недели.
Я уже почти стенал, но трубка оставалась неумолимой. Огромные корпорации вытеснили мелкие компании и теперь, наслаждаясь своей монополией, стали гораздо хамовитее и бесчувственнее, чем даже служащие госучреждений! Невероятно, но факт. Жаловаться бесполезно!
Недели протекли быстро. Мы смотрели русские программы, которые, надо признать, новая тарелка ловила, однако все другие каналы оставались недоступными.
Наконец пришел долгожданный новый мастер. Он был помоложе и еще не настолько спился. Оказалось, что все эти мастера никакого отношения к компании, устанавливающей тарелки, не имеют. Их просто нанимают как подрядчиков, так что я не понимаю, о каком увольнении врал мне первый мастер.
Новый специалист не мог сослаться на погоду, потому что стоял ясный солнечный день. Он повозился с антенной минут пять, вследствие чего пропали и те программы, которые уже показывали. Не помогло и то, что на этот раз я стоял как штык подле его стремянки и, как послушный подмастерье, подавал отвертки и болты.
Мастер сказал, что деревья мешают. Я спросил, какие именно, уже намереваясь вызвать кого-нибудь и потребовать их спилить. Он ответил: все!
– Так что же делать? – спросил я в отчаянье, переходящем в смирение.
– Нужно вкопать столб и на нем установить антенну, – деловито сообщил новый мастер, но сразу добавил, чтобы я себе ничего такого не подумал, что он этим не занимается.
– И где же должен быть этот столб? – убитым голосом спросил я.
– Сейчас я покажу, – обрадовался мастер, увидев, что я не лезу в драку.
Он со знанием дела и постоянно поглядывая на небо, отмерял несколько десятков шагов от дома и остановился посреди проезжей части дороги, ведущей к нам во двор.
– Вот здесь! – весело крикнул он мне.
– Но как же ездить? – закричал я в ответ.
– А вот тут можно объезжать, – показал мастер на канаву.
Я подумал, что схожу с ума. Мастер направился к своему автомобилю.
– Постойте! – закричал я вдогонку. – Ведь ничего же не работает! Я заплачу вам сколько хотите! Только сделайте что-нибудь. Как мне в глаза детям смотреть? Ведь все же работало пять лет, я захотел включить малоинтересующие их русские программы, и теперь ничего не работает! Они ведь не будут меня уважать! Уйдут в наркоманы или завербуются в армию и уедут воевать в Афганистан со скуки! Такие случаи уже бывали в семьях, не имеющих средств на покупку телевизора!
– Да не в деньгах дело, – сказал мастер и криво усмехнулся, словно говоря, мол, ведь вот какой вы меркантильный субъект… Не все, мол, на свете можно купить за деньги.
– Но вы же сделали еще хуже! – завопил я.
Мастер немедленно вернулся, но меня напугал этот его порыв. Мне казалось, что ничего хорошего он не сулит. И правда, злобное лицо его исказилось, и он прошипел, что сейчас вообще вырвет все провода и напишет рапорт, что установка антенны по месту моего проживания невозможна.
Тут меня осенило.
– А что, если дополнительно привесить и старую антенну?
Предложение мастеру показалось интересным, и, к моему удивлению, он согласился, но при условии: я подпишу, что подтверждаю, что по месту моего проживания качественная установка антенны невозможна, и больше я не буду жаловаться.
Я ответил, что подпишу все, что угодно, если телевизор будет показывать.
Мастер прикрепил старую антенну параллельно с новой. Теперь по старой антенне теоретически шли старые каналы, а по новой – новые, только все они оказались недоступными. Мастер сказал, что это нормально, и мне надо звонить в компанию разбираться.
Тут он решительно поднялся и ушел, даже не взяв с меня никакой подписи.
