именно так, как предсказывал ей Бад. Каждый шел своей дорогой и старался только для себя. Между служащими фирмы отсутствовало взаимоуважение, они были рады нанести удар сзади сопернику, дабы возвыситься таким образом.
В Бостоне ее приняли как равную, в Нью-Йорке же – как неквалифицированную, ничего не умеющую секретаршу, привлекательную, исполнительную 'машинку', которая никогда не должна уставать. Она целыми днями сидела в своем небольшом кабинете, занималась писаниной и подклеиванием различных документов, не имея никаких контактов с клиентами.
Вилли считала, что способность к компромиссу и согласию являются лучшими чертами адвоката. Поэтому она пыталась вынести что-то полезное даже из этой работы. Она постепенно узнавала, как закон работает на деле. Из протоколов различных дел она черпала для себя информацию, которая не попадала в лучшие университетские учебники и пособия. Она наблюдала за тем, как Гарриган строил защиту, не имея, ничего, кроме своего пытливого ума и набора хитростей. И все же большинство процессов кончались его победой. Она видела, как судьи меняли свои взгляды, как понятия 'правда' и 'ложь' ни во что не ставились адвокатами, преследовавшими лишь свои корыстные интересы.
Чем больше она узнавала, тем скорее ей хотелось приступить к настоящей адвокатской практике. Сколько же еще ждать этого счастливого дня, когда ее признают настоящим адвокатом?
Однажды холодным мартовским утром ей попалась в 'Нью-Йорк таймс' заметка-интервью с женщинами-адвокатами, которые описывали как раз то, что Вилли испытывала на себе, – атмосферу символического, формального участия, нескрываемо пренебрежительного и эксплуататорского отношения. Интервью было коротким, но правдивым и поучительным. Оно очень расстроило Вилли и заставило ее задуматься. Молодые женщины писали, что нельзя умалчивать о несправедливости. Они говорили, что наверняка найдутся еще многие женщины, которые поддержат их требования равноправия.
Вот тут терпение Вилли лопнуло. Она резко встала со своего места и прошла в кабинет начальника отдела. Джек Корн, мужчина средних лет, удивленно поднял на нее глаза. Она начала без всякого вступления:
– Когда я нанималась сюда, Френсис обещал мне продвижение и серьезную работу. Где все это, Джек?
Корн, похоже, не удивился выходке Вилли.
– Остыньте дорогая, и ответьте мне, что вы подразумеваете под серьезной работой?
Вилли пересилила свой гнев.
– Я не хочу, чтобы меня отодвинули на второй план, в то время как на первом фигурируют одни мужчины.
– А что, если я скажу, только, конечно, между нами, что все так и должно быть?
– Нет, достаточно, Джек. Вам не удастся больше следовать этому правилу. Я хотела бы изменить ваше отношение ко мне, и, если мне это не под силу одной, я найду, куда обратиться за помощью. Вы можете сообщить об этом Гарригану.
Корн притих, и не только потому, что был удивлен прямотой девушки. Как ответственный работник фирмы, он испугался, что может потерять этого молодого, талантливого юриста, которого сам Гарриган принял в штат.
– Хорошо, Вилли, вы будете проводить консультации с клиентами. Вы довольны?
– Никаких консультаций. Мне нужен собственный постоянный солидный клиент, – резко ответила она.
– Что скажете о Джедсоне Маддене? – быстро переспросил он.
– Я согласна.
– Тогда забирайте его дело и работайте.
Корн снова зарылся в своих бумагах, давая понять, что разговор окончен.
Джедсон Мадден был толстым, самодовольным, преуспевающим сыном бакалейщика. Он скопил свое состояние в течение двух десятилетий, благодаря практичному уму и усердной работе. С первого взгляда он напомнил Вилли Клайтона Хенди, одного из самых богатых и, пожалуй самого неприятного человека в Белл. Фурше. Хоть никто не мог обвинить Клайтона в нарушении закона, все соглашались с тем, что человек он непорядочный.
О Маддене была напечатана статья в либеральной газете, где его представили не в очень лестном свете, и он обратился за помощью в фирму 'Гарриган и Пил'.
Во время первой беседы Мадден показал Вилли номер 'Де виллидж крайе' со статьей Ника Росситера, которая была напечатана на первой странице. Росситер был спортивным обозревателем, который писал в основном о боксе и футболе и часто печатался в рубрике 'Разное'. Кроме того, он был известен как бесшабашный любитель выпивки.
В своей статье Росситер писал, что Джедсон Мадден бездушный торговец, который крутит в газетном мире, как финансовые воротилы на Уолл-стрит. – 'Пользуясь случаем, пишу об этом в 'Крайе', беспокоясь о том, чтобы и его не проглотил Мадден'.
– Я подвергался подобного рода нападкам и раньше, – объяснял клиент Вилли. – Но сейчас все это зашло слишком далеко. И мне хотелось бы использовать именно 'Крайе', чтобы остальным было неповадно. Раньше я не обращал внимания на людей, подобных Росситеру, но сейчас я боюсь, что такого рода обвинения могут негативно повлиять на мою репутацию. Я хочу выразить протест, я просто уверен, что это необходимо.
Вилли кивала, слушая объяснения Маддена, и пыталась понять, что он от нее хочет.
– Джек сказал мне, что вы хорошо понимаете психологию этих либеральных баламутов. Как вы думаете, мисс Делайе, должен ли я публично предупредить людей из 'Крайе', чтобы они перестали меня кусать?
Вилли считала довольно тяжкой для себя работой заниматься публичным выяснением отношений, но не могла же она снова бежать к Джеку и просить у него нового клиента.
– Я принципиально против запугивания, – сказала она. – Но я могу дать вам хороший практический
