А теперь истинная причина всех перемен, взбудораживших графство, стоит перед ним и криво ухмыляется, склонив голову набок.
– Вот, – Лоррейн вытащил из заплечного мешка резную шкатулку желтоватой кости и протянул молодому хозяину Ренна. – Это твое. Твое по праву наследования.
В незапертой шкатулке покоился томик, переплетенный в выцветшую синюю кожу и украшенный по углам бляшками шлифованного оникса. Тьерри, не веря своим глазами, протянул к нему руку – и отдернул, словно обжегся. Что-то изменилось. Раньше при любом прикосновении к Книге ее хранители ощущали короткий обжигающий укол – то ли раскаленного докрасна льда, то ли леденящего пламени. Теперь от старого пергамента исходило тепло, золотистое, ровное, как от тлеющей под спудом свечи, того сбереженного священного огня, что бережно хранится в ожидании праздничного дня.
– Она изменилась, – то ли сказал вслух, то ли подумал Тьерри. – Она покинула замок и вернулась другой. Но почему?
– Потому что все вокруг когда-нибудь меняется, – безмолвно прозвучало в ответ. – Ты, эта земля и Книга тоже. Береги ее. Не дай повториться тому, что было сотворено в горе и жажде мести. Не спрашивай, где она побывала и что с ней случилось. Прежние знаки и ошибки стерты, писец начинает новую страницу. Только от вас зависит, что будет начертано на ней. От тебя, от твоих соратников, от твоей сестры…
– Ты видел Бланку? – диковины и чудеса Книги меркли в сравнении с беспокойством Тьерри об участи взбалмошной сестрицы. – Где она? Что с ней?
Посланный вдогонку за сбежавшей девицей отряд пока не возвращался, а присланная с дороги весточка гласила: Бланка и ее спутники по-прежнему едут вдоль морского побережья, приближаясь к Камаргу.
– Она следует за своей судьбой, – ушел от прямого ответа Лоррейн. – Ей тяжело, но она справится. А твой старший брат более не стремится никуда. Не ищи его. Не опасайся, что однажды он встанет на твоем пути.
– Так Рамон умер? – дня три тому Транкавель-средний проснулся в глухую полночь, ощутив, как с тоскливым звоном оборвалась кроваво-красная нить. Яркая, суматошная и страшная жизнь его брата закончилась, страница дописана до конца и перевернута. – Значит, я теперь истинный наследник Ренна?
– Желаю удачи в столь трудном деле. Полагаю, в ближайшее время она тебе очень и очень пригодится, – смешливо фыркнул Лоррейн, развернулся и прочь. Тьерри чуть было не закричал ему в спину: «Погоди, стой, я же еще столько хотел спросить! Чем закончится мой замысел – провалом или успехом? Что теперь хранит в себе Книга? Произойдет ли то, о чем ты предостерегал – или впервые твои предсказания не сбудутся? Скажи хотя бы толком, кто ты? Для чего тревожишь наши души странными загадками, зачем заставляешь желать несбыточного?»
Здравый смысл удержал Тьерри на месте, напомнив, сколь нелепо будет выглядеть господин Ренн-ле- Шато, пытающийся догнать какого-то бродягу. Можно, конечно, кликнуть стражу, приказать не выпускать Лоррейна из замка – но зачем? Чудеса не удержишь насильно. Они происходят сами по себе, тогда и там, где считают нужным. Лучше просто следить за их прихотливой игрой и втихомолку радоваться невеликой тяжести костяной шкатулки в руках. Старый библиотекарь вновь оказался прав – Апокриф возвратился к своим Хранителям.
…Возившийся с лошадями прибывших гонцов конюх так и не смог толком понять, куда подевалась старая соловая лошадь, стоявшая с краю. Вроде только что была, а отвел глаза – уже нету, как корова языком слизнула! Стража на воротах тоже не могла толком ответить – проходил мимо них тощий беловолосый парень или нет? Раз его нет в замке, стало быть, проходил. Но вот когда? Упустили в общей толкотне, что ли?
А кобыла со своим всадником неспешно протрусила вниз по замковой дороге, свернула на неприметную тропинку и побрела, куда глаза глядят. Брошенные поводья свободно висели на луке седла. Бродяга беспечно насвистывал, разглядывая нависающую над долиной громаду замка, потом вытащил из-за спины неизменную виолу и принялся наигрывать. Поначалу это была просто незамысловатая мелодия, чуть позже в нее вплелись слова. В какой-то миг Лоррейн сбился, озадаченно нахмурился, словно не ожидал от себя подобной песни, и замурлыкал снова, громче и веселее:
Солнце висело в зените. Осенним золотом горели оливковые рощи на холмах, кружил в безоблачном небе ворон. Поднимали паруса корабли, шли, вздымая клубы пыли и оставляя за собой вытоптанную землю, армии под знаменем Креста. С каждым прожитым часом, с каждым днем дорога к далекому Иерусалиму становилась все короче.
Санкт-Петербург.
2005 год, май – ноябрь.
Примечания
1
Речь идет о т.н. «монастырских часах». Термины «Полунощница/Бдение» соответствуют 23–3 часам ночи, «Хвалитны/Заутреня» – 4–5 утра (рассвету), «Час первый» – 6–7 утра, «Час третий» – 9-10 утра, «Час шестый» – полудню, «Час девятый» – 14–15 часам дня, «Вечерня» – 17–18 часам (закату), «Повечерие» – 20 часам вечера. «Монастырские часы» зависят от времени года и времени восхода и заката солнца в каждой конкретной местности.
