— Конечно, нет, — мягко сказал «Папаша». — Но ведь вы знаете, мисс Сандеман, что иногда, любя своих детей и желая им лучшего, мы стараемся защитить их от информации, которая может причинить им боль и печаль.
— Возражаю! выкрикнул Кромвелл, вскакивая на ноги. — Мистер Ломбард тенденциозно излагает слова свидетеля и произносит речь…
— Возражение принимается, — сказал судья Петти. — Мистер Ломбард, если вы хотите задать вопрос свидетелю, задавайте его.
— Я задам, ваша честь, конечно, задам. Мисс Сандеман, — сказал Ломбард, — разве невозможно, чтобы ваша мать выдавала вам X. Д. Хайленда за вашего отца только потому, что он был богатый и выдающийся человек? Разве невозможно, что она пыталась защитить вас по-своему? Разве невозможно…
— Нет! — громко крикнула Ники, желая остановить этот поток предположений. — Это невозможно! Это он подталкивает вас на это! — Она указала на Дьюка, который сидел, самодовольно улыбаясь во время этого тяжкого испытания. — Он пытается сейчас запятнать мою мать, потому что она не может здесь защитить себя. Он…
— К порядку, к порядку, — сказал судья, с силой стукнув своим молотком. — Прошу свидетеля воздержаться от дальнейших выпадов, иначе я накажу вас за неуважение к суду.
— Я понимаю ваши чувства, продолжал Ломбард, — разумеется, понимаю. И мне огорчительно причинять вам новые страдания, мисс Сандеман, в самом деле огорчительно. Я всего лишь хочу выяснить истину.
— Истину… — с горечью повторила она. Или то, что сойдет за нес, лишь бы удовлетворить вашего клиента.
— Мисс Сандеман, — увещевающе произнес судья, — я уже предупреждал вас…
Неожиданно дверь зала распахнулась. После короткого разговора с судебным приставом мужчине позволили войти. Он подал знак Ломбарду.
— Ваша честь, могу я просить вас о пятиминутном перерыве? — спросил Ломбард. — Мне кажется, мы можем прояснить все это дело без дальнейших проволочек, если суд извинит меня.
— Очень хорошо, мистер Ломбард. Перерыв пять минут. Ники оставила место свидетеля и поспешила к Кромвеллу.
— Что происходит? — спросила она. Кромвелл покачал головой.
— Не знаю. Но если он собирается представить улики, с которыми мы не знакомы, я могу оспорить его на основании существующих правил. Сохраняйте спокойствие, Ники. Не позволяйте Ломбарду провоцировать вас.
Ники выпила воды и попыталась собраться с мыслями. Вскоре она снова была вызвана на место свидетеля, и ей напомнили, что она все еще находится под присягой.
— Мисс Сандеман, — начал Ломбард, вы припоминаете один эпизод, который случился с вами, когда вы были еще маленькой девочкой приблизительно четырех лет?
— Возражение, ваша честь! Уместно ли? Ломбард поднял руку.
— Ваша честь, если вы предоставите мне минуту или две, я думаю, вы найдете эту линию допроса не только уместной, но и решающей.
— Возражение отклоняется. Переходим к делу. Свидетель, отвечайте.
— Да, — ответила Ники. — Был один случай.
— Вы припоминаете, что вас отвезли в больницу Виллоу Кросс, где в ходе вашего лечения вам было сделано переливание крови?
— Этого я не помню. Моя мать говорила мне, что это произошло.
— Хорошо. — Ломбард широко улыбнулся. — По счастью, у нас нет необходимости подвергать в данном случае сомнению слова вашей мамы. Мы имеем выписку из госпиталя о последней болезни мистера Хайленда. Ваша кровь, мисс Сандеман, принадлежит к группе Б, положительной, у мистера Хайленда кровь принадлежала к группе А, отрицательной…
Он сделал драматическую паузу, чтобы придать вес своему заключительному заявлению:
— Тем самым установлено, что, с медицинской точки зрения, мистер Хенри Дэвид Хайленд никак не мог быть вашим отцом.
