комнату.
Когда плита остановилась, открывая круглое отверстие, все трое с ужасом увидели, что алтарь в другой комнате вернулся в первоначальное положение, закрыв при этом проход, через который они вошли.
— Каждый раз нас замуровывают все глубже и глубже, — проворчал Лаланд. — Клянусь вам, мне начинает надоедать созерцание исключительно каменных стен.
— Держу пари, что вход снова откроется. — Аугусто Фабрисио указал на плиту, которую они только что толкали. — Достаточно будет вернуть ее на место. Или наши друзья вызволят нас снаружи.
— Я предлагаю убедиться в этом позже. — Николь склонилась над обнаруженным ими люком и посветила в него фонарем. — Похоже, нужно спускаться дальше.
Мужчины подошли к ней и посмотрели вниз. Они увидели нечто похожее на колодец диаметром чуть более метра, спускавшийся в недра пирамиды. Луч фонаря достигал дна, находившегося — хотя это было непросто подсчитать — на глубине около шести метров. На одной из сторон круглой шахты выделялись канавки, которые можно было использовать как ступени, а рядом свисала толстая и прочная на вид веревка, надежно прикрепленная к стене. На выступающем крае колодца имелось нечто вроде ручки, позволявшей забраться в колодец, чтобы потом ухватиться за веревку.
— Похоже, спуск будет легким, — пробормотал гватемалец. — Но подъем?..
— Придется проверить это. — Николь повернулась к своему соотечественнику, и ее вопрос прозвучал почти как утверждение: — Ты будешь добровольцем, Ги?
Француз порылся в своем рюкзаке и достал оттуда моток веревки, тонкой, но крепкой.
— Посвети мне фонарем, пока я буду двигаться вниз. Потом на этой веревке вы спустите мне газовую лампу и рюкзак. — И добавил с оттенком превосходства, уже хорошо знакомым Николь: — Я вас жду внизу.
Спуск действительно оказался удобным для всех троих, и то, что они увидели на дне, снова добавило им оптимизма: ступеньки достигали пола, как и веревка, за которую можно будет держаться, — все это значительно облегчит подъем.
— Похоже, боги предусмотрели, что нам придется возвращаться, — с облегчением произнес Ги Лаланд. — По правде говоря, я уже начал в этом сомневаться.
В месте, в котором они находились, не было ничего удивительного. Круглая комната с низким потолком, в центре которого заканчивался колодец, имела только один выход: арку, ведущую в сторону северной стены. Подойдя к ней, они увидели коридор с заметным уклоном, проникающий в глубины пирамиды.
— Сколько газа осталось в твоей лампе? — спросил Аугусто Фабрисио, пристально всматриваясь в эту темноту, конца которой не было видно.
— На пару часов как минимум. Она была выключена почти все то время, пока я вас ждал. Но ведь у нас остались фонари, не так ли?
Гватемалец пожал плечами, глядя на Николь. Разумеется, оказаться без света во внутренностях этой тысячелетней пирамиды ему не хотелось.
— Я подумала, что это был всего лишь сон, — объясняла Николь, когда они шли по бесконечному коридору. — Тогда я не придала ему особого значения, хоть он и был на удивление реальным. Даже через несколько дней я смогла вспомнить подробности совершенно четко. И одной из таких подробностей было ожерелье Чан К’у, как я вам рассказывала, трехцветное и со странными подвесками. По правде говоря, я не знаю, что и думать.
— И что он тебе сказал? — с интересом спросил Аугусто.
— Что нефритовая маска снова откроется людям… — Она предпочла опустить прочие подробности сна, умолчав, например, о том, что только трое получат к ней доступ. — Но я хорошо помню, как он с серьезным видом добавил, что время маски определяем не мы, человеческие существа… Не знаю, что он имел в виду.
Спутники не успели ответить, потому что коридор закончился. Лампа, которую Ги Лаланд нес в руке, осветила новую арку в стене, служившую проходом в более открытое место. Они не догадывались, что их ожидало, но все же ускорили шаг.
Новый зал, в который они вошли, размерами превосходил пройденные ранее. Он был скорее длинным, чем широким, и пол в нем снова стал горизонтальным, в отличие от наклонного длинного коридора, который они только что миновали.
— Судя по всему, мы находимся у основания пирамиды, — сказал Фабрисио, направляя луч фонаря в сводчатый потолок высотой по меньшей мере четыре метра в центре, усиливавший ощущение открытого пространства.
Перед ними, возле арки, через которую они вошли, высились три полутораметровые каменные колонны, сужавшиеся в верхней части, покрытой резьбой. Расстояние между ними составляло примерно два метра. Им снова показалось, что три бога приветствуют их, но теперь Каб К’у, бог Земли, занимал центральное место, а по бокам располагались Чан К’у и Ун Симиль.
— Смотрите-ка, они не хотят, чтобы мы о них забывали, — с раздражением пробормотал Ги Лаланд, рассматривая глифы при свете лампы.
Он направился в другой конец зала, где среди теней просматривался выход. За резными колоннами пол стал неровным, словно состоял из отдельных фрагментов — плит различных форм и размеров.
— Спокойно, Ги! — Голос Аугусто Фабрисио прозвучал гулко, как в гроте, усиленный эхом, отразившимся от стен.
Француз резко остановился и повернулся к своему спутнику.
— Что происходит, Аугусто? Ты меня напугал.
— Подожди, подожди, не иди вперед! Я должен кое-что сказать вам.
Ги Лаланд и Николь ждали, когда маленький археолог заговорит.
— Вы знаете, мне тоже приснился один из богов, — сказал он тихо, как будто прося прощения. — Это был Каб К’у. И то, что он мне сказал, может иметь отношение к месту, в котором мы сейчас находимся.
31
Баламу вскоре перестало казаться странным то, что с ним происходило. Даже камера, в которой он был заключен исчезла из его памяти. Он даже забыл Никте… и Белого Нетопыря… Только эта зеленая маска имела значение, хотя попытки приблизиться к ней были напрасными. Ягуар мог перемещаться в этом мире беспрепятственно, по своему усмотрению, как будто бы мягкий туман, окутывавши его, обеспечивал надежную опору для лап, но вожделенный предмет то приближался, то вновь удалялся вне зависимости от его стараний. Он словно измерял силы стремившихся завладеть им. Ибо другие существа соперничали с ягуаром: летучая мышь белого цвета и огромный скорпион тоже барахтались в тумане, а маска так же избегала их, как и Балама.
Молодой майя не сомневался, что тот же самый нетопырь совсем недавно сидел на подоконнике окошка его камеры и именно он передал напиток богов; это тело хранило дух его приемного отца, Белого Нетопыря. Но в тот момент все для него утратило значение. Его не интересовало, кто мог находиться под личиной скорпиона с ядовитым хвостом. В этой безграничной пустоте существовала только одна цель: завладеть маской.
Был миг, когда он подобрался совсем близко и решил, что вот-вот схватит ее. Она состояла из множества кусочков нефрита, сиявших собственным светом; глаза и рот были дырами, из которых на него смотрела тьма. Близость маски заставила его почувствовать величие власти, которую она излучала, и он понял, что тот, кому удастся завоевать ее, станет чем-то гораздо большим, нежели королем королей. Казалось, маска тоже рассматривала его провалами глазниц, а потом вдруг удалилась на большое расстояние, поэтому Балам не смог угадать, что за таинственная сила позволяла ей двигаться.
