радостную для нас минуту вспомним тех, кто способствовал ей на Земле, тех, кто построил наш замечательный корабль. Честь им и слава! Вспомним с благодарностью нашего учителя и друга — Сергея Александровича Камова. Его нет здесь, но мыслями он всегда с нами. Мы на Венере! Но не все, кто улетел с Земли, достигли её. В одержанной победе есть заслуга и Леонида Николаевича Орлова. Почтим же память нашего погибшего товарища минутным молчанием.
Необъяснимая находка
Звездоплаватели могли смело сказать, — им повезло! Венера неожиданно предоставила кораблю прекрасную естественную гавань.
На реке пришлось бы бороться с течением, грозящим вынести звездолёт в океан, — здесь вода была неподвижна: высокие обрывистые берега надёжно защищали корабль от ветров и волн. Со стороны океана залив был преграждён длинной скалистой грядой. С какой бы стороны ни подул ветер, вода залива должна оставаться спокойной.
Если бы показалось Солнце, это место могло стать даже красивым. Лёгкий прозрачный туман поднимался от тёмно-синей поверхности воды, напоминая раннее летнее утро на Земле. Коричневая линия берегового обрыва была увенчана сплошной стеной растений и громадных деревьев причудливой формы, окрашенных во все оттенки оранжевого, красного и жёлтого цветов. Стволы деревьев, странного для глаза — розового цвета, были переплетены густой сетью лиан (так казалось издали).
Но вместо голубого неба над заливом и лесом нависала мрачная пелена густых туч. Вместо яркого солнечного света — тусклый полусвет, скрадывающий очертания и придававший пейзажу какой-то призрачный вид.
Залив находился в полосе утра, но и днём вид не должен был измениться. Будет немного светлее — и только. Многокилометровый слой облаков, скупо пропускавший лучи дневного светила, создавал на Венере даже в полдень освещение земного вечера.
Учёные уже знали, что на сестре Земли постоянно дуют ветры, достигающие иногда силы урагана. По косым струям недавно прошедшего ливня они видели, что и сейчас очень сильный ветер. Но лес, поднимавшийся на высоту ста и больше метров, был странно неподвижен. Ни малейшего движения не замечалось на вершинах деревьев. Словно каменные стояли оранжево-красные великаны, поражая взор исполинскими размерами, застывшие в бурном воздухе своей планеты в непонятном спокойствии. Такими же неподвижными казались и заросли жёлтых растений, густой массой облепившие нижние части розовых стволов.
Если бы не движение воды и тумана, картина выглядела бы мёртвой, нарисованной на фоне свинцового неба безумным художником, перепутавшим все краски, которыми следует изображать растительность. Нигде не было зелёного цвета, столь привычного для людей Земли.
Чем дольше всматривались звездоплаватели через иллюминаторы обсерватории в окружающий пейзаж, тем более странным он казался. Было трудно убедить себя, что это действительно лес — царство растений. Слишком неподвижными, безжизненными выглядели все эти кусты и деревья. В бинокль были отчётливо видны беспорядочно, одна за другой растущие ветви, похожие на изогнутые трубки, покрытые не листьями, а какими-то разноцветными наростами продолговатой формы. От подножия до вершины стволы деревьев были почти одинаковой толщины, около метра в диаметре, что было ещё более странным при такой значительной высоте. Жёлтые кусты казались сплошной массой, и даже сильные стёкла биноклей не могли разделить их на отдельные ветви. Всюду виднелись причудливо переплетающиеся «лианы» с руку толщиной, пурпурного цвета, с чёрными поперечными кольцами, что делало их похожими на коралловых аспидов, обвивших своими гибкими телами розовые стволы, красные и оранжевые ветви.
— Что об этом думаете? — спросил Пайчадзе, отрываясь от бинокля и обращаясь к Коржёвскому.
