Но он сумел понять смысл услышанного.
— Четвертого направления не существует, — сказал он.
— Как знать. Может быть, оно существует, но мы еще ничего не знаем о нем.
— Жаль, что мы не догадались спросить у пришельцев, где находится их сердце — справа или слева.
— Это ничего бы не дало. Они не земные люди. На их родине все другое.
— Ден думает, что их родина под землей.
— Мне кажется, что это не так. Слова пришельцев надо понимать иначе.
— Но если не на земле и не под землей, то где же тогда? — удивленно спросил Геза.
— Может быть, над землей.
— Почему же мы ее не видим?
— Она очень далеко.
Геза задумался. То, что говорил Рени, было ново. Откуда у него такие необычайные мысли?
— Хорошо, допустим. Их родина велика, на ней есть города. Почему же она не падает на землю?
— А почему не падает Луна?
— Ты бы еще спросил, почему не падает Солнце, — Геза улыбнулся.
— Я часто думаю об этом, — сказал Рени.
— Не о чем думать. Солнце и Луна прикреплены к небесному своду.
— Значит, и родина пришельцев может быть прикреплена точно так же. Но я как-то спросил пришельца, высоко ли небесный свод, и он ответил, что никакого свода нет.
— Ты его не так понял. Все предметы падают на землю. Упала бы и Луна, если бы не была прикреплена.
— Шар же не падает. А он ни к чему не прикреплен.
Геза не нашелся, что ответить на такой довод. Шар действительно не падал, вопреки всем законам.
— А что ты сам об этом думаешь? — спросил он.
— Я думаю, что не все законы нам известны, — ответил Рени.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ДВА РАЗГОВОРА
Геза легко нашел тайный люк в садовой беседке, о которой говорил ему Ден.
Люк был так хорошо замаскирован, что, не зная о нем, невозможно было заподозрить его существования.
Геза спустился в подземный ход и увидел загадочную дверь. Она нисколько не изменилась с тех пор, как он был здесь вместе с Деном, провожая пришельцев. Тогда они подошли с другой стороны, по ходу, появившемуся когда-то на глазах Гезы. Теперь этот ход был засыпан и от него не осталось никакого следа.
Ден подробно объяснил, как надо нажимать на выступ сбоку от двери, но Геза так и не решился сделать это.
Он видел факел, брошенный Деном, видел короткую ветку, валявшуюся тут же, которой Ден нажимал на выступ, чтобы не дотронуться до него рукой.
Все соответствовало рассказу. Геза вернулся в беседку в глубокой задумчивости.
Желание окончательно убедиться, войти в тайник, самому испытать все, что испытал Ден, преследовало Гезу. Он с трудом сдерживался, — не из страха, а только потому, что Рени убеждал его не делать этого.
Памятный разговор с молочным братом повторялся еще много раз по самым различным поводам, и Геза вынужден был признаться самому себе, что мысли Рени ошеломляют его, что Рени лучше понимает тайны пришельцев.
На эти темы Геза говорил и с Деном, но вскоре убедился, что старший брат мыслит одинаково с ним самим. А в словах Рени было много нового и не всегда понятного. Это вызывало невольное уважение.
«А что если пустить Рени к столу пришельцев? — часто думал Геза. — Может быть, он поймет то, что тщетно старается понять Ден».
Но об этом не приходилось даже мечтать. Ни один раб не смел входить в это «святилище». Уборку семигранной комнаты Ден поручил Рени только потому, что кто-то должен же был заниматься этим. А может быть, Ден выбрал Рени, желая таким знаком доверия сделать приятное Гезе.
Нет, к тайне стола Ден никого не допустит!
«Ден так быстро стареет, что, вероятно, скоро умрет, — решил Геза. — А, сделавшись верховным жрецом, я поручу стол Рени. Но это значит, — тотчас же подумал он, — сделать его таким же стариком, как Ден».
— Я бы на это согласился, — сказал сам Рени, когда Геза поделился с ним своими мыслями. — Ден ничего не откроет и ничего не поймет.
— Почему ты так думаешь?
— Потому, что он ничего не добился до сих пор.
— А ты уверен, что добьешься?
— Нет, не уверен, — рассмеялся Рени.
Беседка стала любимым местом отдыха Гезы. Его непреодолимо тянуло к подземному ходу. Он знал, что рано или поздно не выдержит и откроет таинственную дверь, что бы ни говорил ему Рени.
Однажды, сидя в беседке, Геза увидел, что к воротам ограды их сада приблизились носилки, и сразу узнал их.
Носильщиками всегда были самые рослые из рабов. Только один человек во всей стране пользовался для этого малорослыми пленниками недавней войны. Этим человеком была дочь Боры красавица Лана. Только у нее носилки были отделаны серебром — драгоценным металлом, ценившимся гораздо дороже золота. Даже сам Бора не позволял себе подобной роскоши.
Геза видел, как опустились носилки, как один из рабов лег на землю, изображая собой ступеньку, видел выходившую из носилок Лану, и все еще не мог поверить, что это она, что именно сюда, в их дом, прибыла Лана. Но она вошла в сад и направилась в его сторону.
Закон не позволял первому жрецу идти навстречу кому бы то ни было, кроме властителей страны. Лана была только дочерью властителя, и ей не полагались такие почести. Геза встал и слегка наклонил голову в знак приветствия и уважения.
На молодой девушке было длинное платье из блестящего материала, изготовляемого в далекой стране, где жили желтые люди с косыми глазами. Светло-каштановые волосы, что являлось большой редкостью, были уложены в высокую причудливую прическу, перевитую серебряными нитями.
Он молча ждал неожиданную гостью, не трогаясь с места. Когда она вошла в беседку, он предложил ей сесть. Спрашивать о цели прихода жрецу не полагалось. Это было бы проявлением любопытства.
— Здравствуй, Геза! — сказала Лана.
— Здравствуй! — ответил он.
— Я пришла к тебе, а не к Дену. Я рада, что застала тебя одного.
— Мы с Деном редко бываем вместе.
— Ты рад меня видеть?
— Я не ожидал твоего прихода.
— А почему ты сам не приходишь ко мне?
— Потому, что мой приход не может тебя обрадовать.
— Ты так думаешь?
— Я в этом уверен.
Он сгорал от желания узнать цель ее прихода. Но если бы Лана вдруг встала и ушла, он ничего не спросил бы. Жрецу нельзя проявлять любопытство ни при каких обстоятельствах.
Лана хорошо знала, что он не спросит её, что она должна говорить сама.
— Я хочу побеседовать с тобой, — сказала она. — Мне скучно без тебя. С тех пор как ты хотел взять меня в жены, я все время думаю о тебе и…
Он чуть было не нарушил закона, но вовремя сумел взять себя в руки.
