знаю, но для итальянца у вас другой тип лица. И потом, вы жутко смущаетесь, это видно. Значит, очень издалека. Фриз? Поляк? Венгр?
– Вы почти подошли к истине, ваше величество, – Казаков, напрягшись, выдал куртуазную фразу, почти не испорченную акцентом.
– Постойте! – эмоционально взмахнула руками королева. – Вы ведь христианин, не правда ли? А ну, осените себя крестным знамением!
Казаков быстро перекрестился. Тремя пальцами. И справа налево.
– Византиец! – восхищенная своей сообразительностью, воскликнула Элеонора. – Нет, не беспокойтесь, я, разумеется, католичка, но благосклонно отношусь к ромеям-схизматикам. Какая разница, мы ведь ра?вно почитаем Господа нашего Иисуса Христа?
– Моя родина находится чуть севернее, – медленно сказал Сергей. – И меня очень часто путают с поляками и прочими другими чехами.
– Э-э… – протянула королева, раздумывая. – Интересная загадка. Неужели вы из русов? Моя отдаленная предшественница на троне Франции, королева Анна, дочь Ярислейва, русского герцога, происходила из ваших земель?
– Anna Jaroslavna? – несказанно поразился Казаков, удивляясь, что
– О, значит, и в моих детях, прижитых от несчастного угрюмца Людовика, течет росская кровь! Впрочем, я очень рада познакомиться с человеком из столь дальних и незнаемых пределов. Вы тоже оруженосец, судя по одежде и гербам вашего сеньора?
– Да, – кратко ответил Сергей.
– Отлично! – в который раз всплеснула руками королева-мать. – Беренгария, дорогая, пойдите сюда, посмотреть на благородного мессира из Киевского герцогства!
Принцесса не замедлила появиться, а потому как от природы была наделена определенной мерой ехидства, церемонно преставилась новому оруженосцу сэра Мишеля (все это сопровождалось постоянным щебетаньем Элеоноры) и не преминула заметить:
– Ах, ваше величество, перестаньте же! Этот мессир от смущения готов провалиться в монастырские подвалы, а они, как известно, полны вина. Поберегите здоровье молодого киевлянина.
Сергей мысленно сплюнул, однако попытался сохранить невозмутимое выражение. Далее, уже в присутствии Беренгарии, зашел разговор о лондонских приключениях месячной давности. Мишель красочно и ярко расписал подробности свершившегося во благо королевства государственного переворота, рассказал про поимку и дальнейшее повешение канцлера де Лоншана, обмолвился о новых знакомствах и тогда же, невзирая на ахавшую Беренгарию и пылко повествовавшего об английских делах рыцаря, королева тихонько пробурчала под нос фразу, весьма заинтересовавшую Гунтера. Речь тогда шла, во-первых, о Дугале из клана Мак-Лаудов, а во-вторых, о находках в Тауэре.
– Дугал? – думая, что ее никто не слушает, шепнула сама себе королева-мать. – Где, интересно, его носит, негодяя эдакого? И что с бумагами?..
«Элеонора знакома с нашим шотландским громилой? – ошеломленно подумал германец. – Быть не может, я ослышался. А если вдруг?.. Опять мания преследования…»
Мирную беседу прервал громкий и весьма невежливый стук в дверь. Элеонора махнула принцессе, которая, видимо, выполняла при будущей «матушке» роль доверенной служанки (такое частенько случалось при королевских дворах, а если учитывать, что Беренгария происходила из самого что ни на есть захудалого королевства – Наварры, а Элеонора успела побывать королевой Франции и Англии, и заодно была дочерью аквитанского герцога, равного по могуществу многим монархам, то принцессе сам Бог велел прислуживать столь знатной госпоже). Так вот, Беренгария, исполняя свои обязанности, поднялась со стула и приоткрыла створку.
За дверью коричневело мрачное, недовольное лицо благочестивейшей аббатисы Ромуальдины.
– Этот господин, – мать-настоятельница резко дернула головой куда-то в сторону, надо полагать, указывая на человека, стоявшего в стороне, – имел наглость прорываться силой в покои ее величества. Я вынуждена была его проводить, дабы не нарушать тишину обители. И еще. Сеньорита, я накладываю на вас епитимью за ложь перед лицом владетельницы монастыря святой Цецилии. В помещениях, где находятся кладовые, я не увидела того, что вы столь же невинно, сколько и неправдиво описывали. Прочтете на ночь тридцать раз «Отче наш» и во время сегодняшнего праздника не станете кушать мясное.
