–
– Немудрено. На месте господина поручика я бы тоже насторожилась, – вздохнула Ева. – Надо побыстрее заканчивать работу и уезжать, а мы продвинулись едва наполовину…
Мадемуазель Чорваш была безусловно права: исследования по всем правилам занимали массу времени, концессионеры не вылезали из гробницы с утра до ночи, зарисовывая, фотографируя и систематизируя сотни находок: монеты, посуду, оружие и прочие предметы, необходимые военному вождю для достойного пребывания в мире ином.
Обнаружилась даже колесница и два мумифицированных лошадиных трупа, это не считая двенадцати женских и двадцати четырех мужских скелетов – на последних были пластинчатые доспехи, напоминавшие римские лорики, мертвые пальцы сжимали рукояти полуистлевших клинков.
Драгоценностей нашли множество, самых разных – деньги, серебряные и золотые, самой разной чеканки: солиды Траяна и Марка Аврелия, безанты Константина Великого, позднеримские сестерции, встречались и абсолютные уникумы вроде парфянских монет эпохи Аршакидов, которым на момент смерти Аттилы было не меньше пятисот лет.
Видно, что гунны грабили провинции умирающей Западной империи обстоятельно и с могучим размахом.
К этой же категории находок относились золотые блюда и кубки, украшения с цветными камнями, перстни (из них два консульских, принадлежавших когда-то высшим римским аристократам!), запечатанные греческие амфоры и так далее почти до бесконечности. К пятнадцатому июля в составляемый Джералдом каталог входило тысяча шестьсот сорок два наименования, а до завершения трудов было далеко.
Кроме того, самого Аттилу и искомые предметы, по мнению концессионеров, вышедшие из кузни легендарного Вёлунда, так пока и не обнаружили – под склепом точно находилась еще одна запечатанная камера, добраться до которой, не разобрав полностью верхнее помещение, возможным не представлялось.
И, наконец, с 28 числа июня вокруг кургана начали происходить необъяснимые вещи, со значительной долей вероятности имевшие непосредственное отношение к содержимому захоронения – Ойген сразу заявил, что невидимый обычным людям «алый огонь» стал несколько ярче и теперь он линиями расползается по берегам Днестра. Однако имели место и явления, заметные всем, включая саперов поручика Львова.
Птицы – это еще полбеды. Гробница «разговаривала», вернее производила разнообразные звуки – от тихого свиста до металлических щелчков и непонятного глухого шепота: объяснить это сквозняками или движением почвы было невозможно. Как-то ночью со стороны холма донесся истошный вой, ни дать ни взять – баньши, но представительниц ирландского фольклора в Подолии явно не водилось, далековато от зеленого острова Эйре. Взяли фонари, сходили посмотреть – ничего и никого.
Часовым, отныне еженощно выставляемым по периметру лагеря, было приказано смотреть во все глаза, странного не пугаться, о любых необычностях докладывать без промедления.
И началось: огни святого Эльма, появляющиеся возле холма, стали обыденностью, светляки шныряли по стенам тоннеля, иногда поднимались в воздух над курганом подобно блеклому фейерверку и быстро исчезали.
Тимоти, и раньше не испытывавший особого страха перед силами потусторонними, заявил, что желает заночевать рядом с могильником, притащил к раскопу свою походную постель и честно провел там девять часов, до самой зари. Ну а поскольку бурным воображением и развитой фантазией мистер О’Донован не обладал и выдумывать несуществующее не умел, его рассказ привлек всеобщее внимание:
– …Заснул всего два раза, на полчаса или около того. Однажды показалось, будто рядом кто-то ходит, такие мягкие шаги, крадущиеся. Сперва оно гуляло по южному склону, ближе к реке, потом вдруг переместилось в тоннель.
– То есть как «переместилось»? – не понял Робер.
– Откуда я знаю? Все равно никаких следов, эта штука была нематериальна, вроде призрака в Слоу- Деверил-холл.
– Нет там никакого призрака, – огрызнулся Джералд. – И не было никогда. Дальше?
– Зато здесь призраков хватает. Я ведь не поленился, сходил поглядеть внутрь. Гремящих цепями привидений из рассказов Оскара Уайльда не видел, врать не буду, а вот синеватый светящийся туман был – клочьями, перемещается на высоте человеческого роста, впитывается в стены и из них же появляется. Наверное, пять или шесть таких фантомов. Определенной формы они не имели – это если вы хотите спросить, были сгустки на что-нибудь похожи или нет.
– Запах грозы, озона чувствовался? – спросила Ева.
– Нет. Холоднее не становилось, а ведь по опыту общения с Фафниром я помню, что «магия» дракона всегда вызывала падение температуры и даже появление инея. Ничего похожего. На всякую мелочь я и внимания не стал обращать – какая-то лужа, вроде нефтяной, перед входом в тоннель появилась. И поползла в сторону, будто слизняк. Ткнул в нее палкой, ничего не произошло… Потом кто-то петь начал, кажется, женщина.
– Петь?! – изумился Джералд.
– Именно. Тихо-тихо, тоскливо, осмысленно – на каком языке, я не знаю. И интонация скверная, похоронная.
– Память земли, – пробормотала Евангелина. – Я читала о чем-то похожем…
– Вы не могли бы пояснить, мадемуазель?
– Очень старая европейская легенда, ее истоки наверняка лежат в римской мифологии или даже верованиях древних кельтов с этрусками… Они были убеждены, что на местах великих сражений, в вымерших от голода или разрушенных катаклизмами городах сама земля сохраняет воспоминания о случившемся. Рациональное зерно в этом есть – человеческая душа имеет энергетическую природу, подобно электричеству, а энергия исчезнуть не может… В средневековье поверье значительно трансформировалось, но глубинная суть осталась неизменной – перед великими войнами, землетрясениями, уничтожающими всё и вся пожарами, массовыми эпидемиями, на полях прежних битв люди видят ужасающих чудовищ – Косаря, Моровую Деву, Анка, пляшущие ночами скелеты… Эпоха Тридцатилетней войны была особенно богата на документально зафиксированные случаи появления монстров такого рода: их видели в Мекленбурге, Померании, Бамберге. То же самое повторилось во времена Наполеона, когда всю Европу охватило пламя.
– Евангелина, дорогая, не увлекайтесь, – решительно сказал Барков. – Здесь нет никаких чудовищ!
– Я говорю не о чудовищах, а о памяти подольской земли, вдоволь политой кровью при Аттиле. Мы эту память пробудили. Вот и появляется теперь… Всякое. Вспомним про волшебство оружия Вёлунда, о свойствах которого мы только догадываемся. И о череде совпадений…
Да, совпадения наблюдались, и еще какие – даже записные скептики, наподобие Тимоти, осторожного и рассудительного доктора Шпилера и прагматичного Робера уверовали во взаимосвязь изысканий на Днестре и нынешних громких событий, разворачивающихся где-то далеко, за пограничной речкой Збруч.
Европу лихорадило – смерть австро-венгерского эрцгерцога Франца-Фердинанда, несомненная причастность к покушению правящих кругов Сербии, резкие заявления австрийского правительства, прогнозы о новой, широкомасштабной войне на Балканах – все это было в газетах. Но только Евангелина Чорваш могла сравнить две записи, одну в альбоме лорда Вулси, и другую, из статьи «Лемберг Дагесблат» от 1 июля 1914 года:
«
– Вы видите! – у Евы руки тряслись. Прохор Ильич принес газету из Усти всего двадцать минут назад и этого времени хватило, чтобы сообразить и найти взаимосвязь. – Джералд, вы ведете записи по времени
