Я сложил вещи в каноэ и поднял Эбби на руки. Она обхватила меня за шею.

— Обещаешь?

Я посмотрел ей в глаза и ответил, скрестив пальцы:

— Обещаю.

— А теперь разожми пальцы и повтори.

— Обещаю… никогда не забывать о том, как ты впервые попыталась приготовить тушеное мясо и сожгла его до угольков.

— Ты закончил?

— Ладно… обещаю, что всегда буду стремиться к созданию таких картин, на которые, по твоему мнению, я способен.

Жена кивнула.

— Достаточно честно.

Я накинул на себя постромки и принялся тянуть. Эбби лежала в лодке и смотрела на меня.

— Ты действительно на это способен. В тебе что-то есть.

— На что я способен? Что во мне есть?

Она погрозила мне леденцом.

— Только не начинай…

Даже не оборачиваясь, я догадался, что Эбби грозит мне пальцем.

— Милая… — Я перестал тянуть и почувствовал, как обвисли лямки. — Смирись. Я рыбачу лучше, чем рисую. Я даже помогал твоему отцу на рыбалке, и ему приходилось терпеть. Но что касается искусства, то, не считая пары портретов — нужно признать, у меня и впрямь есть к этому некоторые способности, — я просто ремесленник. Посмотри на наш дом: от подвала до чердака он забит картинами, которые мы не можем продать.

— Ты меня не переубедил.

— Значит, ты в меньшинстве.

«Актик» часто так действовал. Эбби становилась разговорчивой и дерзкой. Впрочем, дерзости ей и без того хватало.

— Мой бинтик…

Я вздохнул. Она запомнила это прозвище.

— Что?

— Поди сюда.

Я шагнул из постромок, зашлепал по воде к лодке и опустился на колени перед женой. Она закрыла лицо руками.

— Я видела картины в Риме, Лондоне, Нью-Йорке… далее в Азии. — Эбби коснулась пальцем моего носа. — Но ни одна из них не тронула меня так, как твои портреты.

Невзирая на крушение надежд, именно по этой причине я так и не сжег ни одной своей картины и оставил студию за собой. Потому что Эбби продолжала верить, даже когда я сдался.

— Я люблю тебя, Эбигейл Колмэн Майклз.

— Отлично. Я рада, что мы договорились. А теперь — вперед! Здесь слишком жарко.

Я развернулся, надел упряжь и потащил каноэ. Эбби помолчала немного, потом сказала:

— Знаешь что? Подумай еще про Уэнди Максвелл, она живет в…

— Может быть, ты заткнешься и поспишь?

Она опять помолчала, и голос у нее изменился.

— Не раньше, чем моя нога ступит на землю Седар-Пойнта.

В ее словах прозвучала нешуточная решимость. Я натянул постромки, уперся покрепче, и веревки врезались мне в плечи.

Глава 9

Шофер был в черной шляпе и белых перчатках. Я вышел из дома в потертых джинсах, с дырой на колене, в черной футболке и единственном моем пиджаке, где на правом рукаве недоставало пуговицы.

— Думаете, она заметит? — спросил я.

Шофер посмотрел на пиджак и покачал головой, но ничего не сказал.

— Отлично, — произнес я, забираясь на заднее сиденье. — Ненавижу наряжаться.

Захлопывая дверь, он произнес:

— Сомневаюсь, что у вас будут проблемы.

Мы проехали по Кинг-стрит и остановились перед внушительным трехэтажным особняком, в котором было полно народу. Классика Чарлстона. Женщины в жемчугах и на шпильках, мужчины в одинаковых очках, одинаковых кожаных туфлях, одинаковых брюках, одинаковых рубашках… слегка различались лишь полосатые галстуки.

Я вышел из машины и онемел от страха. Темный переулок слева так и манил. Я уставился на парадное крыльцо, украшенное четырьмя огромными колоннами. Там, увлеченная разговором, стояла Эбби. Она смотрела на меня.

Я пригладил пиджак, и шофер шепнул вдогонку:

— Не беспокойтесь, сэр. Они просто выпендриваются. Если вы действительно помогли мисс Колмэн, вам не о чем волноваться.

— А если нет?

Он посмотрел на мои ободранные пальцы и синяк под левым глазом.

— Сомневаюсь.

Я поднялся по ступенькам, вдыхая аромат лучших духов и лосьонов после бритья. В жизни не видел столько бриллиантов. На шее, в ушах, на пальцах. Если эти люди действительно выпендривались, то на широкую ногу. Норка, кашемир, накрахмаленная ткань сорочек — все это создавало своего рода стену, от которой эхом отскакивали визгливый смех и приглушенный гул разговоров.

Эбби скользнула сквозь толпу, будто рассекая воду.

— Спасибо, что пришли.

— Вы знаете всех этих людей?

— Да. — Она взяла меня под руку. — Идемте, я хочу вас представить.

Мы вошли в холл; высокий потолок был подчеркнут пятью слоями гирлянд, а хрустальная люстра весила, наверное, тонну. Возле одной из стен рослый мужчина в белом пиджаке опускал ковшик в серебряную чашу для пунша и разливал по фарфоровым чашечкам нечто пахнущее яблоками, корицей, гвоздикой и цитрусами. Он предложил и мне.

— Нет, спасибо.

Эбби взяла у него чашку, сказала: «Благодарю, Джордж» и обернулась ко мне:

— Это глинтвейн. Я сама приготовила.

Я попробовал.

— Странно… но вкусно.

Она поставила чашку на стол и зашагала в кабинет, где виднелись освещенные пламенем камина румяные лица и мебель красного дерева. Там стоял окруженный толпой седоволосый представительный красивый мужчина в полосатом костюме. Одни пили бренди, другие вино, и все стояли с бокалами в руках. Мужчина в полосатом костюме был центром всеобщего внимания. Когда толпа расступилась, чтобы пропустить Эбби со мной на буксире, я его узнал. Он был крупнее, чем казалось по телевизору, и его голос звучал выше.

Эбби вывела меня вперед и взяла отца под руку. Теперь я понимаю, что в ту минуту вступил в игру. И сенатор это почувствовал.

— Папа, позволь представить тебе Досса Майклза.

Я протянул руку:

— Сэр…

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату