Она решает отвести на обед два часа. Это достигается ложью. Она объясняет своему непосредственному начальнику мистеру Агасе, что у нее назначено с доктором, по женской проблеме, и что она пыталась перенести встречу, но в другое время доктор ее принять не сможет.
М-р Агаса теряет дар речи, а она говорит, что в отделе затишье, но она попросила Лизу приглядывать за прилавком, и босс ограничивается сочувственным кивком.
— У вас все в порядке? — спрашивает он.
— По-моему, в порядке, но надо бы провериться.
И она покидает магазин. Достигнув равнин Беверли-Хиллз, она заскакивает в магазинчик йогуртов — из тех соображений, что там можно получить целый обед за три доллара, — с полным до краев стаканчиком выйдя наружу, она устраивает себе солнечные каникулы на Бедфорд-драйв. В прямом солнечном свете ее волосы отливают глубокой темной синевой. Она поворачивает свой металлический стульчик в сторону многоэтажного здания, где гнездятся все психоаналитики Беверли-Хиллз, в надежде высмотреть кого- нибудь из знаменитостей. В это здание она ходит возобновлять свои рецепты, так что видит кое-кого из знакомых секретарш и медсестер, снующих туда-сюда. Рядом с ней сидит женщина столь отталкивающего вида, что Мирабель приходится неудобно развернуть тело, чтобы вывести ее за пределы своего периферийного зрения. Женщина беседует по сотовому телефону, уплетая малокалорийный йогурт в несуразных количествах. Ее жир свисает со стула и скрывает все, кроме ног. У нее волосы медные от химикатов, которые разработаны, чтоб сделать их золотыми, и прокуренное землистое лицо. Однако она говорит по телефону какие-то по-настоящему нежные вещи. Беспокоится, что кто-то болен, и Мирабель слегка поеживается от того, что ей пришлось солгать м-ру Агасе. Женщина говорит, замолкает, затем, дослушав, видимо, долгую тираду на том конце линии, произносит:
— …просто помни, милочка, именно боль изменяет нашу жизнь.
Мирабель не может постигнуть смысла этой фразы, ибо прожила с болью всю жизнь, а та осталась неизменной.
Как раз тут она видит душечку-красавчика Трея Брайена — тот входит в логово психиатров. Трей Брайен пылок, как огнемет, и это свидетельствует, что ему срочно нужна психоаналитическая помощь. Однажды она видела, что он покупал у «Нимана» что-то вроде кружевных салфеточек, чтобы украсить ими плечи своей девушки. Мирабель становилась очевидицей покупок душечки-красавца много раз и знает, что это чрезвычайно отточенный ритуал. Для коего требуется подружка, которая если еще и не знаменита, то вовсе не против прославиться. Вид подружке надлежит иметь скучающий — в том-то и цель вылазки: душечка-красавец должен приплясывать вокруг нее, слагая к ее ногам дары и пытаясь поднять ей настроение. Мирабель никак не могла взять в толк, с чего это вдруг та, кого осыпают подарками, настолько скучает. Мирабель любит получать подарки.
Важная часть ритуала покупок звездной пары — демонстрация эксклюзивности: их мир столь необычаен, столь высокоэнергетичен, что когда они пронизывают собой обычный неэксклюзивный мир, выпадают бриллиантовые росы. Мирабель как-то выпало обслуживать такую пару — подменяла продавщицу в секции «Комм де Гарсон», — и она почувствовала себя прозрачной. Словно бы это была и не она вовсе, а ее меловой абрис, приводимый в движение низшими формами жизни.
Сегодня, имея в распоряжении лишние час и пятнадцать минут и потоки солнечных лучей, даром что ноябрь на дворе, она решает проведать конкурентов и пройтись по перчаточным отделам других магазинов. По крайней мере, посочувствует другим печальным, потерянным девушкам, одиноко томящимся за своими прилавками. Первая остановка — «Сакс Пятая Авеню» на Уилшир-бульваре: там она обнаруживает собственную копию, праздно парящую вдали от всех над никому не нужным товаром. Мирабель называет свое имя и место работы и звук человеческой речи приводит продавщицу в такое смятение, что Мирабель готова угостить ее «серзоном» лишь бы та успокоилась.
