Хлебнув воды из фляги, он пожалел, что это не спирт. А потом осторожно придвинулся к краю крыши. На площади все еще стреляли, и Василий хотел посмотреть, как там дела у Григория Арсеньевича и Кима. Василию казалось, что с того момента, как они расстались, прошло несколько часов, хотя на самом деле все действо заняло четверть часа, а то и того меньше.
Да, он все сделал правильно, и немцы, если и восстановят прибор Троицкого, то не скоро. К тому времени командование на большой земле уж наверняка сообразит, что тут произошло. Жаль только, профессор ушел, гад. Хотя что теперь, с пулей в руке Василий мог сделать? Да ничего. Или снова пробраться к фашистам и попытаться застрелить негодяя? Сомнительно, что это удастся. Теперь-то профессора наверняка станут хорошо охранять, тем более, что с немцами он сотрудничал добровольно. Ведь он не был связан, избит, и над плечом у него не стоял надсмотрщик. Арсений Григорьевич был совершенно прав — ученому было совершенно все равно, на кого работать, лишь бы ему было предоставлено необходимое оборудование и никто не мешал. А в этом немцы могли дать нашим сто очков вперед…
Выстрелы с площади прервали размышления Василия. Одна из палаток горела, две другие бесформенными кучами лежали на мостовой, но одна колыхалась — слуга Ктулху, бывшая комиссар Кошкина, все еще не выбралась из-под брезента. И еще на площади лежали тела — много тел, но отсюда было тяжело рассмотреть погибших. Огонь фашистов был сосредоточен на куче ящиков за открытым тентом. Василий прикинул, что, пожалуй, сможет по крышам подойти поближе к тому месту, откуда его товарищи вели огонь по немцам.
Превозмогая боль, которая пронзала все тело от плеча при каждом шаге, Василий перебрался на соседнюю крышу, оттуда по узкому мостику перелез на крышу третьего дома. Дальше дороги не было. Эх, была бы сейчас у него граната, он бы мигом расчистил дорогу к ближайшему подъемнику. А так, прицелившись, он попытался попасть в ближайшего фрица, но расстояние оказалось слишком велико. Василий чуть не взвыл от обиды. Эх, если бы не плечо, он бы слез и помог им, а так… Если он спустится вниз, то его самого понадобится спасать.
Тем не менее что-то нужно было предпринять…
Пока Василий ломал голову, строя различные планы, помощь пришла с совершенно неожиданной стороны. От вопля, разнесшегося над площадью, можно было оглохнуть. Все выстрелы разом прекратились, и взоры всех людей, находившихся на площади, обратились в сторону источника крика. Вопил эсэсовец. Тварь, которая некогда была Рахиль Ароновной, заживо пожирала одного из немцев. А потом, отшвырнув окровавленное, полувыпотрошенное тело, чудовище направилось в сторону таинственного кольца- резонатора.
Пара автоматчиков попыталась преградить дорогу огромной твари, но та расшвыряла людей, словно те были чучелами, набитыми сеном. Приблизившись к кольцу, она одним рывком выдернула кабели и отшвырнула их прочь…
— Эй там, на крыше! — Василий отвлекся, перегнувшись через край. На платформе ближайшего подъемника стояло человек пять. Израненные, но полные решимости, они не собирались дарить немцам свои жизни. Однако их зов услышал не только Василий. Перестрелка возобновилась. Медлить было нельзя.
Не замечая боли, Василий пробежал до нужной ниши, сунул в нее амулет. «Интересно, чтобы мы тут делали без него». Подъемник пополз вверх, но слишком медленно.
Василий перегнулся через край, чтобы видеть, как там его товарищи, но тут пара пуль ударила в край крыши, рядом с его головой, оцарапав щеку острой каменной крошкой. Василий отполз чуть подальше, так, чтобы снизу его видно не было. Секунды тянулись, как часы. Но вот платформа поравнялась с крышей, и с нее перебралось четверо. Одного из полярников Василий раньше видел лишь мельком, он не знал его имени.
Другой и вовсе был незнакомым. Третьим был Ким. Он не шел, а передвигался прыжками, опираясь на плечо Григория Арсеньевича. Правые штанина и унта бурята почернели от крови.
Усадив его, Григорий Арсеньевич повернулся к Василию.
— Смотрю, тебя тоже задело.
— А у вас как прошло?
— Тоже не без потерь, но в целом все по плану. Когда рванули твои гранаты, все кинулись в сторону рухнувшей палатки, ну тут мы и появились. Часовых сняли, освободили тех, кто еще остался в живых. Большую часть наших они расстреляли… Стали отходить, да замешкались… Остальное видел сам.
Со стороны площади раздался еще один жуткий крик, а потом стрельба возобновилась.
— Это их займет на некоторое время, — вздохнул Григорий Арсеньевич. — Ну дает Рахиль Ароновна! Вот уж не подумал бы, интересно, где твой товарищ Григорий раздобыл эту дамочку. Всенепременно поинтересуюсь, если встретимся. Кстати, а где Катерина?
Василий кивнул в сторону крыши, на которой оставил ее.
— Плохо?
Василий кивнул.
— Совсем.
— Две пули, одна в грудь, другая в живот.
— И ты бросил ее? — в голосе Григория Арсеньевича послышались злые нотки.
— А что я могу сделать! — взорвался Василий. — Она без сознания там осталась… И… надо было вас выручать.
Григорий Арсеньевич кивнул, давая понять, что пока удовлетворен объяснениями Василия, потом повернулся к одному из полярников, который колдовал над Кимом:
— Роман, вы, кажется, врач?
— Фельдшер, — поправил тот, пытаясь стянуть унту с раненой ноги бурята.
— Пошли, похоже, для вас есть серьезная работа.
— Но… — не находя слов, фельдшер вновь занялся Кимом.
— Пойдемте, пойдемте. Тут недалеко… — и в подтверждение своих слов повернулся к Василию.
— Через две крыши, — кивнул он.
— Пойдемте, Роман, а товарищ пока унту снимет и ногу выше раны перетянет… Потерпите, товарищ Ким?
— Конечно, — улыбнулся бурят.
— Пошли.
Следом за Василием они быстрым шагом отправились по крышам.
Катерина лежала там же, где Василий ее оставил. Она все еще была жива, но вокруг нее натекла целая лужа крови.
— Плохо дело, — пробормотал Григорий Арсеньевич, склонившись над девушкой.
— Я бы сказал, безнадежно, — покачал головой Роман. Лицо у него было длинное с тонкой козлиной бородкой. Так и хотелось добавить к его костюму монокль, зачесать назад волосы — вышел бы настоящий буржуй, какими малюют их на агитплакатах. — Раны очень тяжелые. Пробито легкое и, вероятно, брюшная полость. Если задеты ливера, то может случиться перитонит. Надо вскрывать и чистить. Тут нужны соответствующие условия, операция.
— Вы сможете ей помочь?
Но фельдшер только головой покачал.
— Даже при наличии инструментов нужен хирург. Я никогда не делал операций, а здесь… — и он забормотал что-то по латыни.
Григорий Арсеньевич повернулся к Василию.
— Ну, герой, не уберег ты красавицу. Что делать станем?
Василий пожал плечами.
— А что мы можем? — поморщился Василий.
— Да… — почесал затылок Григорий Арсеньевич. — Выбора то у нас практически нет, и единственный наш козырь — амулет Катерины. Только днем он нам не поможет, а ночи, — тут он с сомнением огляделся, — ночи тут, судя по всему, не предусмотрены.
