престол.
Гарольд проиграл и проклял Вильгельма. Впрочем, все затеи англосакса всегда и постоянно заканчивались провалом, отчего он и получил огорчительное прозвание – Unfelix, Несчастливый. Все решила следующая битва – при Сенлаке. Вильгельм короновался и основал многочисленную монаршую фамилию, из которой скоро выйдут и Эдуард I, начавший долгие и разорительные войны с Шотландией, и Эдуард III, чьими стараниями затянулся кровавый узел Столетней войны…
Проклятие короля Гарольда, о котором шептались при дворе, наверняка действовало. Почти каждый король из династии Вильгельма Бастарда постоянно воевал, страна нищала, бароны выражали недовольство, а крестьяне мерли с голоду. Достаточно вспомнить кровопролитнейшую гражданскую войну 1142–1146 годов, когда племянник предыдущего короля, Стефан де Блуа, и вдовствующая королева Матильда в течении почти десяти лет оспаривали корону. Уж совсем тихим шепотом в Лондоне передавали легенду о том, что тогда и прервалась прямая линия Завоевателя, ибо новый молодой король Генрих II являлся незаконным сыном Стефана и Матильды (чьим лирическим отношениям отнюдь не мешала война за трон), а отнюдь не потомком графа Анжуйского Жоффруа по прозвищу «Ветвь Дрока» – «Плантагенет».
Начало правления Генриха казалось замечательным и радостным: благодаря женитьбе короля на Элеоноре Пуату Англия приобрела огромные территории на материке. Нормандия, Анжу, Мэн, Тюрень, Гиень, Гасконь, Бретань – все эти лены принадлежали теперь лондонскому венценосцу. Все атлантические порты западной Франции, устья всех крупнейших рек очутились под властью Генриха, но ему было мало. Он подчинил Ирландию, чуть сложнее вышло с Шотландией, но после нескольких сокрушительных поражений горцы поняли – английский король их раздавит и принесли вассальную присягу. Вслед за тем последовала очередь Уэльса. Генрих протянул руки даже к графству Тулузскому и Лангедоку, желая получить выход к Средиземному морю, но пиренейские владения никогда никому не подчинялись, и король, который куда больше Вильгельма Бастарда заслуживал прозвища Завоевателя (или, скорее, «Собирателя земель»), поумерил свои аппетиты. Англия и так стала вторым по размерам государством Европы после Священной Римской империи.
Генрих мог наслаждаться заслуженным счастьем. Он правил могучей державой, его заботы разделяла красивая и умная жена, сыновья-наследники подавали надежды, его поддерживал мудрейший советник – канцлер Томас Бекет. И вдруг все рухнуло. Проклятье Гарольда снова сбылось.
Старший сын короля, Вильгельм, умер от оспы. Следующий сын, Генрих, образованный и здравомыслящий молодой человек, из которого получился бы добрый правитель, скончался во Франции в 1183 году. Третий, Годфри, нелепо погиб на рыцарском турнире. Право наследования перешло к Ричарду – самоуверенному, взбалмошному и несдержанному.
Король поссорился со своим канцлером, ставшим к тому времени архиепископом Кентерберийским, и ссора, увы, закончилась убийством священника на алтаре храма. На короле осталось несмываемое кровавое пятно. Потом Генрих завел любовницу – предназначавшуюся в жены Ричарду французскую принцессу Алису. Элеонора Аквитанская, обвиненная в государственной измене, была заточена в тюрьму. Оскорбленные таким отношением к матери принцы бежали во Францию и, объединившись с французским венценосцем Людовиком VII, начали войну против собственного отца.
С 1186 года владения на материке раздирались постоянными битвами. Чем закончилось это противостояние, известно: подавленный неудачами и изменой своих детей король скончался в Нормандии от вызванного полнокровием и тяжелыми известиями удара, на глазах у некоего захолустного дворянина Мишеля де Фармера.
Ричард уселся на трон. С его именем в государстве связывали определенные надежды. Все знали о его удали, куртуазности, таланте менестреля и чертовской внешней привлекательности. Народ его любил, а потому и бароны, и простецы закрывали глаза на мелкие грешки нового повелителя.
