выходной, потому что знает, что я не сунусь в ее владения.
– У вас та же самая кухарка?
– Конечно. Она уже очень давно работает у Ника.
– Помнишь те печенья, которые ты пыталась испечь, когда мы были детьми?
– Помню. Как и то, что ты всегда мастерски увиливала от разговора. Особенно, если была огорчена или расстроена.
Карин отставила свою чашу и сложила руки на столе.
– Я не расстроена.
– Ты ушла от мужа.
– Я ушла от человека, за которого не должна была выходить замуж.
– Да?
– Да.
Аманда вздохнула.
– А я помню, – заметила Карин, – что ты всегда так выразительно вздыхала, когда совала свой нос в чужие дела.
– Но ведь мой вопрос вполне естественен!
– Я не считаю его таковым. Впрочем, можешь задавать любые вопросы, но вот отвечу ли я?
Аманда откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.
– Ты говоришь, что не должна была выходить за Рэйфа…
– Не должна.
– Тогда почему вышла?
Карин засмеялась. Она встала, подошла к плите и налила себе еще кофе. Затем обернулась и посмотрела на сестру, но Аманда отрицательно покачала головой.
– Маленькому принцу вредно много кофеина. Карин улыбнулась.
– А вдруг там принцесса? – Она знала, что сестра решила не выяснять заранее пол ребенка.
– Точно принц. Только мальчишка может вести себя так, будто он играет в моем животе в футбол. Но я хотела сказать, что ты не выглядела, как женщина, вступающая в нежеланный брак.
– Просто я хорошо сыграла свою роль, но в конце концов поняла, что не могу позволить Рэйфу окончательно разрушить мою жизнь.
– Ты плачешь?
– Нет. – Слезы градом катились по лицу Карин. – С чего мне плакать? – Она уронила лицо в ладони и зарыдала.
– Кэрри. – Аманда обошла стол и обняла сестру за плечи. – Расскажи мне, что случилось, пожалуйста. Как скоро после свадьбы ты поняла, что совершила ошибку?
– В тот момент, когда сказала «да».
– Но я же много раз говорила с тобой по телефону. Поначалу твой голос звучал подавленно, но я решила, что у тебя послеродовая депрессия. Я даже хотела приехать, но спустя месяц…
– Шесть недель, – прорыдала Карин и выдернула несколько бумажных салфеток из коробки. – Шесть недель и одну ночь…
Она покраснела, Аманда, глядя на нее, покраснела тоже.
– Ладно, – сказала она и откашлялась. – Через шесть недель и одну ночь твой голос зазвучал… Может я, конечно, спятила, но он был очень счастливым.
– Я хорошая актриса.
– Ты отвратительная актриса, как и я. Поэтому в школьных спектаклях именно Сэм всегда доставалась роль Золушки, а нам – роли злобных сестер.
– Да, – сказала Карин с улыбкой. – Там мы могли меньше напортить.
– Именно. – Аманда выразительно посмотрела на мокрый комок бумаги в руках сестры, в который превратились бумажные салфетки. Взяв его двумя пальцами и бросив в мусорное ведро, она отмотала большой кусок бумажного полотенца и протянула Карин. – Сморкайся.
Карин послушно выполнила указание, затем промокнула глаза и вздохнула.
– Ладно. Я и была счастлива в то время.
– И?
– А потом перестала и уехала.
Аманда снова села на стул и взяла руку сестры.
– Значит, ты была счастлива, потом перестала, собрала вещи и уехала, так?
– Примерно. – Карин снова стала всхлипывать. – Он не любит меня. – И зарыдала так горько, как будто ее сердце разрывалось на части.