Преподобная Ромуальдина круто повернулась, не дожидаясь ответа, и зашагала по коридору в сторону выхода из странноприимного дома.
Сэр Мишель и оба его соратника раскрыли рты. На пороге комнаты стоял седоволосый, разряженный в пух и прах недавний знакомец. Ангерран де Фуа.
– Проще отобрать Иерусалим у Саладина, – без всяких соответствующих этикету приветствий заявил он, – нежели попасть к вам, моя королева. Эта жуткая церберша пыталась выставить меня вон, однако я все-таки настоял на своем. Дозволите присоединиться к вашему маленькому пиршеству? О-ля-ля, мессиры, частенько, однако, мы с вами встречаемся! И в самых неожиданных местах…
Мессир де Фуа полушутливо, полусерьезно раскланялся с опешившим Фармером.
– Ангерран! – ахнула Элеонора Пуату. – Бог мой! Сколько же времени мы не виделись!
Королева-мать, быстро оценив обстановку, метнула нетерпеливый взгляд на сэра Мишеля.
– Шевалье, не стану вас более задерживать. Однако сегодня праздник святого Ремигия… Обязательно приходите в церковь на мессу, к полудню. Засим побеседуем подробнее.
Ее величество мягко и ненавязчиво намекала молодому рыцарю и его спутникам, что они стали лишними.
– Беренгария, – Элеонора перевела взгляд на принцессу. – Оденьтесь приличнее, возьмите камеристку, хотя бы мадам де Борж, и ступайте погуляйте с молодыми людьми по городу. Деньги для покупок возьмите в моем ларце. Мессир Ангерран, проходите же, к чему украшать собой порог?!
Гунтер заметил по наручным часам, что сейчас без четверти восемь утра. До восьми все трое ждали принцессу во дворе монастыря, и вскоре Беренгария, надевшая лиловое котарди, появилась. Долженствующая следить за благочинием придворная дама девушку почему-то не сопровождала.
– У мадам де Борж приключились желудочные колики, – невинно сообщила наваррка, приблизившись к трем дворянам. – Она не сможет пойти.
Принцесса быстрым, но оценивающим взглядом скользнула по Мишелю, Гунтеру и «оруженосцу из герцогства Киевского», и почему-то подала руку именно Казакову. Тот дернулся, вопросительно покосившись на германца, однако, получив в ответ одобряющий кивок, протянул Беренгарии затянутую в перчатку правую ладонь.
Маленькое, но благородное общество, среди которого присутствовали сын барона, пилот ВВС, компьютерный техник и принцесса Наваррская, отправилось гулять.
Празднующийся первого октября день святого Ремигия посвящался человеку, сделавшему для возвышения христианства ничуть не меньше евангельских апостолов. Почти семьсот лет назад, когда Римская империя исчезла с лика земного, а Европа оказалась под дланью варваров – германцев и славян, некий итальянский епископ, именем Ремигий или, если по-французски, Реми, являлся духовником Клотильды, жены короля сикамбров Хлодвига, происходившего по прямой линии от легендарного Меровея. Досточтимая Клотильда давно приняла христианство и, объединив усилия с епископом, долго пыталась склонить войнолюбивого супруга к принятию религии милосердия. Поначалу Хлодвиг упирался, не желая отринуть Вотана, Доннара и Бальдра – богов предков. К тому же христианские священники призывали к миру и добросердечию, а королю следовало защищаться от других варваров, которые, как известно, либо воевали с Римом, либо, когда наступало перемирие, прилежно враждовали между собой.
Варвары, как известно, были (да и остаются) людьми чрезвычайно практичными. В напыщенных церковных хрониках подробности обращения в христианство первого католического короля из рода Меровингов обычно умалчиваются, в действительности же все происходило так.
Хлодвиг, несколько раз побитый алеманами, готами и бургундами, осознал, что ему срочно требуется помощь – если не войском, то хотя бы деньгами. Вдобавок во время последнего сражения произошло чудо, изрядно повлиявшее на впечатлительного, как и все древние германцы, вождя: видя, что бой проигран,