Однако ничего не изменилось, разве только к худшему. Ричарду очень хотелось получить славу освободителя Гроба Господня. Не слушая материнских возражений, король выкачал из Англии гигантскую сумму денег, разорив не только государственную казну, но и пустив по миру дворянство, купечество и крестьян. Англия для него словно не существовала. Ради мечты, сияющей ореолом святости, Ричард забыл о том, что он король, окончательно превратившись в воина. Если бы Элеонора Аквитанская вовремя не вмешалась, взяв управление страной в свои руки и назначив первейшими министрами младшего сына – принца Джона, и Годфри Клиффорда, то Ричард потерял бы корону в результате баронского бунта. Восторг и истовость времен Первого Крестового похода давно прошли, большинство подданных стремились жить спокойно, увеличивая свое благосостояние, а значит, и усиливая государство.
Ричард не желал слышать о спокойствии. Он хотел воевать. И первым должен был войти в Иерусалим.
Мечта начала исполняться. Флот английских крестоносцев наконец-то покинул континентальную Европу. Первая остановка планировалась на Сицилии, после – на Кипре, а затем…
По замыслам Ричарда, уже к Рождеству 1189 года знамя Плантагенетов должно было развеваться над Святым Градом.
Действительность, как всегда, вносила свои незаметные коррективы.
– Господи, да в чем же я виновата? Простите меня, шевалье, и вы, господа оруженосцы… Я понимаю, что принцессе так не пристало…
Беренгария плакала. Наследница наваррского короля сидела на каменном уступчике набережной и поминутно вытирала слезы льняным платочком со своим вензелем. Сэр Мишель, Гунтер и Сергей, топтавшиеся рядом, чувствовали себя полными болванами, ибо поделать ничего не могли, да и помочь, в сущности, тоже. Еще одна красивая легенда Средневековья в глазах Казакова разбилась на мелкие осколки, склеить которые уже было невозможно.
– Такой позор! – Беренгария всхлипнула и было видно, что воспитанная в горах Наварры принцесса ничуть не ломается. Ей действительно обидно и больно. – Как на меня будут смотреть сегодня вечером!
Сэр Мишель промычал что-то невнятное, долженствующее обозначать нечто наподобие «я ваш верный слуга», а Гунтер благоразумно промолчал. История, приключившаяся час назад, ему очень не понравилась. Взять бы этого Ричарда, отвести в темный угол да самым некуртуазным образом начистить рыло. Нельзя же так обращаться с женщиной, а тем более – с невестой!
– Беренгария, – неожиданно подал голос Казаков и принцесса, на мгновение позабыв свое горе, приоткрыла рот. По всем правилам этикета, к королевской дочери нельзя обращаться напрямую, а только по титулу. Даже старая Элеонора на людях называла Беренгарию «сударыня дочь моя». Впрочем, какая теперь разница? И не стоит забывать, что этот мессир отчасти варвар и не знает европейских обычаев. – Беренгария, послушайте меня. Вы боитесь идти на ужин?
– Боюсь, – призналась принцесса, тоже решив отступить от непреложных канонов поведения – ни в коем случае нельзя признаваться в дурных чувствах. – Меня высмеют. Сударь, вы же видели – он оскорбил меня перед благороднейшими дворянами!
– Если эти дворяне – благороднейшие, – медленно сказал Казаков, – они промолчат и никому не расскажут. А сами осудят поведение вашего… кхм… жениха. Если вы не хотите идти на прием к Танкреду, не ходите. Скажите, что у вас… понос.
Беренгария слабо улыбнулась. Наконец-то!
– А еще, – встрял сэр Мишель, – обязательно расскажите обо всем королеве-матери. Ричард будет принужден извиниться. Я многое слышал об Элеоноре – Ричард боится ее пуще смерти.
– Хорошо же знакомство будущих супругов, начинающееся с извинений, – вздохнула принцесса, старательно созерцая белые гребешки волн, ударяющих в набережную, чтобы эти любезные молодые мессиры не видели слез в ее глазах. – Впрочем, я сама виновата в произошедшем. Если бы меня представили сегодня вечером в соответствии с этикетом двора, он не посмел бы… сделать… сказать…
Тут Беренгария не выдержала и снова разрыдалась. Теперь более от злости.
История вышла простая и донельзя неприятная. Неф английского короля, войдя в гавань, значительно замедлил ход, и лодка могла приблизиться к его борту. Ричард, большой любитель позёрства, едва только не забрался на носовое украшение корабля в виде головы морского змея, и обозревал оттуда приближающуюся Мессину, явно воображая себя новым воплощением Готфрида Бульонского, Раймунда Тулузского и Боэмунда Гискара[11] в одном лице. На палубе нефа присутствовали и его сподвижники – герцог Йоркский, сын шотландского короля Эдвард, Ланкастеры, граф
