так думать?..
— Твое приключение прошлой ночью было неслучайным. — Нефритовые Глаза посмотрела на молодого человека с любовью. — А большая летучая мышь, защитившая тебя, — это, без сомнения, сам Каб К’у, принявший облик животного… И кровь, попавшая в твою рану, была его кровью, поскольку бог предвидел, что так произойдет. Теперь ты находишься под его защитой, — тихо сказала она в заключение.
Белый Нетопырь смотрел на королеву с приоткрытым ртом, не зная, что сказать.
— Не сомневайся в этом, друг мой. Твое ночное путешествие в облике летучей мыши подтверждает мои слова. Только избранным богами предоставляется такая возможность.
Шаман с трудом встал и, подойдя к огню, разогревавшему камни, вылил на него воду, чтобы погасить его.
Вновь вытирая свое вспотевшее тело, он думал о молодом Баламе. И о том возбуждении, которое наверняка царило в его душе после откровений, полученных этой ночью. Ему достаточно было вспомнить, как себя чувствовал он. Белый Нетопырь поведал своему приемному сыну историю нефритовой маски, повторяя почти дословно то, что королева рассказала ему много лет назад.
— А если бог Земли избрал меня, то, без сомнения, ты будешь представлять Чан К’у. Ягуар является зверем, обычно воплощающим бога Неба, и тот, вселившись в его тело, может управлять также и потусторонним миром. Балам, в тебе есть те доброта и настойчивость, за которые ему и поклоняются.
— Но в истории говорится о битве за обладание маской, — возразил Балам, — а я никогда не пошел бы против тебя.
— Битва не подразумевает борьбу или даже столкновение. Человек постоянно соревнуется со своим окружением, чтобы добиться того, что он считает лучшим для себя, при этом не всегда нападая на то, что его окружает. — Белый Нетопырь посмотрел на своего ученика с уважением. — Боги мудры, сын мой, хотя иногда их поведение приводит нас в замешательство. Каб К’у и Чан К’у знают, что мы никогда не причиним друг другу зла.
Белый Нетопырь не сказал ни слова, хотя интуитивно чувствовал, что юноша тоже беспокоится о том, кого изберет Ун Симиль, поскольку бог Преисподней ни в чем не походил на двух своих товарищей.
11
Николь оставалась спокойной. Она пристально смотрела на небольшое сооружение, практически неразличимое на фоне джунглей, которые, казалось, полностью завладели им. Хотя прогалина, на которой они находились, была вычищена человеческой рукой, сельва словно хотела сказать, что все это давно уже принадлежит ей и что вновь прибывшие — здесь только посетители, принятые, но не желанные.
Сооружение было построено из известняка, и его внешняя сторона была сильно повреждена. Входная дверь походила на черную тень, а крышу покрывали ветки и листья деревьев, растущих рядом со стенами. Но даже в таком состоянии это строение так зачаровывало девушку, что горло ее сжималось, а в голове мелькали картины прошлого. Каждый раз, когда Николь сталкивалась с каким-нибудь следом давних цивилизаций, с ней происходило то же самое. Даже почти не ставя перед собой такой цели, она была способна представить тех, кто много веков назад возводил то, чем она восхищалась, и она почти ощущала их присутствие, как будто кто-то из них остался тут, не поддаваясь воздействию времени.
Ее взгляд искал взгляд Жана, и она увидела, что молодой архитектор, как и она, отрешенно созерцает то, что в любом другом месте выглядело бы как полуразрушенная хижина. Затем жених взглянул на нее, как если бы она окликнула его по имени. То было словно шестое чувство, проснувшееся в них и подарившее им такое общение, при котором в словах не было необходимости. Оно обнаружилось немногим более года назад, ночью, когда они ехали в автомобиле в Париж, точно не зная, где именно находятся. Это случилось в начале лета. Они мчались по ночному шоссе, и у обоих внезапно появилось чувство, что какое-то время они «слушали» мысли друг друга, даже не двигая при этом губами. Конечно, было поздно, они устали, в головах у них все перепуталось, но когда они позже обсудили это, оказалось, что у обоих возникло одно и то же ощущение.
