компании. Сейчас все эти слова стали анахронизмами, однако в свое время ими широко пользовались, выполняя работу в интересах разведки под высшим грифом секретности. Это заставило Ханикатта задуматься о том, кем же был Эмерсон Пайк. Поэтому, добавив в качестве постскриптума к письму еще две строчки, он запросил, не имел ли тот отношения к военному ведомству или государственному разведывательному учреждению. Если имел, то к какому именно. Такая информация позволила бы ускорить процесс.
Отправив свое сообщение, он вновь щелкнул клавишей, открыв приложенные изображения и отправив их на хранение и последующую обработку с помощью программного обеспечения компании. Теперь он мог одновременно рассматривать на большом плоском мониторе на своем столе все изображения. Здесь было семь фотографий, одну из которых неумело пытались увеличить, о чем, впрочем, заказчик сообщил в своем первом письме. Снимки выглядели совершенно обычными — банальные фото небольшой группы людей где-то на природе.
Фотографии не выглядели так, будто они были сделаны с помощью спрятанной на теле или где-либо еще скрытой камеры. Здесь не было ни слишком больших углов или фиксированной точки, с которой велась съемка. Снимавший явно принадлежал к той же группе людей, и похоже, что и он сам был запечатлен где-то на снимках. Однако при этом люди на фотографиях не позировали и не улыбались в камеру. Казалось, что они не замечали, что их фотографируют. По их жестам, движениям рук, изменениям положения тел, зафиксированным на фотографиях, Ханикатт понял, что все они оживленно беседовали между собой.
В группе было всего шесть человек; при этом только четверо попали в фокус на двух снимках. Все они стояли на открытом участке, а на заднем плане одной из фотографий было видно небольшое строение, очевидно жилой дом. Около дома стояли тяжелый деревянный стол и несколько стульев. Вокруг простирался лес. На двух фото Ханикатт сумел разглядеть на заднем плане широкую долину, а вдалеке — гористую местность.
На четырех снимках присутствовал всего один человек. Это был старик. Ханикатт не мог определить, сколько ему лет, но было ясно, что мужчина пожилой. Тот факт, что в центре каждого из снимков находился именно этот человек, дал Ханикатту понять, что он являлся объектом особого интереса того, кто делал фотографии. Он задал увеличение одного из изображений. Худощавая фигура старика, его тонкие ноги, жилистая шея, утомленное лицо заполнили экран. Ханикатт отрегулировал контрастность, смягчив резкие переходы между светом и тенью. Старик был одет в изношенный комбинезон с обрезанными у колен штанинами. Он выглядел неряшливым и оборванным. Если бы не внимательное выражение глаз, его можно было бы принять за жалкого бродягу. На его лице была недельная щетина, а обут он был в стоптанные кожаные ботинки из тех, что пылятся на армейских складах запасов на случай войны. Похоже, что под ботинками не было носков, а сама обувь выглядела слишком большой и тяжелой для таких хрупких и тонких ног.
Где бы ни были сделаны эти фотографии, в том месте должно было быть достаточно прохладно. Пожилой мужчина до самого горла застегнул молнию поношенной рабочей куртки военного образца. Еще один из изображенных на снимке мужчин кутался в одеяло, как индеец, набросив его себе на плечи. На всех были надеты свитера или куртки. Еще раз взглянув на тот снимок, Ханикатт подумал, что прохладная температура могла быть результатом того, что местность располагалась на большой высоте.
Он задумался о том, зачем кому-то могла взбрести в голову мысль истратить кучу денег на обработку обычных фотоснимков шестерых мужчин в поношенной одежде, собравшихся где-то в диких местах. Улучшение качества и увеличение фото до размеров постера, о чем просил Эмерсон Пайк в своем письме, обойдется ему в несколько тысяч долларов. Ханикатт как раз собирался закрыть компьютер и вернуть изображения на сервер, когда внезапно ему в глаза бросилось кое-что еще. Это было всего несколько букв в солнечных лучах, полустертая надпись на куртке старика. Она была написана кириллицей.
