последний с успехом можно было бы поставить эпиграфом ко всей его карьере: лихие гусарские наскоки стали для каюкера, можно сказать, стилем жизни. Но гусарство предполагает всё же некоторую (а точнее – весьма значительную) мобильность: тащить же в одиночку неподвижное тело и одновременно сражаться он, конечно, не мог. Значит…
– Значит, так, парни! – Он внимательно осмотрел обречённых. – Есть разговор.
– Чего там, разговор… – проворчал широкоплечий коротышка с тёмным, грубым, словно вырубленным из морёного дерева лицом, выходя вперёд. – Как с Территории срулить, знаешь?
– Нет, – честно признался Иннот. – Может, ты знаешь?
В задних рядах кто-то досадливо сплюнул:
– Зря ломанулись…
– Не мельтеши, – бросил за спину широкоплечий. – Я тоже не знаю. А как ты сюда попал-то?
– Той тропкой только в одну сторону ходят… – досадливо крякнул каюкер.
– Бормотология, стало быть… Сам-то откуда? – Коротышка присел на корточки рядом с Хлюпиком, пощупал ему виски, оттянул веко.
– Ты врач?
– Даже не знахарь, – усмехнулся широкоплечий. – Ну ладно, давай знакомиться, что ли: меня Хуцем кличут. Цупаж Хуц.
– А я Иннот. Вот, за дружком пришёл.
– Как – пришёл? Сам, что ли? – недоверчиво ухмыльнулся кто-то.
– А ты как думал?
– Свистишь!
– Да? А вот эту штуковину… – каюкер показал бумеранг, – мне жмуры выдали, так, по-твоему?
– Э, мон, постой… Ты и впрямь, что ли, сам? – Хуц с неприкрытым интересом вглядывался в лицо Ин- нота.
– Говорю же… – проворчал каюкер.
– Ну, ты… Да! Это ж надо… Нашёл, стало быть, колдуна, и он тебя – сюда… Забашлял, должно быть, немерено… – Хуц в восхищении покачал головой.
– Не так всё было, ну да неважно…
– Ладно, допустим… Ну, вот ты здесь. А назад-то как?
– По верху не уйти – так мне этот сказал…
– Кто?
– Гукас… Да где он? – Каюкер вскочил. Гукас исчез.
– Сбежал, гад…
– Плохо… А насчет того, чтобы по верху – это верно, не уйти. Элементаль сожжёт.
– Значит, дорога у нас одна – в некрозориум.
– Гм… – Хуц прочистил горло. – Паренёк ты, конечно, боевой…
– Но?
– Но там жмууры… – жалобно проныл кто-то.
– Я любого жмура в два счёта уделаю! – сурово оборвал каюкер. – И вот что: кто со мной – тот со мной, а остальным – счастливо оставаться.
Он взвалил бесчувственного Хлюпика на плечо и решительно шагнул к кирпичному зданию.
– Постой, мон, – остановил его Хуц. – Мы все идём, зря ты так…
– Тогда давайте в темпе джанги! И пусть кто-нибудь из вас возьмёт моего друга. Думаю, мне сейчас понадобятся обе руки.
Цупаж Хуц, по-видимому, имел среди обречённых немалый авторитет: Иннот слышал, как он яростным шёпотом принялся подгонять самых нерешительных. Хлюпика подхватили под мышки похожие друг на друга как две капли воды рябоватые мужички и потащили следом за каюкером. Иннот, держа бумеранг наготове, решительно шагнул в чёрный провал ворот некрозориума. Он глубоко вздохнул и невольно скривился, переходя на энергетическое зрение: мерзкие эманации страданий и безысходности пропитали здесь, наверное, каждый сантиметр поверхности. Снова возникло чувство течения, потока, устремляющегося куда-то вниз; в мозгу замелькали бессвязные образы: грязная труба, полная мутных канализационных вод… Осклизлые подземелья, мерцающие мёртвым гнилостным светом… Река, несущая вздувшиеся, опухшие до неузнаваемости трупы людей и животных… Иннот тряхнул головой, пытаясь унять расшалившееся воображение. Остальные, по-видимому, тоже чувствовали себя неважно.
– А ну-ка, подтянитесь! – то и дело шипел Хуц. Через несколько десятков метров темнота сменилась бледными зарницами. «Неужели элементаль, – подумал каюкер, – ещё один!» Но это был не элементаль. Под потолком, повиснув в неопрятной мешанине проводов, рассерженной осой гудела тёмная газосветная трубка. Синеватое свечение копилось в её концах – и время от времени проскальзывало по всей длине, выхватывая на миг из мрака голые, заляпанные чем-то трудноопределимым стены. За поворотом тоже моргало, но в другом ритме, чаще.
Осторожно ступая, каюкер двигался по длинному, заметно идущему под уклон коридору. Уже несколько раз тот сворачивал; и с каждым поворотом всё сильнее становилось давление, незримый гнёт, тяжкой ношей ложащийся на плечи. Токи энергий вокруг тоже изменились, стали заметно сильнее – беглецы словно