— Царство актиний, — ответил биолог. Трудно было придумать более удачное сравнение. Деревья Венеры действительно были очень похожи на исполинские кораллы, на сцифоидных кишечнополостных животных, живущих в тёплых водах экваториальных океанов Земли.
— А жёлтые кусты напоминают губки, — заметил Мельников.
Профессор Баландин улыбнулся.
— По-вашему, получается, — сказал он, — что на Венере нет растений и мы попали в царство животное.
— Возможно, что это так и есть, — серьёзно сказал Белопольский. — А если вспомнить, что, по данным спектрального анализа, растения Венеры поглощают кислород и выделяют углекислоту, что свойственно животному миру, то даже не удивительно.
— Когда же мы выйдем из корабля? — нетерпеливо спросил Коржёвский.
— Как только Степан Аркадьевич закончит анализ.
Доктор Андреев, старший врач звездолёта (вторым был Коржёвский), был зачислен в состав экспедиции на Венеру не только врачом, но и химиком. Как только «СССР-КС 3» опустился на воду, были взяты пробы воздуха, и теперь Степан Аркадьевич производил его количественный и качественный анализ.
Коржёвскому, и не только ему, пришлось запастись терпением. Андреев не любил поспешности в серьёзных делах, и все знали, что он доложит результаты анализа только после двух, а то и трёхкратных проверок своей работы.
Часы звездолёта показывали половину первого. Это было время ежедневной связи с Землёй. Последняя радиограмма была отправлена при подходе к орбите Венеры, ровно сутки тому назад. Члены экспедиции хорошо понимали, с каким нетерпением на Земле ожидают сегодняшнего разговора. Ведь там знали, что «СССР-КС 3» уже опустился на сестру Земли и, конечно, беспокоились, как прошёл спуск. Было вполне вероятно, что на радиостанции собрались сейчас родственники экипажа, учёные и все работники Космического института во главе с Камовым.
Первая радиовесть с поверхности Венеры была большим событием, и неудивительно, что все члены экипажа корабля (кроме Андреева, не пожелавшего прервать свою работу) попросили разрешения присутствовать при этом событии. Топорков попытался протестовать, но вмешательство Белопольского заставило его подчиниться общему желанию.
Но все не могли поместиться на небольшом свободном пространстве радиорубки, ставшим ещё более тесным из-за пола, перерезавшего пополам шарообразное помещение. Зайцеву, Князеву, Романову и Второву пришлось остаться в коридоре, устроившись у открытой двери.
Радиограмма, в форме рапорта директору Космического института и президенту Академии наук СССР, была составлена и подписана всеми членами экспедиции.
Игорь Топорков включил микрофон. На этот раз никто не запрещал ему ввести в действие все резервы мощности, что он, конечно, и сделал. Передача через атмосферу Венеры была во много раз труднее, чем из пространства. К тому же, не зная точно местоположения корабля относительно Солнца, нельзя было поручиться, что антенна звездолёта правильно ориентирована, Пайчадзе и Белопольский сделали всё возможное, чтобы указать Топоркову направление на Землю, но непроницаемая толща облаков позволила определить это направление только приблизительно.
Ровно без пяти минут час по московскому времени Топорков громко и отчётливо сказал в микрофон:
— Говорит звездолёт!.. Говорит звездолёт «СССР-КС 3»! Отвечайте! Отвечайте!.. Перехожу на приём!
Радиоволны, зажатые в узкие границы жёстко направленной антенны, подхватили его голос и понесли к далёкой Земле через девяносто миллионов километров межпланетного пространства. Спустя пять минут они должны были достигнуть «небесной станции» — искусственного спутника Земли и, пройдя через усилители, помчаться дальше, к Москве. После детектирования радиоволна отдаст модулированный на ней голос, и он зазвучит из динамика, находящегося на Земле, так же, как прозвучал только что на Венере.
А когда, пройдя тот же путь в обратном направлении, здесь, на станции звездолёта, раздастся голос
