо пылало от негодования. Да как посмел этот подлец Ремингтон Карр выставить ее на посмешище в стенах парламента! Лишь на полпути к дому, в карете, Антония сумела собраться с мыслями и духом и попыталась хладнокровно оценить случившееся. После этого ей стало даже хуже, она почувствовала себя полной дурой и готова была провалиться сквозь землю от стыда. Такого унижения, как сегодня, ей еще никогда не доводилось испытывать.
Граф представлялся ей унылым обозленным старикашкой, затаившим обиду на женщин еще с юных лет в связи с тем, что был обделен их благосклонностью. Так и не сумев построить свое личное счастье, этот богатый и образованный господин, как ей казалось, объявил крестовый поход против всего женского пола и института брака. Свою жизнь он заканчивал одиноким и мстительным неудачником, коротающим дни за сочинением