— Возражение! — вскричал Кромвелл. — Это безосновательное утверждение, ваша честь! Мы возражаем!
Ники почувствовала, что словно электрический разряд пронзил ее тело. Голова пошла кругом, и она потеряла сознание.
Глава 37
— Подумай, Кейт, пожалуйста, — просила Ники, сидя на кухне своей приятельницы с опущенными плечами. — Твой отец многое рассказывал мне. Неужели нельзя найти какие-то его записи, что могло бы подтвердить, кто был мой отец?
Кейт свела брови, пытаясь сосредоточиться.
— Насколько я припоминаю, мама убрала после смерти папы все его вещи на склад. Кажется, в Ривер Джанкшн. Она не перевозила их и не выбрасывала, поэтому, если она не изменила своих намерений, они, возможно, все еще находятся там. Но, Ники, — добавила она, беря за руку подругу, — даже если они и целы, ты не должна на это возлагать слишком большие надежды.
— Я знаю, Кейт. Я просто считаю, что должна что-то делать.
Сколько раз Ники желала, чтобы ее отцом был кто-нибудь другой, а не этот отчужденный холодный человек, который никогда не обнял и не поцеловал ее? А теперь, когда, казалось, это ее желание исполнилось и она была освобождена от родства с Хайлендами, она стремилась к обратному…
— Она лгала мне, — сдавленным голосом сказала Ники. — Как она могла так поступить со мной? Или она была так захвачена желанием иметь что-то общее с Хайлендами, что пошла на это? И лгала ему тоже?
Кейт пыталась как-то успокоить свою подругу, найти какое-то оправдание в том ужасном открытии.
— Ники, — сказала она, — мы можем никогда не найти ответа на эти вопросы. Все, что мы знаем — это только то, что по какой-то причине твой истинный отец скрылся от вас. И тогда, возможно, Элл ради твоего блага отдалась X. Д. — чтобы выжить. Но ты ненавидела его — ты это помнишь? Так разве не лучше думать, что, может быть, твоим отцом был кто-то, кого твоя мама любила по-настоящему — и кого бы ты тоже любила?
Ники отказалась от такого утешения.
— Я не поверю в это и на минуту, Кейт. Если бы было хоть что-то хорошее у моего настоящего отца, разве бы она не рассказала мне? Она знала, какой несчастной я была оттого, как X. Д. обращался с нами. Нет, — твердо сказала она, глубоко вздохнув, — если Элл это держала в секрете, значит, правда еще хуже, чем то, во что я верила в детстве.
— Это вовсе ничего не означает, — возразила Кейт, — возможно, Ники, она намеревалась когда-нибудь рассказать тебе всю правду. В конце концов, — тихо добавила Кейт, — она не ожидала, что умрет раньше, чем ты вырастешь.
Склад Парсона в Ривер Джанкшн был доверху забит картонными коробками и пыльной мебелью. После того как они заплатили мистеру Парсону двадцать долларов за право порыться в принадлежащих ее отцу вещах, Кейт с Ники вошли внутрь.
То, что осталось от тридцатипятилетней практики доктора Чарльза Бойнтона, состояло из конторки с откидывающейся верхней крышкой, обтянутого кожей смотрового стола, металлического шкафа с инструментами, объемистого стерилизатора и дубового шкафа для хранения документов. Все записи доктора Бойнтона были сделаны аккуратным, старомодным, как и он сам, почерком.
Дрожащими руками Ники извлекла тоненькую синюю папочку со своим именем. Там были в деталях описаны все ее детские болезни — корь, свинка, ветряная оспа — так же, как и тот роковой случай. Здесь были аккуратно отмечены вызовы на дом, сделанные, когда Ники болела ангинами, они сопровождались рекомендациями удалить миндалины. «Мать пациентки отказалась», написал он. Позднее была сделана еще одна запись: «Мать пациентки отчасти права. Симптомы исчезли. Подождем и посмотрим». И нигде ни слова о ее отце. Тяжело вздохнув, Ники передала папку Кейт.
— Ты была права, сказала она, — просто я хваталась за соломинку.