Я позвонил в компанию, и в течение часа мне объясняли, что подсоединить, а что отсоединить, на какую кнопку нажать, а на какую не стоит. Результат? С двумя антеннами все заработало, и мы снова всей семьей сидим, тупо уставившись в экран телевизора, по которому решительно нечего смотреть…
Чем отличается индеец с одеялом от еврея с роялем?
Как это ни удивительно, люди в последнее время совершенно не желают работать. Особенно у нас, в канадской глубинке, невозможно найти стоящего работника или хоть какого-никакого помощника. То ли все наше население готовилось к встрече робототехнической эры в двадцать первом веке, а она так и не соизволила наступить, и людишки потеряли вкус к труду и скуксились, то ли над заснеженными пространствами наших необъятных лесов враги человечества распылили некий секретный состав, вызывающий хроническую идиосинкразию к любому виду труда… Как знать, но так или иначе приходится все делать самому: и дрова грузить, и снег чистить… Ну, хорошо, хорошо… Вру. Не всё и не всегда. С грехом пополам удается каждый раз в самый последний момент отыскать какого-нибудь бедолагу, который снизойдет до моей мольбы и все же возьмет лопату в руки, но это вовсе не значит, что работа будет завершена. Иммигрантов, голодных до любой работы, у нас нет. Да и иммигранты тоже нынче вертят носом… Местные жители же все как один – потомки шотландских да ирландских
Вот, к примеру, один мастер подвязался делать мне камин, но не доделал его. Я дал задаток – половину суммы. Через полгода я настойчиво уже ему так говорю – доделай! А он обиделся и пропал навсегда. Я потом по дешевке камин все же доделал. Благо, немного оставалось…
Потом водопроводчик менял у нас душ. Всё разобрал и пропал. Мы прожили полгода без душа. Я его наконец отыскал – а он тоже почему-то обиделся. Пришел, душ доделал, но денег вообще не взял и ушел навсегда.
Паркетчик тоже, положив только половину паркета, растворился в туманной дымке.
Один живописный старикашка пришел снять размеры, чтобы вставить дверь; размеры снял, но больше не возвращался. А ведь это было четыре года назад. Может быть, он умер? Может быть, у них у всех какая-то неестественно высокая смертность?
Уборщиков снега у нас с трудом хватает на один сезон. Один долговязый товарищ по имени Джон все никак не приезжал убрать снег вовремя. А это неприятно, потому что ни въехать, ни выехать, дом-то у нас, слава богу, выдался на холме. Тогда я уговорил одного из соседей почистить разок снег за явно раздутую мзду. Просто очень кушать хотелось, а для добычи пропитания в магазин смотаться позарез требовалось… Так Джон узнал, обиделся, и вообще больше не приехал. Я звонил, просил, умолял, увещевал, говорил о культурных различиях, извинялся за мое незнание местных обычаев… Джон был непреклонен. Тогда я попробовал атаковать его железной логикой. Я спросил:
– Что ты делаешь в жизни?
– Чищу снег, – подумав, ответил Джон.
– Это твой бизнес?
– Да.
– Так у меня есть снег, а ты его чистишь, почему бы тебе не приехать и не почистить его, забыв,
Джон согласился и явился с лопатой. Я спросил, отчего же он чистит снег лопатой? На что получил ответ, что, оказывается, он продал свой грузовичок со скребком, а с лопатой в руках чистить снег ему не хотелось. На вопрос, почему же он продал свой грузовичок, Джон только пожал плечами… Мне показалось, что он это сделал из-за обиды на меня… Во всяком случае, больше он не приезжал.
Обида местного рабочего класса коренится в каких-то неведомых стороннему человеку дебрях их загадочных душ. Как сюда попали эти люди? Чем они живут? Кто жил на этой земле до них? Кто будет жить после? Я вот, например, знаю одного коренного индейца с одеялом. Приятнейшая личность… Правда, он, как бы поточнее выразиться… неживой. Я вовсе не имею в виду этот отвратительный лозунг, что «хороший индеец – мертвый индеец». Просто на нашей дороге стоит большой неотесанный крест, и на нем так и