Следующая остановка — «Теодор» на Родео-драйв. Это хиповый вызывающе-сексуальный магазин, который предлагает перчатки, предельно молодежные и смелые — Мирабель души не пожалела бы, чтобы торговать такими. Она представляет себе, как крутейшие люди заглядывали бы к ней, как подсказывали бы модные фишки, примеряя товар. Принять совет от ее нынешней клиентуры в мире моды равносильно самоубийству, разве что ты добровольно хочешь сойти за пятидесятилетнюю.
Дрейфуя по Беверли-Хиллз, она оказывается в квартале от «Ля Ронд». Это не возбуждает конкретного эмоционального отклика, мол, «а вот здесь мы рандевушничали», но дает ей возможность почувствовать себя не совсем чужой в Беверли-Хиллз. Она взаправду ела в одном из этих взаправду ресторанов, а 90 % приезжих, которые тут околачиваются, этим похвастаться не могут. Она забредает в магазинчик «Экономь!» и покупает гигиенические прокладки, и потому что они ей, в общем, нужны, и потому что это подкрепит ее ложь м-ру Агасе, если он увидит ее с покупкой.
Она возвращается к «Ниману», где Лиза говорит, что ее кто-то искал.
— Кто? — спрашивает Мирабель.
— Ну не знаю. Мужчина.
Мирабель предполагает, что это Рэй Портер. Может, хотел сообщить об отмене встречи. В первом же перерыве она позвонит проверить автоответчик.
— Какой он был из себя? — спрашивает Мирабель Лизу.
— Мужчина такой, за пятьдесят. Обычный.
— Что еще?
— Немного полноват. И он спросил Мирабель Баттерсфилд. По фамилии.
Рэй Портер не полноват, и он бы не спросил Мирабель по фамилии, которую, Мирабель даже не уверена, знает ли.
— Он сказал, что вернется, — добавляет Лиза и скрывается в сторону лестничного колодца.
Мирабель проскальзывает в свой док за прилавком. Она стоит там минуту, и вдруг на нее накатывает волна всепоглощающей тоски. И потому она делает то, чего никогда раньше не делала у «Нимана» — вытягивает нижний ящик стола и присаживается на несколько минут, пока ей не делается полегче.
Лиза
Тело Лизы Крамер достаточно хорошо для любого мужчины или женщины на этой планете, но недостаточно хорошо для Лизы Крамер. Она считает, что должна быть безупречно приятной для мужчины и что ей необходимо быть мастерицей минета. Этот талант отточен и отполирован в ходе пространных бесед с другими женщинами и просмотра избранных «обучающих» кассет. Она даже как-то посещала уроки Кристал Хедли, меркнущей и увядающей порнозвезды. Лиза всегда готова применить свои навыки. Всего через несколько свиданий, а то и раньше, Лиза демонстрирует счастливчику свою одаренность, утверждаясь во мнении, что она из тех женщин, которых хотят все мужчины. Мужчин, однако, озадачивает такое расположение фортуны. Что за девушка с такой легкостью расстилается перед ними? Лиза может измерить свой успех лишь количеством последующих звонков от мужчин, которые жаждут пригласить ее на ужин или на спектакль. То, что ее приглашают на спектакль — в Лос-Анджелесе подобные свидания котируются низко, — показывает, как далеко они согласны зайти. Лиза знает, что им нужен только секс, но в сексе-то и есть источник ее достоинства. Чем сильнее они хотят секса, тем выше ее ценность, то есть Лизе удалось сделаться аппетитной поебкой.
Секс как радость Лизе не интересен. Секс — точка опоры и рычаг для привлечения и отшивания мужчин. Они приходят к ней с большими ожиданиями, их влечет ее аромат, аппетитный, как аромат пекущегося хлеба. Но едва она их обработает, как они, обмякшие и истощенные, могут убираться в собственную постель. Она буквально выпила весь их интерес, и ей хочется, чтобы они ретировались прежде, чем обнаружат в ней какой-нибудь ужасный недостаток, который их оттолкнет. Таким образом, Лиза, при всей своей мощи, не чувствует, что годится на что-то вне своей способности вызывать в мужчинах желание. На самом деле, несколько запретительных навязчивостей сформировались в ней, едва ей перевалило за двадцать, и это не дает ей расширить жизненные горизонты. Она не может летать на самолетах. Страх полета в ней настолько силен, что она вычеркнула воздушные путешествия из списка возможностей навеки. Она также не может принимать никаких лекарств. Ни аспирина, ни антибиотиков, ни