Ханикатт стал внимательно рассматривать лицо пожилого мужчины. Оно было усталым и изношенным, как продубленная кожа, но, вглядевшись, можно было убедиться, что старик прекрасно сохранился. Отсутствие лишнего жира, угловатость делали его почти нордическим. Оставшиеся волосы когда-то были светлыми и могли снова стать такими, если их вымыть. Теперь Ханикатт заметил, что мужчина со снимка резко отличался от своих спутников, которые все как на подбор имели ярко выраженную южную наружность и, скорее всего, являлись выходцами из Латинской Америки, Южной Европы или Ближнего Востока, определить это точно было очень сложно.
Ханикатт наклонился, взялся за мышь и мерцающим прямоугольником отметил на снимке участок с буквами на груди старика. Он запустил программу, увеличивающую это изображение практически до полного размера экрана. При этом разрешение упало настолько, что на участке осталось видным лишь неясное туманное пятно. Освещение было неважным, но теперь оказалось легко разобрать, что буквы действительно написаны кириллицей.
Ханикатт вернул изображение к его первоначальному размеру и стал танцующими движениями водить курсором компьютера в поисках новой цели. Но больше не оказалось ничего достойного внимания. Он выбрал следующий снимок и раскрыл его на мониторе. На этот раз старик располагался примерно на двадцать — двадцать два фута от объектива фотоаппарата и стоял, повернувшись вполоборота; при этом левую руку он поднял как бы в указующем жесте.
Ханикатт нашел то, что искал. Он увеличил изображение нашивки на плече. Ее цвета, как и краски на любом военном обмундировании, были приглушенными. Они затерлись по краям и выцвели от солнца по центру. Нашивка представляла собой изображение венка листьев овальной формы, внутри которого по центру располагался круглый щит. Позади щита перпендикулярно лезвием вверх был изображен меч и две перекрещивающиеся стрелы, пронзающие центр. На второй, меньшей нашивке внизу, стояли цифры «79».
Ханикатт взялся за клавиатуру и распечатал изображение. Потом он развернулся на кресле и внимательным взглядом скользнул по книжному шкафу сзади в поисках старой синей матерчатой папки. Ханикатт надеялся, что не успел выбросить ее во время одного из спонтанных решительных порывов навести порядок в делах перед тем, как уйти на пенсию.
Глава 12
Ликида взял в руки одну из золотых монет, из тех, что коллекционеры называют кругляшками. Это было отчеканенное вручную испанское эскудо. Он подбросил монету в воздух, поймал и постарался прочитать цифры и буквы на реверсе. Из небольшой книги, которую он захватил в доме Пайка в ночь убийства, он знал, что монета была отлита и отштампована в столице Перу Лиме примерно триста лет назад.
Он бросил монету в кипящий тигель, прекрасно понимая, что растворил несколько тысяч долларов, которые она стоила. Риск попасться при торговле крадеными монетами был слишком велик. Власти станут искать их даже в самом отдаленном медвежьем углу, поэтому убийца решил, что оставит себе только одну из них, ту, что стоила более чем сто тысяч долларов. Он просто не нашел в себе сил уничтожить это сокровище. Монета лежала на столе отдельно от остальных, которые Ликида продолжал методично бросать в тигель.
Ликида наедине со своим богатством находился в запущенной автомастерской в нескольких милях от городка Сан-Исидро в приграничном штате Тихуана. Это было прикрытие для подпольного бизнеса одного из его знакомых. В этом месте с краденых автомобилей снимали и перепродавали запчасти. Здесь же перебивали и идентификационные номера для машин, предназначенных для отправки какому-нибудь могущественному дельцу в Азии.
За несколько долларов хозяин вручил Ликиде ключи и разрешил ему воспользоваться мастерской в ночное время, когда она не работала.
Ликида стоял у стального кузнечного стола с кислородной горелкой в руке, с помощью которой он нагревал днище небольшого тигля. Лишь иногда он позволял себе воспользоваться ацетиленом для того, чтобы ускорить процесс. Он не хотел случайно разрезать емкость.
Примерно каждые две минуты он бросал в кипящую массу несколько монет. Чуть в стороне на другом