С тех пор было много случаев, когда проявлялась эта связь: телефон звонил тогда, когда кто-либо из них думал, что другой вот-вот позвонит; чувство внезапного дискомфорта, которое, как потом выяснялось, совпадало во времени с трудными моментами, пережитыми Николь или Жаном… Иногда один из них угадывал мысли другого, и тогда они, довольные, смотрели друг на друга, точно зная о случившемся, и в конце концов начинали смеяться от счастья.
В ответ Жан подмигнул Николь, и затем она стала искать глазами лица остальных членов экспедиции. Казалось, ни на кого больше храм майя не произвел такого впечатления. Хулио Ривера раздавал указания носильщикам по поводу того, как следует располагать лагерь, гватемалец Фабрисио сидел возле дерева и был очень увлечен тем, что набивал себе трубку, а работники телевидения осматривались по сторонам, выбирая место для установки своих аппаратов. Казалось, один лишь Ги Лаланд заинтересовался этим маленьким строением: сидя на корточках у входа, он проводил рукой по одной из боковых стенок.
— Кто-то здесь был. — Его голос прозвучал раздраженно, когда он повернулся, обращаясь к мексиканскому археологу. — Я оставил здесь несколько ниток, завязанных крест-накрест на двери, и они порваны.
Хулио Ривера пожал плечами.
— Надписи остались… я полагаю. В конце концов, отсюда выносить нечего.
— Дело не в том, что кто-то мог вынести отсюда что-нибудь физически, — холодно ответил Лаланд. — Я надеюсь, ты меня понимаешь. Очень важно сохранить все в секрете.
— Это могли быть сборщики сока сапотилового дерева, какое-нибудь животное… — Хулио Ривера обмахивался листами бумаги. — Забудь об этом.
— Николь! — Стан, один из работников Французского телевидения, подошел к ней, — Примерно через три часа у нас появится спутниковая связь. Когда ты будешь готова, мы снимем это место.
— Хорошо, дайте мне полчаса. А пока можете распланировать съемки. Вам придется наладить освещение и внутри.
— Нельзя передавать изображение надписей! — Ги Лаланд поднялся, возбужденный. — Есть люди, которые могут совершить убийство, узнав о них.
— Думаю, до этого не дойдет, Ги. — Николь почувствовала, как у нее участилось дыхание, но она заставила себя говорить спокойно. — И хочу напомнить тебе две вещи. Первое: эта экспедиция была профинансирована именно благодаря тайне, окутывающей то, что находится внутри этого здания. И второе: я тоже археолог, как и ты, и хорошо знаю, что значит сохранять секретность в нашей профессии. И если мне в точности не известно, что можно показывать, а что нет, — это лишь из-за того, что вы не рассказали мне всего, что следует. А время уже пришло.
Николь услышала смешок, раздавшийся за ее спиной. Она повернулась, и ее взгляд встретился со взглядом Хулио Риверы. Мексиканский археолог подмигнул ей, продолжая улыбаться. Аугусто Фабрисио все еще сидел возле дерева, но он забыл о своей трубке и с интересом следил за разговором. Девушка снова повернулась к Лаланду.
— Поэтому давай договоримся так: ты мне скажешь, какую часть надписей мы можем снимать сегодня, — она поняла, что должна оставить путь к отступлению своему коллеге из Лувра, — но взамен вечером ты расскажешь мне как можно больше о них. Согласен? — закончила она улыбнувшись.
Ги Лаланд не улыбнулся ей в ответ, его взгляд оставался холодным, но все же в конце концов он склонил голову в знак согласия.
— А сейчас, — Николь постаралась, чтобы ее голос звучал весело, — как насчет того, чтобы показать нам эти замечательные надписи?
Два костра разгоняли ночной мрак, царивший в сельве, в то время как несколько газовых ламп
