отделений университета, да и любой из смотрителей с удовольствием удовлетворит ваше любопытство, стоит только с надлежащей вежливостью попросить об этом.
Единственное, чем никогда не поступались музейные сотрудники — от директора в его резном кабинете до последнего старичка-смотрителя, — это обед. Принятие пищи давно уже стало своего рода маленьким ритуалом, нарушить который равносильно святотатству. Без десяти два всех посторонних вежливо, но решительно начинали выпроваживать из зала; и волшебный час с двух до трёх принадлежал исключительно Его Величеству Обеду. Не стоит, однако, думать, что работники сего замечательного места отличались каким-то особенно неуёмным аппетитом. Нет, при их доходах они не могли позволить себе роскоши — ни в количестве пищи, ни, увы, в её качестве. Например, знаменитый салат из панцирных грибов рядовой сотрудник мог попробовать не чаще двух-трёх раз в год, по большим праздникам. Но, разумеется, добрый старый бутерброд с котлеткой и ломтиками солёного огурца всегда имелся где-то поблизости и с нетерпением ожидал волшебного часа.
Хаклпо Типшент, старейший, старший и единственный смотритель музейного запасника, как раз принимался за такой бутерброд. Рядом ждал своей очереди красный, тугой, налитый соком помидор, а чуть поодаль, на специальном столике, шумел на спиртовке небольшой, но весьма изящный кофейник.
Должность смотрителя музейного запасника была чистой воды синекурой — так, по крайней мере, считало большинство смотрителей залов экспозиции. Нет-нет, не подумайте дурного! Все они, бесспорно, испытывали огромное уважение к старому Хаклпо. И неудивительно — не было в музее человека, который работал бы здесь дольше него. Но всё же, господа, шептались некоторые, скажите пожалуйста, как повезло старику! Одно дело — сидеть в зале, где каждый второй так и норовит пощупать экспонат руками, а этого ни в коем случае допускать нельзя, вы знаете, и совсем другое — пребывать в эдаких эмпиреях, изредка снисходя до консультации — и не какому-нибудь шалопаю с улицы, а всё людям солидным и уважаемым, профессорам университета, например, или даже самому господину директору… Хаклпо Типшент, случись ему услышать такие разговоры, лишь улыбнулся бы тихонько в седые усы. И правда, чем не жизнь? Сиди себе в прохладном хранилище, подрёмывай… Но кто, скажите, из нынешних, молодых сможет отыскать за пару минут древние клинописные таблички, найденные в раскопках лет восемьдесят назад и с тех самых пор пылящиеся на дальней полке запасника? Кто моментально поймёт запинающегося и дико косноязычного профессора-бормотолога и извлечёт из какого-нибудь ящика «ту самую штуку, такую, знаете ли, несколько округлую» — великолепный чёрной бронзы светильник четырёхсотлетней давности? Только он, старик Типшент. Смотритель запасника справился с бутербродом и только начал прикидывать, каким образом лучше разрезать помидор, как дверь хранилища вдруг скрипнула и на пороге показалась некая фигура.
Брови старого Типшента, похожие на клочки желтоватого хлопка, удивлённо поползли вверх. Этот человек, кем бы он ни был, не просто не имел права здесь находиться — по идее, он не имел даже такой возможности! Двери музея в волшебный час накрепко запирались, а спрятаться от бдительного ока смотрителей в залах, пожалуй, не смогла бы и мышь. Святость обеденного часа была грубо нарушена! Такого на памяти старика ещё не случалось. Он приподнялся со стула и произнёс те слова, которые обычно говорят в ситуациях затруднительных:
— Э-э…
Незнакомец в сером плаще плавным движением сорвал с головы широкополую шляпу и отвесил низкий поклон.
— Будьте великодушны, любезный господин хранитель! Увы, увы, я сознаю, сколь дерзко нарушил ваш покой. Сможете ли вы простить меня за это бесцеремонное вторжение?
Хаклпо Типшент прокашлялся. Донельзя странные манеры незнакомца производили почему-то впечатление скорее благоприятное. К тому же непривычное обращение «господин хранитель» очень ему понравилось. Почему бы и в самом деле не учредить такую должность — «Хранитель музейных запасников», подумал он. Вернее, не то чтобы учредить, должность-то уже имеется, а, скорее, переименовать её. Всё- таки «господин хранитель» звучит куда лучше, чем «смотритель». Незнакомец тем временем окинул быстрым взглядом помещение и непринуждённо присел напротив.
