склонить Рузвельта к отказу от открытия второго фронта в 1942 г., Черчилль через неделю после завершения встречи с Молотовым направился в США. Результаты переговоров с Рузвельтом (17–25 июня) явились «замаскированной победой английской позиции», и фактически исключали «всякое вторжение на Европейский континент даже в 1943 году»[87].
Надо сказать, что между Сталиным и Молотовым существовали разногласия в оценке подлинного значения формулировки о втором фронте, включённой в коммюнике. Молотов скептически относился к заверениям Рузвельта о планах высадки союзников в 1942 г., в то время как Сталин считал реальным достижение этой цели. Подтверждением может служить телеграмма Сталина, направленная советскому послу в США Литвинову после отъезда Молотова в Великобританию. Она являлась ответом на предложение Рузвельта сократить поставки по ленд-лизу в СССР для высвобождения морских транспортных средств с целью обеспечения своевременной переброски американских войск и техники на Британские острова. Поставки сокращались примерно на 40 %, по сравнению с подготовленным американской стороной протоколом, переданным Рузвельтом Молотову для советского правительства. Следует принять во внимание, что в то время развертывалось летнее стратегическое наступление вермахта, и положение на советском фронте ежедневно ухудшалось. Поставки по ленд-лизу были особенно необходимы. Тем не менее, Сталин 6 июня телеграфировал Литвинову: «Вы должны сообщить Рузвельту о согласии Советского правительства на сокращение нашей заявки на тоннаж… [с] добавлением, что Советское правительство идет на это, чтобы облегчить США подвозку войск в Западную Европу для создания там второго фронта в 1942 г., в соответствии с тем, что это сказано в согласованном Молотовым и Рузвельтом коммюнике. По нашему мнению, это может ускорить согласие Англии на организацию второго фронта в Европе»[88].
Небольшой комментарий.
Предположение Сталина не оправдалось. 10 июня Черчилль во время последней встречи с Молотовым в Лондоне вручил ему «Памятную записку», из которой следовало, что открытие второго фронта в 1942 г. сопряжено с большими трудностями и «мы поэтому не можем дать никакого обещания в этом вопросе»[89]. В августе 1942 г. во время своего визита в Москву он сообщил Сталину, что второго фронта в 1942 г. в Европе не будет[90].
Литвинов в свою очередь информировал Москву: «Позиция президента в отношении второго фронта стала за последнее время более твёрдой. Если он раньше в разговорах на эту тему неизменно давал понять, что он лично признает необходимость высадки на европейском континенте, но что противятся этому англичане и его собственные военные советники, то при последних моих беседах с ним он старался придавать себе вид человека, абсолютно убежденного в неосуществимости в настоящее время высадки… Не подлежит сомнению, что он и в этом вопросе взят на буксир Черчиллем и его собственным военно- морским окружением»[91]. Решения англо-американской конференции в Касабланке (январь 1943 г.) не оставляли сомнений в том, что вторжение на Европейский континент откладывается до 1944 г.
Небольшой комментарий.
Тем не менее Черчилль от своего имени и от имени Рузвельта 12 февраля направил советской стороне обнадеживающее послание: «Мы также энергично ведем приготовления, до пределов наших ресурсов, операции форсирования Канала (Ла-Манша. —
Последовавший обмен посланиями ещё более накалил обстановку. «Должен Вам заявить, — писал глава Советского правительства в послании У. Черчиллю 24 июня, текст которого был направлен также Ф. Рузвельту, — что дело здесь идет не просто о разочаровании Советского правительства, а о сохранении его доверия к союзникам, подвергаемого тяжелым испытаниям. Нельзя забывать того, что речь идет о сохранении миллионов жизней в оккупированных районах Западной Европы и России и о сокращении колоссальных жертв советских армий, в сравнении с которыми жертвы англо-американских войск составляют небольшую величину»[94]. Успех Красной Армии в битвах под Сталинградом и Курском, продвижение советских войск к государственным границам СССР свидетельствовали, что война близится к завершению. Становилось очевидным, что Советский Союз способен самостоятельно освободить народы Европы от фашистского ига. В этой ситуации западные союзники, опасаясь выхода советских армий в Центральную и Западную Европу раньше своих войск, активизировали подготовку операции вторжения во Францию.
Предварительно решение о проведении такой операции было согласовано на Квебекской конференции руководителей правительств и представителей командования США и Великобритании в августе 1943 г., а затем принято на Тегеранской конференции глав трех держав (28.11–11.12.1943 г.). В итоговом документе «Военные решения Тегеранской конференции» было указано, что второй фронт в Европе будет открыт в мае 1944 г. В документе было зафиксировано заявление Сталина о том, что «советские войска предпримут наступательную операцию в это же время с целью предотвратить переброску сил с восточного на западный фронт». В ответ на запрос союзников Сталин также сообщил о готовности СССР вступить в войну с Японией после разгрома Германии[95].
Решения Тегеранской конференции в основном были выполнены. 6 июня 1944 г. войска союзников высадились на северо-западе Франции (операция «Оверлорд»), 15 августа — на юге этой страны (операция «Драгун»). Так был открыт второй фронт. 23 июня Красная Армия в поддержку операции «Оверлорд» развернула крупное наступление в Белоруссии (операция «Багратион»)[96] . Германия была зажата в тисках двух фронтов, что сократило сроки войны и число её жертв. Но за двухлетний период проволочки западных союзников с открытием второго фронта с мая 1942 г. по июнь 1944 г. — только безвозвратные потери Советских Вооруженных сил (убитыми, пленными и пропавшими без вести) составили более 5 млн человек[97]. В советском руководстве и массовом сознании сформировалось убеждение, что политика, проводимая западными союзниками с затягиванием второго фронта, носила преднамеренный характер и преследовала цели максимального
