– Я возьму грузовик у зятя, – сообщил Джим, – у него старый «форд».
– Ну да! – поддакнул я, не зная, как подвигнуть соседа к действию. Вот-вот из школы должны были вернуться дети, и мне не хотелось, чтобы пред их невинными очами, уставшими от школьных уроков, предстал еще один урок, который на этот раз взялась преподать нам безжалостная природа.
Джим продолжал стоять, разглядывая тушу оленя. Наконец его супруга, маленькая субтильная Джоана, шлепнула Джима по плечу:
– Пожалуй, тебе пора идти за грузовиком и фанерой, дорогой.
– Да, да, – пробормотал Джим и отправился домой, по колено утопая в глубоком снегу.
– Он у меня такой задумчивый, – сказала Джоана и завела разговор с моей женой Анюткой о превратностях брака с задумчивыми мужчинами.
Я вежливо отпросился домой, потому что вдруг понял, что выскочил во двор в тапках. Дело в том, что я и сам человек весьма задумчивый, чем нередко повергаю в отчаяние своих милых домочадцев.
Дома я присел на диван. С дивана хорошо просматривался въезд во двор. Признаюсь, я люблю хорошенько задуматься о философии жизни в самые острые ее моменты, как раз тогда, когда, казалось бы, нужно пошевеливаться и не засиживаться. Переодевание тапок заняло у меня так много времени, что Джим успел вернуться на небольшом грузовике, и они втроем как-то молниеносно поволокли тушу на фанере, словно на санках.
«Может, моя помощь и не понадобится?» – с надеждой подумал я и стал снимать валенки… Мне очень не хотелось возиться с этим делом.
Я посидел еще с минуту, наблюдая, как комично все трое пытаются погрузить тушу оленя в кузов и как им это не удается. Я принялся снова натягивать валенки, чтобы подчиниться естественному зову джентльмена, селящегося в душе всякого образованного, хотя и слишком задумчивого мужчины. «Надо бы им помочь», – подумал я. Однако после рассудил, что, пожалуй, пока я натяну валенки и доберусь до грузовика, они уже погрузят оленя и выйдет совсем неудобно. С этой мыслью я стал стягивать валенки обратно, однако туша оленя никак не желала погружаться в кузов, и я все-таки в последний раз решительно натянул валенки и вышел во двор.
Я подошел к месту действия и высокомудро заявил, что так у них ничего не получится. Меня обругали сразу на двух языках. Однако я настоял положить фанеру наклонно и втолкнуть по ней тушу. Меня послушались, и дело удалось!
Я ощутил такую гордость от своих организаторских способностей, что даже не очень успел приложить руку к толканию туши.
– Ну, вот и все, – весело сказал я и засобирался домой.
Джим остановил меня на полуразвороте.
– Вы не поедете со мной?
– Да, да, конечно! – сказал я, сделав вид, что и не собирался уходить, хотя перспектива поездки в лес с окровавленной тушей оленя меня не радовала.
Женщин мы оставили дома, попросив что-нибудь сообразить в качестве закуски, потому что, само собой, от всей этой истории нам захотелось выпить чего-нибудь покрепче.
Не успели мы сесть в грузовик, который представлял собой агрегат редкой развалюшности, как путь нам преградил притормозивший у выезда из нашего двора автомобиль. Из него вышел неприятный долговязый тип в толстом свитере и направился к нам. Я опустил окно и вопросительно посмотрел на нахального незнакомца.
– Что вы погрузили? – спросил наглец.
– Дохлого оленя, – сказал я.
– И при каких обстоятельствах он сдох? – настаивал незнакомец.
– Его загрызли волки… А собственно, с кем имею честь? – пробурчал я.
– Инспектор министерства природных ресурсов.
Мы вышли из машины.
– Чья это собственность? – начал инспектор свое расследование.
– Его, – с готовностью доложил Джим и стал незаметно отступать куда-то в лес.
