— Да. — Я указал на один из дальних домиков. — Мы только что приехали. Примерно раз в год выбираемся.
Она села.
— Тогда приходите вечером в гости. Мы живем в четырнадцатом номере. Джордж собирается жарить мясо. Мы пригласили всех соседей.
— Конечно. Э-э… когда?
— Часов в шесть. Вы придете с женой?
Ей было любопытно.
— Да. Спасибо.
Джордж помахал, а женщина с улыбкой взялась за книгу.
Я пересек лужайку и обменялся приветствиями еще с двумя мужчинами и одной женщиной. «Какой-то бесстыдный эксгибиционизм. Людям не пристало разгуливать нагишом. Это неприятно».
Я скрылся в зарослях и обнаружил, что Эбби, в одной футболке, корчится от смеха. По ее лицу текли слезы. Она смеялась как никогда в жизни.
Я проткнул ей одежду.
— Это не смешно.
Она не могла говорить от хохота. Я забрал шорты, взял ее под руку, и мы, сверкая задницами, удалились в лес. Эбби обернулась и шлепнула меня по ягодицам:
— А у тебя классная попка.
— Это не самое лучшее из того, что у меня есть.
Мы дошли до места, где висели веревочные качели. Можно было оттолкнуться от берега, пролететь над пляжем и плюхнуться в воду — судя по темному цвету, здесь глубоко. Эбби раскатала сверток и обнаружила мыло. Она лукаво взглянула на меня.
— Однажды в Риме… — Она стянула футболку, сняла платок и пошла по снежно-белому песку.
Что бы ни случилось, Эбби по-прежнему меня влекла. Она оставалась самой прекрасной женщиной на свете.
Вода доходила до колен и была бронзового цвета. Солнце скрылось за темными облаками, и начался дождь — крупные капли защелкали по воде и листьям. Дождь был холодный, а река — теплая, поэтому мы погрузились до плеч. Удивительный миг. Моргни — и ты его пропустишь. С ушей и носа Эбби стекали дождинки, над водой миниатюрными завитками поднимался пар и беззвучно рассеивался среди деревьев. Если небо способно дарить красоту, сейчас оно изливало ее на мою жену.
Я открыл бутылку «сногсшибаловки» и поудобнее устроил Эбби на себе. Мы лежали в воде и пили вино, наблюдая за тем, как клубится пар. Дождь утих, и Эбби попросила:
— Вымой меня.
Я так и сделал. Когда сквозь облака пробилось солнце, я расстелил на пляже брезент, залез в спальник вместе с Эбби, и мы проспали несколько часов. Они стоили недели.
Когда мы проснулись, я принялся сворачивать спальник, и жена снова шлепнула меня по заднице.
— Три пункта долой. Осталось семь.
Эбби права. Мы только что вычеркнули из списка номера три, четыре и десять. Эбби заставляла, меня забыть о том, в каком аду мы живем. И этот день не исключение. Я погрузил вещи в каноэ, уложил жену на дно и опустил весло в воду. Лишь тогда я обнаружил, что пропал пистолет.
Глава 15
В 17.05 возле моей двери остановилась «БМВ» с затемненными стеклами. Эбби помахала мне из окна. Я запер студию и погрузил в багажник мольберт, холст в рамке и две коробки с красками. Впереди сидела какая-то женщина, поэтому я забрался назад.
Эбби обернулась и сказала:
— Досс, это Розалия.
Розалия была коренастой пятидесятилетней дамой, судя по всему, латиноамериканкой. Похоже, она провела немало времени на солнце. Она повернулась ко мне и протянула мозолистую сухую ладонь. Под глазами у нее висели мешки, брови начисто отсутствовали. Прибавьте к этому нос крючком, ухо с недостающим кончиком и беззубые десны.
Мы катили через город, мимо доков и огромных складов. Эбби переключала скорости и одновременно говорила:
— Мы устроили здесь студию, чтобы проводить фотосессии на скорую руку. Не слишком шикарно, но сойдет.
Помещение было просторным и прохладным; из-за бетонного пола даже шепот отзывался эхом. В центре на проволоке, натянутой между двумя шестами, висел занавес, освещенный десятками самых разных ламп. Одни светили снизу, другие сверху, третьи прямо. Перед занавесом на черном коврике стоял табурет.
Розалия была в длинной темной юбке, грязном белом переднике, старых кедах (один из них — без шнурка) и мешковатой голубой блузе, какие носит домашняя прислуга. Что-то в ней поразило, хоть я еще и не понял, что именно. Просто выбило из равновесия.
Эбби усадила Розалию на табурет, что-то шепнула ей, а сама: отправилась к пульту и начала щелкать выключателями. Розалия сидела и вытирала руки о передник. Несколько минут Эбби экспериментировала с освещением.
— Что скажешь?
— Мне нравится. Но если осветить ей ноги мягким светом, будет, по-моему, то, что нужно.
Эбби повернула еще один выключатель, прикусила губу и отхлебнула воды из бутылки. Наконец она кивнула, взяла меня за руку, подвела к Розалии и сказала по-испански:
— Розалия, это художник, о котором я тебе говорила.
Женщина улыбнулась, глядя в сторону. Эбби похлопала ее по коленке.
— Досс, мои первые детские впечатления связаны с Розалией. Она причесывала меня и говорила, какая я красивая. Задолго до того, как я поняла значение этого слова. — Она повернулась к Розалии. — Все в порядке. Начинай.
Розалия расправила передник и принялась расстегивать блузку. Когда она справилась с последней пуговицей, Эбби зашла сзади, чтобы помочь. Быстро, словно боясь передумать, Розалия завела обе руки назад и расстегнула лифчик, а потом сбросила его на пол, обнаружив отсутствие одной груди.
Эбби опустилась на колени рядом с ней, погладила по плечу и сказала, обращаясь ко мне:
— Розалия покинула свою страну, когда я была еще ребенком.
Она указала на шрам, который начинался от правого соска, пересекал тело в том месте, где некогда находилась вторая грудь, нырял подмышку и скрывался на спине.
— Это сделал один мужчина с мачете. Единственная грудь Розалии свисала почти до пояса, подпираемая складкой жира. Эбби распустила угольно-черные, испещренные седыми нитями волосы латиноамериканки и позволила им рассыпаться по плечам. Они спускались до талии.
Я смотрел на Эбби. Та поцеловала Розалию в щеку и приподняла ей голову за подбородок, а потом произнесла:
— Розалия всегда хотела свой портрет. Я сказала, что ты можешь это сделать.
Я вернулся к холсту и сделал вид, будто раскладываю карандаши и кисти, одновременно гадая, что будет дальше. Эбби подошла ко мне, обняла и шепнула:
— Досс, смотри хорошенько. — Она закрыла мои глаза ладонями. — Не так. — Ее рука коснулась моей груди. — Смотри сердцем. Посмотри — и покажи Розалии то, что она всегда хотела увидеть. — Она взяла меня за руку. — Покажи ей, что она прекрасна.
Я взглянул на этот беззубый ужас.
— Как?..
