они будут партнерами во всем, что бы ни предлагала им жизнь, соединенные навсегда в священном таинстве брака.
Свадьба Оливии Каллаган и Кеннета Уолша состоялась в июне, их брачный союз благословил на праздничной мессе в храме Св. Алоизия отец Патрик Мак-Брайд, у которого Ливи совершала свое первое причастие и конфирмацию. На праздничном приеме в загородном клубе Ривердейла присутствовало более трехсот гостей. Среди друзей родителей жениха, которые приехали поздравить новобрачных, были Аверелл Гарриман и Боб Хоуп, а также бывший секретарь штата. Когда Ливи и Кен танцевали под звуки «Девушки, на которой я женюсь», Ливи старалась навсегда запечатлеть в памяти этот самый замечательный день в ее жизни: красоту ее шелкового платья, отделанного старинными брюссельскими кружевами, аромат ее букетика невесты, свою невероятную сосредоточенность на лице ее красавца мужа, когда он повторил свою подвенечную клятву.
И все же, как ни радостен был этот момент, она чувствовала, что он будет превзойден тем, что им еще предстояло. Наконец-то они смогут обладать телами и душами друг друга… без греха.
Свадебный номер из нескольких комнат в отеле «Плаза» был полон цветов – оранжевых роз на длинных стеблях, бело-розовых лилий, экзотических райских птиц и деликатных камелий. Огромная корзина с фруктами ожидала новобрачных вместе с бутылкой шампанского, которое охлаждалось в серебряном ведерке.
– Ты похожа на ангела, – произнес Кен, когда его жена появилась в белой ночной рубашке из крепдешина, отделанной крошечными шелковыми розочками. – Ну, а теперь закрой глаза, Ливи-лув. – Вокруг ее стройной шеи он застегнул свой свадебный подарок – великолепный бриллиант в два карата на платиновой цепочке. – Это всего лишь первый, – нежно сказал он. – Я буду дарить тебе подарки каждую годовщину… и, – добавил он со смехом, – может быть, по подарку за каждого ребенка, если это не сделает меня банкротом.
Когда все ритуалы были выполнены, наступило время стать мужем и женой. Кен протянул руки, и Ливи бросилась в его объятья, навстречу его нежным поцелуям и осторожным ласкам. И все же, хотя она и любила его от всего сердца, в этой любви не было испепеляющего пламени страсти и несокрушимого желания. А когда он попытался завершить до конца их союз, ее девичество упорно сопротивлялось, отказываясь принести ему в жертву свою девственность.
– Ладно, все в порядке, – успокаивал ее Кен. – Я вычислил, что у нас впереди по меньшей мере пятьдесят лет супружеской жизни и секса… Подождем, когда ты будешь готова, Ливи-лув.
Мысленно она возблагодарила Бога за то, что он дал ей такого терпеливого и понимающего мужа, который отбросил в сторону разочарование, грозившее омрачить самый прекрасный день в ее жизни. Завтра они полетят в Париж, чтобы провести там две недели медового месяца. Там она и отдаст ему всю себя, чтобы ее тело принадлежало ему…
Они прибыли в отель «Лотти» на рю-де-Кастильон в одиннадцать утра. Ливи воскликнула от восторга, увидев элегантный, в стиле рококо, старый, величественный отель, с отделанным золотом и мрамором вестибюлем, с покрытыми орнаментом высокими потолками, огромным номером, украшенным старыми вещицами, в котором им предстояло прожить следующие пару недель. Как только носильщик принес их вещи, она бросилась на мягкую постель, измотанная долгим перелетом, занявшим всю ночь. Внезапно она подумала: а вдруг Кену захочется заниматься с ней любовью прямо сейчас, когда она такая усталая и грязная, а ей не хочется ничего другого, кроме отдыха? Словно угадав ее мысли, он похлопал ее по щеке и сказал:
– Давай-ка немножко поспим. Как ни странно, она почувствовала себя пристыженной такой предупредительностью Кена, и хотя была замужем меньше двух дней, первые, крошечные семена сомнений поселились у нее в мозгу. Может, что-нибудь со мной не так? – спросила она себя, погружаясь в сон.
Только на третий день после свадьбы Кен нарушил ее девственность, прося прощения за ужасную боль, которую он причинил, и обещая, что со временем все будет проще. Однако Ливи вовсе не была в этом уверена. Что-то изменилось, что-то, чему она не находила ни объяснения, ни решения. Неужели она ошиблась, думая, что семейная жизнь будет означать такое же восхитительное возбуждение от ухаживания – только еще лучше, потому что теперь это освящено браком? Произошло что-то таинственное, и возбуждение куда-то ушло. Или те голодные поцелуи и виноватые объятия были всем, что она когда-либо знала из плотских удовольствий?
Кена спросить она не могла, ведь не признаваться же ему, что она не испытывает никакой страсти, одну только боль, когда они занимаются любовь. Это было нельзя, потому что он стал бы извиняться или чувствовать себя виноватым за одно только желание любить ее.
И все же если физическая сторона их любви была несовершенной, то медовый месяц удался тем не менее на славу, тут было все, что могла вообразить молодая женщина в своих романтических фантазиях. Кен дополнял ее, он был всем тем, чем не была она, – общительным, дружелюбным, с интересом относящимся к самым разным людям. Он вступал в беседы с уличными торговцами и гидами, расспрашивал на своем элементарном французском про их семьи и, не замечая, казалось, смущения Ливи, сообщал всем, что они проводят тут свой медовый месяц.
Освободившаяся впервые в жизни от родительского надзора, Ливи наслаждалась своим новым статусом жены. Она царапала «миссис Кен Уолш» на салфетках для коктейля и писала почтовые открытки всем, кого только знала, просто так, чтобы лишний раз написать «мистер и миссис…». Они катались на bateaux mouches[1] по Сене, позировали фотографу на фоне Версальского дворца. Они посетили Лувр и Нотр-Дам, ели pommes frites[2] в кафе на углу и целовались на заднем сиденье такси. Но если их дни были полны прелестного разнообразия, то все ночи для Ливи казались одинаково болезненными.
– Когда новобрачные обосновались в Гринхилле, владениях Уолшей в Мидлебурге, штат Вирджиния, уверенность Ливи в себе ожила. Величественно возвышаясь на зеленых холмах, в честь которых и получил свое название, окруженный столетними дубами и грациозными буками, которые укрывали его от ветров и непогоды, Гринхилл поражал своей историей и традициями. Ливи почувствовала, что в этом месте она сможет стать образцовой женой и приветливой хозяйкой, что здесь она сможет блеснуть.
В прошлом ее опыт общения с домашней прислугой ограничивался уборщицей, которая раз в неделю приходила к Каллаганам, однако перед лицом многочисленной прислуги Гринхилла Ливи держала себя очень важно и строго.
– Я буду сама готовить большую часть блюд, миссис Шеридан, – заявила она экономке, – и подавать их я стану сама. Иногда – когда, к примеру, у нас будут гости – мне потребуется ваша помощь, вне всяких сомнений. Но если мы будем дома вдвоем, я буду сама ухаживать за мистером Уолшем…
Хоть Ливи и была юной и неопытной, ее манера убедила почтенную миссис Шеридан изменить порядок, к которому она привыкла, когда родители Кена были живы.