– Останьтесь, – строго сказал инспектор. – В это время года охота строго запрещена, так что я обязан расследовать любой случай смертности среди животных.
– Это касается даже бурундучков? – пошутил я. Лицо инспектора осталось непроницаемым. Он начал внимательно осматривать тушу, пытаясь найти огнестрельные раны. Туша была, как уже отмечалось, полусъедена.
– Это не я… Я его не кусал, – опять пошутил я. Джим тоже не признавался.
– Вот видите, у нас нет следов крови на бородах! Это волки его покусали.
Мое заявление оживило инспектора, хоть он и осмотрел с подозрением мою рожу. Я имею привычку не брить и не подстригать бороду месяцами, и поэтому вид у меня более чем кровожадный. Кривой зуб на нижней челюсти и русский акцент не прибавляют мне благонадежности в глазах местного населения. Как-то в городе один мальчик лет семи, обернувшись и увидев меня, попятился в ужасе и упал… Инспектор же был крепкого помола, хотя понимал, что если бы даже я и напал на оленя, так его покусав, то, пожалуй, раны были бы все же поменьше, потому что пасть у меня не волчья, а вполне интеллигентного размера – по местным меркам, конечно… Однако в его протокольную башку пришла идея, что здесь что-то нечисто.
– У вас собаки есть? – строго спросил он.
– Есть, – сознался я, – пудель Жужа, но она весь день была дома.
– Я бы хотел осмотреть ее пасть, – настойчиво заявил инспектор. – Может быть, это она загрызла оленя.
– Вы бы лучше население от волков и медведей защищали! – завозмущался я.
– Я сомневаюсь, что оленя загрызли волки, – возразил инспектор.
– А кто его загрыз? Я, что ли? – разгорячился я.
– Ну, если это не ваша собака, то его загрызли шакалы. Опишите, как они выглядели?
– Ну, как, как? Серые волки, здоровые такие…
– Разберемся, – сказал инспектор и пошел обследовать пасть собаки Жужи, которая была самым мирным существом из всех, кого мне довелось знать, и притом страдала эпилепсией.
– Может, вы позволите нам увезти оленя в лес? – спросил я ему вдогонку.
– Хорошо… – ответил инспектор и отогнал свою машину. – Если это действительно не ваша собака загрызла оленя, я вам выпишу сертификат, подтверждающий, что это не вы убили оленя, и если потом этого оленя найдут, то у вас будет документальное подтверждение…
– Извините, – спросил напоследок я, – а как вы тут очутились? Вас что, вызвали родственники оленя?
– Нет… – серьезно сказал он. – Просто проезжал, а тут смотрю – оленя грузят. Ну, я и решил расследовать, что к чему…
– Угу… – ответил я, и мы тронулись в путь.
– Совпадение, значит, – сказал я Джиму. Тот промолчал. Он почему-то недолюбливал представителей министерства природных ресурсов. Видно, он никак не мог поделить с ними эти самые природные ресурсы, бегающие по его собственному двору.
Старенький грузовичок несносно трясло. Мы с трудом пробрались по плохо почищенной дороге километра на два в глубь леса.
– Ну, пожалуй, хватит, – сказал Джим. – Здесь волки найдут свой недоеденный обед.
Он стал разворачиваться и забуксовал в снегу. Я уже нарисовал себе картину, как мы пешком выбираемся из этого заснеженного леса. К счастью, «форд» все же выбрался из сугроба, и мы, отъехав немного, вышли из машины.
Кузов был пуст. Олень пропал. Мы переглянулись, не поверив своим глазам.
– Что за чертовщина? – пробормотал Джим.
– Может быть, он убежал? – неуверенно пошутил я.
Мы уставились на окровавленный кузов. Наверное, в таком же недоумении смотрели на пустую плащаницу в склепе последователи Иисуса.
– Этому должно быть какое-то рационалистическое объяснение, – сказал Джим и картинно схватился за
