покровителями людям, еще не готовые к принятию евангельской истины!
– Не верится, – вздохнул Северин. Слова преосвященного граничили с ересью. – Египетский Сетх, персидский Ариман или карфагенский Молох вовсе не похожи на «пастырей и покровителей» – это монстры, демоны!
– Я и не спорю, – пожал плечами Ремигий. – Самые настоящие демоны, свирепые посланцы ада. Несомненно, часть изгнанных ангелов обратила свою силу во зло, признав господином Падшего. Отсюда и ужасы человеческих жертвоприношений в Карфагене или кровавый культ богини Бадб в Гибернии,[6] описанный в сочинениях Юлия Цезаря – ты должен был читать. Однако вспомним о Доннаре, который защищает наших приятелей-сикамбров от чудовищ и великанов, галльскую Секвену, по имени которой названа река, протекающая через Лютецию – она хранит реку и оберегает корабли… А старые боги Рима? Чем тебе добряк-Бахус не угодил, спрашивается?
Епископ добродушно рассмеялся, но потом вновь стал серьезным:
– Запомни, сын мой: искренняя и горячая вера в Творца и его Благую Весть не исключает знания о его Творении. Мы
– Вы бы это святейшему Папе рассказали, – недоверчиво буркнул Северин.
– Рассказывал, – усмехнулся епископ. – Примерно этими же словами. Потому и получил диоцез в Лугдунской Галлии и Бельгике вместе с пастырским перстнем. Я очень хорошо знаком со сказочным древним миром германцев, с его опасностями, тайнами, его повелителями. И надеюсь передать эти знания тебе – иначе великий труд, к которому мы предназначены, окажется тщетен.
– Вы слишком долго молчали, дядя. Почему?
– Рассчитывал, что ты сам узришь незримое. Без подсказок. Заметишь некие странности, несоответствия. Чудеса, которыми пронизана эта земля. Но до вчерашнего дня ты предпочитал сидеть в темном углу, о котором я только что говорил. С закрытыми глазами. Открой их, оглянись, посмотри повнимательнее вокруг. Найдешь очень много любопытного!
Северин послушно огляделся. Коричневые выветренные скалы, пятна снега на камнях, могучие сосны. И устроившаяся на крутой возвышенности за рекой Мез деревянная крепость, не идущая ни в какое сравнение с пограничными фортами, которые в прежние времена строили римские легионы.
Бург Стэнэ, владение Гунтрамна, одного из военных вождей Хловиса. Ничего волшебного или загадочного в бревенчатом тыне и приземистых угловых башенках крытых соломой, обмазанной от огня глиной, решительно не замечалось. Послышался собачий лай – псы учуяли гостей.
– Полторы седмицы мечтаю отдохнуть перед настоящим очагом и под крышей, – устало заметил епископ. – И покупаться в бочке с горячей водой, поскольку Гунтрамн доселе не озаботился постройкой бани.
Северин понимающе кивнул – в Суасоне отлично сохранились старые термы, постройки времен Гелиогабала. Ремигий приохотил к баням и короля Хловиса, и его ближних: они пытались старательно подражать римлянам, хотя получалось плохо и далеко не всегда.
Сикамбры очень ценили удобства и с удовольствием пользовались достижениями цивилизации – потому епископ был уверен в том, что франки небезнадежны. Однако Суасон все-таки считался столицей и этот город построили римляне, а в медвежьих углах наподобие Стэнэ или Ревена процветало исконное отеческое варварство. Или же «старинное благочиние», как это именовал Эрзарих со своей лангобардской точки зрения.
Северин задрал голову, радуясь ясному погожему дню, прищурив глаза посмотрел на солнце, но вдруг его взгляд отвлекла черная точка, скользящая по густо-лазурному небу. Большая птица, наподобие коршуна?
Нет, не птица. Не могут птицы забираться на такую высоту – пятнышко на несколько мгновений скрылось за тонкой полоской перистых облаков, появилось снова, описало широченный круг, а затем исчезло в золотом сиянии.
– Чудеса высматриваешь? – хохотнул Ремигий, проследив за взглядом воспитанника. – Чудо нас ждет за воротами – кабан с чесноком, ячменное пиво и широкая лавка, застеленная медвежьими шкурами! Рот закрой, ворон залетит – не выплюнешь!
– Чего? – непонимающе переспросил Северин и вдруг осекся.
На деревянном гребне надвратной башни восседали два огромных иссиня-черных ворона, каждый размером едва ли не с гуся. Очень откормленные, говорить нечего.
Оба ворона, повернув головы особым птичьим манером, внимательно смотрели на Северина. Не просто внимательно – осмысленно.
Разумно. Подобно человеку.
Глава вторая
В которой Северин рассуждает о сущности варварства, встречает злых духов Арденн, затем падает в глубокий снег, а епископ Ремигий кается в грехах
Первые месяцы Северину было очень тяжело. Непривычная обстановка, чужие люди со странными, зачастую шокирующими образованного латинянина обычаями и привычками, разъезды по делам диоцеза, а дел таковых было весьма немного.
Открыли новый приход в Дижоне (на освящение церкви во имя святого апостола Павла собралось аж целых полторы сотни кафоликов!), потом пришлось съездить в Лютецию – затерянный среди девственных галльских лесов крошечный городок на реке Секвене. Ремигий, кстати, обязал картулярия не использовать римские названия и говорить так, как говорят сикамбры – Париж, Сена…
И вообще, по мнению Северина, епископ чересчур снисходительно относился к франкам, аргументируя свою прямо-таки ангельскую терпимость вполне разумно: у Хловиса и его народа позади столетия беспросветного варварства, за день, за год и даже за десятилетие сикамбров не переделаешь. Сколько времени потребовалось Империи для романизации Галлии? Почти два века? Вот-вот!
Лютеция не понравилась Северину еще больше, чем Суасон – римляне ушли оттуда давно, лет