— Впрочем, у меня найдётся чем возместить нанесённый ущерб. Вы, как я вижу, изволите полдничать?
— Обедать, — поправил незнакомца Типшент. — Мы здесь, в музее, не полдничаем, а только обедаем.
— И это, безусловно, правильно, — подхватил тот. — Не увлекаясь излишествами, тем не менее не забывать о потребностях собственного тела — что может быть разумнее? Нет, положительно, я обязан принести вам извинения. Вы, как я вижу, предпочитаете кофе?
— Да, знаете, приятно выпить чашечку после обеда, — отчего-то вдруг смутился смотритель.
— Безусловно, безусловно, — поднял ладони незнакомец. — Вряд ли можно найти другой напиток, столь способствующий бодрости тела и ясности ума. Но! — Он поднял палец. — Если и есть на свете что-нибудь лучше кофе, так это кофе с коньяком. А у меня как раз при себе оказалась небольшая бутылочка сего напитка. Не берусь судить о вещах, которых не понимаю, однако же, судя по всему, он весьма недурён. Этикетка довольно странная — называется этот сорт «Чёрная Борода». Не соблаговолите ли продегустировать?
Услышав название коньяка, старый Хаклпо вздрогнул. Незнакомцу, кем бы он ни был, вероятно, простительно не знать, что за сокровище попало ему в руки. Но никак не ему, Хаклпо Типшенту! «Чёрная Борода» являлся не просто очень редким и баснословно дорогим напитком; он был легендой! Интересно, не подделка ли это, помимо воли подумал смотритель, подслеповато вглядываясь в этикетку. Между тем на столике рядом с закипающим кофейником, словно по волшебству, появились две изящные серебряные стопки. Ловко разливая тёмную жидкость, незнакомец мурлыкал:
— Мне эта бутылка досталась почти случайно. Один из моих знакомых, большой ценитель всяческих редких напитков, внезапно скоропостижно скончался, оставив мне её, можно сказать, в подарок. Такая печальная история! Давайте помянем его, как это принято.
Рука Хаклпо помимо его воли потянулась к стопке. Жидкость распространяла такие великолепные ароматы, что удержаться было просто невозможно. Это, конечно, против всех правил, подумал Типшент, однако, духи предков! Едва ли ему хоть когда-нибудь ещё в жизни придётся попробовать нечто подобное. Он сделал глоток и замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Незнакомец одобрительно кивнул — казалось, он не просто понимает, что происходит в душе у смотрителя, но и полностью это одобряет.
— Я вижу, что столкнулся в вашем лице с настоящим ценителем, — произнёс он, глядя, как на лице Хаклпо проступает лёгкая блаженная улыбка. — Позвольте оставить у вас эту бутылку как знак моей искренней приязни. Я надеюсь, вас не оскорбит то, что мои извинения за ваш нарушенный покой приняли несколько утилитарный характер?
Смотритель покачал головой. Он ничего не имел против; однако же ему пришло на ум, что странный посетитель всё ещё не представился.
— Я прошу прощения, — наконец, решился он. — Но я до сих пор не знаю вашего… Э-э…
— Ох, это всё моя проклятая забывчивость! — гость весело рассмеялся. — Простите покорно. Я — Морберт.
— Морберт, Морберт… Такое впечатление, что я совсем недавно где-то встречал вашу фамилию… А, помню — в газете! Но ведь, кажется… — Типшент снял очки и протёр их. — Если мне не изменяет память, то, как бы это сказать…
— О нет, я отнюдь не родственник тому самому Морберту, что недавно умер; просто однофамилец. Я, знаете ли, занимаюсь некоторыми научными изысканиями; они-то и привели меня сюда. Господин директор любезно разрешил мне воспользоваться архивными материалами. Поэтому я и имел наглость слегка злоупотребить разрешением и потревожить вас в этот час. Вы же знаете: мы, люди науки, — все немножко фанатики своего дела, поэтому…
— Полно вам, вы нисколько меня не потревожили! — запротестовал Типшент. — Так чем я могу быть вам полезен?
— Сущим пустяком, собственно… Мне хотелось бы взглянуть на один экспонат. Так уж получилось, что мне известен его инвентарный номер; но это — единственное, что я о нём знаю. Если бы вы к тому же могли хоть что-то о нём поведать…
— И каков же этот номер? — с лёгким любопытством спросил Типшент. Он привык к тому, что при этом
