– Не вмешивайся! Жизнь Гренделя принадлежит мне! Стой, где стоишь!
Рядом с троллем даже высоченный и широкий будто медведь Беовульф выглядел жалко – ни дать ни взять шестилетний мальчишка, собравшийся напасть на могучего воина!
– «Жизнь Гренделя принадлежит мне»? Как это понимать? – вдруг проговорил Ремигий на латыни. – Что он собирается делать?
Беовульф меча не обнажал, больше того, на нем не было кольчуги и шлема. Он подошел почти вплотную к чудовищу, Гренделю было достаточно вытянуть лапу, чтобы коснуться когтями гаута. Нападать тролль не торопился – впервые за все минувшие годы он видел человека, не бежавшего от него и не хватавшегося за оружие при виде тролля! Вовсе наоборот, Беовульф был спокоен и сосредоточен, он не проявлял и тени страха.
– Уходи, – громко сказал Беовульф. – Уходи в море, навсегда. Великан Эгир примет тебя в свою семью – ты родственен великанам глубин… Тебе нечего делать здесь, на земле. Хватит крови и смертей.
Ошеломленный Грендель попятился. Глаза сияли двумя льдинками.
– Я дарю тебе жизнь и не требую виры за убитых тобой. Уходи.
Вместо ответа монстр нанес мгновенный удар кулачищем, сверху вниз. Беовульф отскочил и снова не взялся за клинок.
– Уходи, – в третий раз повторил гаут. – Иначе ты погибнешь.
Троекратное предложение мира по обычаям варваров было такой же удивительной редкостью, как и скала из чистого золота. Военные вожди могли пойти на подобный жест или из безмерного уважения к противнику, или зная, что возможная битва неугодна богам и противна закону.
Такое в истории войнолюбивых и свирепых германцев, для которых беспощадная кровная месть была обыденностью, а сражения веселили душу и радовали богов Асгарда, случалось крайне редко – Ремигий вспомнил единственный достоверный случай из внесенных в хроники, когда готский рикс Аларих, христианин арианского исповедания, три раза предложил мир императору Феодосию, чтобы не наносить оскорбления чтимым и арианами, и кафоликами христианским святыням.
Армии варваров не начинали боя, если встречались возле священных рощ или в праздники наподобие Йоля или Солеви – боги обидятся. Предложить, равно и принять мир перед поединком тоже допускалось, но при строго определенных условиях… Нельзя ведь допустить, что Беовульф чтит убийцу-тролля как прославленного воителя, почтенного жреца или старейшину – это решительно невозможно!
Грендель словам гаута не внял, пускай даны и утверждали, будто чудовище мыслит и умеет говорить подобно человеку, пускай речь его неразборчива и груба. Напротив, он снова ударил и снова промахнулся – черные когти оставили на камне четыре глубокие борозды.
Четырежды повторять не велит закон. Беовульф выхватил меч, попутно сорвав с ремешков и отбросив ножны, они будут только мешать. Лезвие Хрунтинга полыхнуло яркой серебряной полосой, отразив звездный свет.
Грендель при желании мог передвигаться со стремительностью лесного кота – тролль лишь выглядел неповоротливым и неуклюжим. Однако сейчас он медлил, почуяв, что происходит нечто необычное. Во- первых, раньше Грендель нападал сам, охотился на людей словно обычный хищник, никогда не вступая в благородное единоборство. Да и кто из смертных мог противостоять ему в поединке? Во-вторых, тролль почувствовал волшебство – волшебство скрытое, но куда более сильное, чем дарованное Гренделю по рождению. И в-третьих, его беспокоил странный ветер с моря…
Может быть, действительно уйти, скрыться, спрятаться?
Застарелая ненависть оказалась сильнее.
Беовульф недаром заслужил право стать военным вождем Народа Тумана. Он и прежде сталкивался с чудовищами, галиуруннами и существами, являвшимися в Мидгард из иных, незнаемых мест, о существовании которых даже боги не подозревают.
Побеждал Беовульф неизменно, являя редкую ловкость, исключительное упорство и смелость, никогда не переходящую в безрассудство. Даже пребывая в Священной Ярости, гаут оставался хладнокровен – его разум не застилал кровавый туман.
Грендель велик, быстр и очень силен. Его когти и зубы смертоносны, тролль может убить человека одним движением, затоптать, обездвижить и лишить воли колдовством. Следовательно, действовать надо молниеносно – нанести единственный точный удар! Ни в коем случае не подпускать чудовище близко, задавит! Но как это сделать? Грендель в одном прыжке способен преодолеть два-три десятка шагов!
Сторонним наблюдателям показалось, что схватка продолжалась лишь краткий миг. Грендель свел лапы, пытаясь расплющить человека между своими огромными ладонями, Беовульф оттолкнулся обеими ногами, падая на спину и одновременно бросая меч, словно обычный кинжал.
Хрунтинг единожды перевернулся в морозном воздухе, лезвие ударило в левую лапу Гренделя немногим выше локтя и полностью отсекло ее. Было слышно, как меч звякнул, упав на камни.
– Быть не может, – выдохнул Северин. – Никто не мог пробить шкуру тролля! Никогда!
Грендель покачнулся, издал резкий стрекочущий звук, схватился правой ладонью за обрубок, пытаясь сжать его и остановить хлынувшую кровь, дымящуюся на предутреннем морозце. Завыл, закружился на месте, брызгая на землю кровавыми каплями.
И бросился бежать прочь, спотыкаясь и стоная.
Над побережьем разнесся исступленный, тяжкий рык, не принадлежавший Гренделю – что-то огромное и лютое бесновалось в скалах над песчаной полосой, отделявшей Даннмёрк от волн Германского моря.
– Он не вернется. – Беовульф заметил людей, вышедших к «божьему столбу» со стороны кузни. – По крайней мере, не этой ночью.
– Ты не убил его, – сурово бросил Хенгест. – Значит…
– Ничего это не значит. – Беовульф поднял Хрунтинг, зачем-то понюхал лезвие и протер его сорванным пучком сухой травы. – Что стоите, бестолочи?! Поднимайте людей, зовите всех – иначе Олений зал…
